«КАК СЕЙЧАС НЕ ХВАТАЕТ НАМ ОТЦА ГЕОРГИЯ! ОЙ, КАК НЕ ХВАТАЕТ!». Воспоминания протоиерея Сергия Правдолюбова об архимандрите Георгии (Тертышникове)

Свято-Троицкая Сергиева Лавра являлась и является центром духовного просвещения, колыбелью русского богословия, выпустившей из своих стен сонм достойнейших иерархов, пастырей и мыслителей. Одним из них стал архимандрит Георгий (Тертышников). Плодом деятельности архимандрита Георгия как ученого богослова стали сотни публикаций. Его трудами были подготовлены материалы к канонизации Радонежских подвижников: родителей преподобного Сергия Радонежского – преподобных схимонаха Кирилла и схимонахини Марии, преподобного старца Варнавы Гефсиманского, преподобного Антония (Медведева), преподобномученика Кронида (Любимова). За этой работой видится бесконечная любовь к своей родной обители – Свято-Троицкой Сергиевой Лавре.

Любовь к лавре отец Георгий пронес через всю свою непростую жизнь. Но особое место в жизни батюшки занимал святитель Феофан Вышенский. Отец Георгий оказался первым исследователем в новейшей истории, который популяризировал наследие святителя Феофана, показав, что его труды актуальны во все времена и отвечают на многие сложные вопросы современного общества. Святитель Феофан всю свою жизнь посвятил поискам пути ко спасению, и отец Георгий старался следовать по этому пути, опираясь на наследие и духовный опыт святителя. Этому наследию посвящены кандидатская и магистерская диссертации архимандрита Георгия. Им были подготовлены материалы для канонизации Вышенского подвижника… Последние написанные отцом Георгием в этой жизни строки также посвящены святителю Феофану. Начатая им рукопись осталась незавершенной и лежала на рабочем столе келлии отца Георгия в день его блаженной кончины, последовавшей 2 октября 1998 года.

В этот день нам хотелось бы почтить его память, представив вниманию читателя беседу, в которой своими воспоминаниями об архимандрите Георгии делится его сподвижник и собеседник: почетный настоятель храма Живоначальной Троицы в Троице-Голенищево, член Синодальной Богослужебной комиссии, член Союза писателей России, доктор богословия, священник в шестом поколении, в роду которого  одиннадцать святых – протоиерей Сергий Правдолюбов (+24.08.2024)

– Отец Сергий! Вы преподавали в Московской духовной академии вместе с отцом Георгием. Очень бы хотелось, чтобы вы поделились воспоминаниями об этом замечательном человеке.

– Да, одно время мы все вместе преподавали в академии: отец Георгий (Тертышников), отец Макарий (Веретенников) и я. Я с отцом Макарием учился на одном курсе, а отец Георгий учился до меня, он был намного старше. Мне не довелось слушать его лекции. А когда я закончил академию, то уже ушел из Троице-Сергиевой лавры на приход. Спустя 10 лет я пришел преподавать в академию, тогда мы и познакомились с отцом Георгием, часто общались. Защита моей диссертации состоялась 25 декабря 1989 года, а следующая магистерская защита была у отца Георгия – о святителе Феофане Затворнике. Я заранее купил цветы, спрятал их, а после того как отец Георгий защитился, я ему торжественно их преподнес. По себе знаю, как тяжело дается защита, поэтому хотелось его порадовать. Мы с ним общались в профессорской, он всегда прекрасно, очень глубоко говорил.

Я радовался тому, что мог послать к отцу Георгию любого нашего прихожанина с самыми трудными вопросами – как к авторитетному, опытному монаху, не столько к магистру, сколько к духовному человеку.

Бывает так, что приходской батюшка не дерзает самостоятельно решить вопрос, возникший на Исповеди, особенно если дело касается общения исповедующегося с лукавыми духами. Область борьбы с ними – это как раз то, что принадлежит по преимуществу монашествующим, а не мирским священникам. Не буду рассказывать обстоятельств одного молодого человека, но он мне пересказал нечто похожее на последнюю часть жития святителя Василия Великого, в котором говорится о юноше, который влюбился в девушку и из-за этого душу диаволу продал. Нечто подобное случилось и с этим молодым человеком.

Я у него спросил:

– А вы расписку давали?

– Нет, расписку диаволу я не давал, просто положил ее на полку, а она потом куда-то исчезла.

Самостоятельно решить такой важный вопрос я боялся и попросил этого молодого человека съездить к отцу Георгию. Тот спросил прямо:

– Так договор все-таки был или его не было?

– Нет, – сказал молодой человек. – Никакого договора не было. И общения с кем-то из духов тоже не было.

– Тогда можно просто принести покаяние и причаститься.

Отец Георгий сказал это решительно и твердо. Я даже удивился такому дерзновению. И потом проверял в Псково-Печерском монастыре, спросил отца Иоанна (Крестьянкина) и отца Тавриона (Батозского): почему отец Георгий так смело сказал? Прав он или не прав? Они подумали и подтвердили: да, прав. Договора не было. Так я убедился в особом дерзновении отца Георгия в этом нелегком вопросе и исполнился еще большим к нему уважением и почитанием, хотя и не говорил ему об этом открыто.

Отец Георгий вникал в различные детали духовной жизни даже малознакомых людей, стремился им помочь разобраться. Об одной характерной истории в лавре, связанной с отцом Кириллом (Павловым), батюшка мне рассказал.

«Иду по лавре, то ли на Исповедь, то ли куда-то еще, и вдруг слышу: женщина плачет в голос – как сирена ‟скорой помощи”. Спрашиваю: что случилось, чем вам помочь?

– Мне помочь нельзя!!! – рыдает она. – Я была у отца Кирилла, он меня благословил на монашество, а у меня дочка маленькая, что же будет с дочкой, если он меня на монашество благословил?»

И тогда отец Георгий взял ее за руку, прошел все препоны, чтобы попасть к отцу Кириллу, поставил эту женщину перед ним и говорит:

– Отец Кирилл, что делать? У женщины этой девочка маленькая, а вы ее на монашество благословили…

– А что же она молчала? – удивился отец Кирилл. – Конечно, не надо ей идти в монахини, раз у нее младенец растет, пускай воспитает его, вырастит, а потом видно будет…

Отец Георгий часто выступал на радио «Радонеж», и эти выступления нас всегда радовали. Мы с удовольствием слушали его прекрасный, вдохновенный, молитвенный голос. И очень я скорблю, что при жизни ему не всегда отдавали должное. Он хотя и защитил магистерскую диссертацию (а по старому Уставу МДА параллельно с вручением диплома магистра присваивалось звание профессора), но ни ему, ни мне звание профессора не дали. Я к этому довольно спокойно отнесся: у меня-то свой приход, семья, дети…

А отец Георгий одно время очень скорбел от невнимания. И когда он умер, то в надгробной речи владыка ректор назвал его профессором. Но нужно ли звание профессорское, когда человек лежит в гробу? Ему уже нужно другое «звание» – на небесах. Жаль, что при жизни мы порой были так невнимательны к нему...

– Батюшка, а помимо вас с отцом Макарием, у отца Георгия были еще друзья?

– Наверняка, он же был духовный, Божий человек. Он со всеми, можно сказать, был дружен. Человек духовный всегда излучает радость, мир, тишину. К нему тянутся, как к живому огню, как к свече, горящей в темноте, – всем вокруг и тепло, и радостно, и светло. Народу к отцу Георгию приходило всегда очень много: и студенты, и семинаристы, и преподаватели. К сожалению, я мог приезжать из Москвы в лавру лишь раза два в неделю. Прочитаю лекции – и уеду. До сих пор жалею, что я так мало общался с отцом Георгием, с лаврскими монахами и преподавателями. С ранней юности я почему-то немного опасался монахов – они казались мне людьми исключительно небесными, с которыми страшно разговаривать человеку земному. Я считал, что думают они только о небесном, а наши земные проблемы им совершенно чужды. Но потом так сложилось, что именно монахи помогали мне больше всего…

Мне очень дорога фотография, где вместе с отцом Георгием и отцом Макарием (Веретенниковым) мы сидим в актовом зале духовной академии. Три магистра, три веселых друга[1]… Это редкая фотография в своем роде, потому что магистров немного, и чтобы они вместе сидели и не поругались – такое случается нечасто... Это было удивительное время – некая духовная весна в академии, нам было очень интересно преподавать, интересно общаться, интересно видеть и слышать замечательных людей, к которым, конечно, относится и отец Георгий.

– Батюшка, вы никогда не были у отца Георгия на Исповеди?

– Никогда! Жалею, скорблю! Вот, не хватает у нас понимания, что был он уникальным человеком. Тогда казалось, что впереди безбрежное море времени, что он доживет до 90 лет, что я еще успею к нему прийти за советом. А потом – раз! – и он ушел практически мгновенно.

Ему стало плохо на платформе, когда он ехал в Москву. А ведь был он совсем еще не старый… И когда он уже лежал в гробу в Духовском храме, я после лекции зашел проститься перед его отпеванием. На лице у него лежал плат. Я, как коллега, тоже магистр, собрат его, дерзнул приоткрыть воздух и взглянуть на лицо. Никогда при жизни не видел у него такого лица. Обычно он много скорбел, а здесь лежал успокоенный, радостный, светлый… И так ему хорошо, так хорошо! И я сказал: «Ох, отче Георгие, моли Бога о нас! Хорошо тебе зде быти!» Ушел он от всех хлопот, проблем, от всяких обязанностей – и лежит, никому ничего не должен, он уже там, со всеми святыми.

А еще я очень скорблю, что так и не поговорил с отцом Георгием об Иисусовой молитве, не попросил его наставить меня, как можно ум свой собирать воедино, чтобы он не был рассеянным, чтобы, зацепившись умом за молитву, предстоять Богу без всяких посторонних мыслей. А теперь поздно – уже нет с нами отца Георгия, у которого можно было бы спросить об этом.

Вот такие светлые воспоминания о нашем дорогом отце. Как сейчас не хватает нам отца Георгия! Ой, как не хватает! Да упокоит его Господь в Своих небесных селениях, и просим батюшку, чтобы он откликался на просьбы коллег и наши молитвы.

Иеромонах Пафнутий (Фокин)