Тот, с кем с вышнего мира общаются, никаким человеком уже брезговать не будет. Памяти архимандрита Германа (Чеснокова)

Рядом с отцом Германом бывало и страшно. Потому что его фронт – один из самых напряженных в церковном служении: тут нечистая сила уже не скрывала себя. Но многие о годах, проведенных с батюшкой, вспоминают как о самых удивительных в жизни. Потому что и сила Божия там, где человеконенавистник куражится, особенно очевидно себя являет…

Раньше-то советская пропаганда оболванивала, а сейчас почему люди позволяют себя доводить до беснования?

Чтец Иоанн Макушенко:

– Отец Герман был очень милостивым пастырем, – только такой и мог принимать всех тех болящих, что ехали к нему со всей страны и из-за рубежа. Даже когда батюшка проявлял необходимую строгость, он как бы юродствовал. Знаю, наведывался к нему то и дело один, как мы бы сказали, «попрошайка». А батюшка, помню, кричит на него:

– Иди-иди отсюда!! – а сам потихонечку, смотрю, вкладывает ему в руку рублики и шепчет так ненароком: – Еще потом приходи.

Нуждающимся он на самом деле всегда помогал. Трапезы многолюдные постоянно на подворье Лавры, в храме Апостолов Петра и Павла, где настоятельствовал, устраивал. Но он не только материально поддерживал – кормил голодных, – он еще как-то умудрялся им и какие-то хотя бы базисные нравственные, духовные основы привить, чтобы дальше у них уже жизнь могла на чем-то твердом выстраиваться. Для него не было пропащих людей, он непременно видел какую-то перспективу для каждого, – другое дело, конечно, захочет ли сам человек воспользоваться всегда имеющейся возможностью…

Батюшка и сетовал, бывало:

– Почему же Владимир Владимирович Путин не заботится о том, чтобы Закон Божий детям со школьной скамьи преподавали. Ведь столько граждан гибнет. Жизни молодые ломаются. Девчонкам бы матерями быть, а их развращают разными телепередачами непотребными… А наркоты сколько, пьянства. Цели в жизни нет, а ее нужно с детства-юношества открывать подрастающим поколениям. Они же просто не знают элементарных вещей, а то, что слышат из средств массовой информации, губительно.

На отчитках часто так и подсказывал, в чем каяться надо, – к нему же и многие из того же шоу-бизнеса приезжали: намучаются сами или с детьми. Это если еще дети есть. А то к батюшке часто парами приезжали, так он сразу мог спросить:

– Сколько вы абортов сделали?.. Чего же вы теперь от Господа хотите? После пяти-то абортов уже просто изувеченный организм ни зачать, ни выносить не может…

Помогал покаяться. Некоторым теледивам напоминал, сколько от них другим соблазна исходило, – это же всё и чужие жизни разломать могло, а теперь вот сами расхлебываете… По уставам Церкви учил жить: поститься, в храм обязательно ходить, в таинствах участвовать, молиться утром-вечером-перед едой… – ведь всё просто и открыто. Зачем же сами себя губят люди, отказываясь от жизни с Богом? Всё им кажется, что что-то нейтральное возможно? Так это диавол и внушает: будто его нет. А в духовно-нравственной жизни – ты или с Богом, или с человекоубийцей же против Бога (ср. Мф. 12, 30). Третьего не дано.

Сокрушался батюшка и о том, сколько сейчас от сидения за компьютером, от Интернет-зависимости портится народу. Игры, фильмы там какие-то, развратные или нагнетающие агрессию, подсовываются молодежи. Диавол двумя этими рычагами особенно и заправляет: сладострастие и гнев. Зачем же эту ядовитую блевотину впускать себе в душу? Но если детей измала не воспитывать в чистоте, у них и не будет навыка отвращения к душевредным непотребствам.

Отец Герман переживал, что на смену ему, на его поприще, никто не отваживается прийти. Но если каяться да жить церковно, то и отчитки не нужны будут. Ладно, это после советской власти, как говорил один, также отчитками занимающийся, батюшка (который всех отчитывал – и тех, кто одержимых к нему привозил):

– В СССР небесноватых нет.

Тогда-то храмы были закрыты. А сейчас-то по плодам всё уже всем понятно должно стать – каково это жить без храма. Что людям мешает не доводить себя да детей до беснования?

Поразительно, что батюшка чуть ли не до последнего принимал к себе в духовные чада. Силы духовные у него еще были. Он вообще, известно, брата своего прямо воскресил – спешил к нему на родную Кубань, причастить надеялся перед смертью, а тот прямо перед его приездом скончался, уже смерть констатировали, а отец Герман к нему подошел, тот вдруг задышал…

– Причащаться будешь? – спрашивает.

Тот кивнул. Причастился – и уже такой счастливый отошел тут же ко Господу. У них вся семья верующая была.

А к батюшке в последние годы, кстати, многие и из Малороссии ехали, из самого эпицентра на тот момент, – знали, что он сам с южных рубежей (а там всегда всё более неистово происходит). Отец Герман всех жалеючи принимал, помогал, чем мог. У меня так к нему знакомый батюшка после смерти своего духовника попросился под окормление, и отец Герман его принял, – хотя это и было буквально не так давно. Помню, отец Герман его еще благословил:

– На творение спасительного подвига.

Для спасения-то нужен подвиг.

Монах – тоже человек, «звезды» – тоже люди, бомжи – наши братья и сестры во Христе

Галина Сергеевна Чесанова:

– Мы с отцом Германом земляки. Батюшка тоже на Кубани родился, в городе Лабинске. В многодетной семье. Он всю жизнь так и любил детей, что всё-таки не у всех, кто отличается монашеским устроением, бывает. А батюшка для нас, тогда маленьких, всегда был, как в том анекдоте, когда малыш, не зная, кто перед ним, назвал священника «Дед-Морозом в черном». Вот так и отец Герман, – у его рясы были просто бездонные, как нам казалось, карманы, и в них всегда – конфетки, леденцы, мандарины для детворы. А нас же – много! Так что его карманы нам вообще всегда волшебными представлялись.

Около него люди просто отогревались, к нему и взрослые тянулись – и рядом с ним сами точно детьми становились (ср. Мф. 18, 3). Батюшка – прямо воплощенная доброта был: те, кто с ним общался, никогда его ласковых, любящих глаз не забудут. Сам чистый, светлый, как ребенок.

Он родился в первый год войны – в 1941-й, на попразднство Успения Пресвятой Богородицы – 30 августа. Так что всю жизнь память смертную очень остро переживал, жалостливый был ко всем, – помнил, что все мы, люди, здесь, на этой земле, недолговечны. Особенно родители! Вот о чем он часто-часто напоминал! Всегда увещевал не обижать родителей, уважать их, навещать, благодарить за жизнь. «Иначе потом жалеть всю жизнь будете», – предупреждал. И это были не просто слова, а его собственный опыт: до самого последнего дня он ездил к своей матери на свою малую родину. Приезжал к ней всегда с цветами, нежно обнимал, целовал, плакал пред нею. Очень тяжело потом уезжал из дома и долго мог молчать за рулём. Хотя он и был монахом, но и сыновнюю к матери нежность и благодарность в сердце сохранял.

Это у нас часто бывает, кто-то умрет, особенно из родных-близких, а мы тут и спохватываемся: вот недолюбили, там-то не помогли, тогда отмахнулись… А батюшка жил по-евангельски, – чтоб совесть не укоряла. Бодрствовал, – вот чему надо учиться. Его, кстати, в тот же военный, скорбный для народа год сразу и окрестили, дав имя Александр – в честь святого благоверного князя Александра Невского, с чьей памятью связано столько русских побед.

Батюшка за воинов потом всю жизнь, особенно как стал монахом, молился. Тем более за тех, кто без христианского напутствия живот свой скончал. Даже часовенку у храма Апостолов Петра и Павла, где был настоятелем около 30 лет, выстроил: там имена и в Афганскую, и в Чеченскую войну погибших высечены. Его-то фронт был прежде всего духовный. Но он там не только за себя, но именно за души близких, соотечественников – как и его первый небесный покровитель, как и второй, по имени в монашестве, – бился.

А монашество он, кстати, так принял. Батюшка нам рассказывал эту историю. Он сам все-таки для себя путь семейной жизни тоже не отсекал, общительный был, любил деток. Просто ждал знамения от Бога, чтобы Господь Сам открыл о нем Свою волю. И вот, пришел тогда еще Александр, студент последнего курса семинарии, после молебна преподобному Сергию к себе в келлию и, по благословению лаврского духовника, у которого исповедовался и советовался, сам себе так сказал: «Если кто-нибудь придет сейчас ко мне, буду монахом». Стал молиться – и вскоре слышит стук в дверь:

– Молитвами святых отец наших…

– Аминь.

На пороге стоит кто-то из братии и протягивает ему соль… Сам Александр никого ни о чем не просил… Соли ему вроде и не надо было. Но тут же смекнул, что это и есть ответ! Еще и со словами Евангелия созвучный: «вы – соль земли» (Мф. 5, 13). Так он и принял постриг.

Рассказывал батюшка, как Матерь Божия ему являлась, была грозной, даже ругала его, что он много дел стремится переделать, да мало молится!

С тех пор батюшка старался, чем бы он ни был занят, Иисусову молитву творить. И нас всех учил так Пресвятой Богородице угождать. Дела делами, хлопоты хлопотами, но молитву повторяйте, постоянно пытайтесь к ней ум свой возвести. Многим четки дарил, у меня тоже есть такой его подарок на молитвенную память.

– Даже если правило не успеваете почему-либо прочесть, Иисусову молитву творите! – наставлял. Хотя чего, мол, там, – удивлялся, – не успевать? – Но я помню, он как начнет молиться, у него это так быстро получалось! Просто какая-то реактивная молитва была! А когда нам выдаст огромное, как у монахов, правило: и каноны, и акафисты, и утренние-вечерние молитвы… – мы пока только всё это преодолеем, искряхтимся все. Но он нас и детьми, будто будущих иноков, тренировал. Хотя навык молитвы, конечно, знал, и семейным потом пригодится.

Все батюшкины поучения были спасительны. Даже в физическом плане, – в этом многие из его чад убеждались на своих примерах. Помню, как один из меценатов у отца Германа благословение на отдых брал, а батюшка его не пускает, и всё! Тот и возмущаться стал, и возроптал… Причем он с этим вопросом к батюшке даже неоднократно подходил, так уже был настроен на поездку. А потом и выясняется, что ту страну как раз в то самое время цунами накрыло. Да и нечего ему там было делать, – батюшка убеждал. Как-то такие молитвенники умеют ощущать, насколько благоприятен духовно или пагубен общий климат страны. Известно же, что также и преподобный Паисий Святогорец летел как-то в самолете и чувствовал, что очень светлую страну пролетают, – а это Сирия была, веками намоленная, стольких святых миру явившая, да и в наши дни страдалица. Вот так же батюшка тогда почувствовал, насколько много темного чего-то, бесовского в Таиланде уже скапливается, я даже не знаю, был ли он в курсе того, какие там «развлечения» на курортах практиковались. Но батюшка предчувствовал, что это место, как некогда Содом и Гоморра, уже вызывает гнев Божий на себя. Точно так же он, кстати, и про юг России говорил, – проезжаем иной город, а он:

– Ужас! Ужас! Если бы только вы знали, сколько тут женщин черной магией занимаются! Что же они себе готовят… Сколько здесь грязи!!

Потом был один очень страшный случай, женщина всё пыталась завязать, но бесы не отпускали, они же тоже силу имеют определенную над теми, кто предавал себя в их власть… Потом, бедную, у нее же дома всю разорванную нашли, – так никакой бы и садист не смог наизгаляться: что-то там очень страшное произошло.

А то свое чадо-путешественника батюшка тогда так и уберег от той обернувшейся бы смертью поездки. Тот потом слезно каялся в легкомыслии, так и признавал, что второй шанс на жизнь получил, послушавшись духовника.

Хотя батюшка, разумеется, не был противником (в разумных пределах) отдыха. Отдых необходим. Он даже эту известную историю, то ли про святого Иоанна Богослова, то ли про кого-то из как раз известных сирийских анахоретов, приводил, когда на того где-то в пустынных местах наткнулся охотник – и, точно с претензией к пустыннику-подвижнику, удивился:

– И что ты делаешь?! Поймал птичку и гладишь?!

А тот ему несколько раз предлагал натягивать лук:

– Еще… Еще.

– Но если я еще сильнее его натяну, тетива же порвется!

– Вот также и подвиг, если не ослаблять его временами, он может надорвать человека, – ответил авва.

Вот так и отец Герман рассуждал. У него такая синяя газелька-тарахтелка была, так в нее несколько семей поместиться могло, – особенно пока мы, дети, все были маленькие. И вот мы утрамбуемся и, радостные, мчим к храму в селе Радонеж, который батюшке тоже когда-то на попечение дали. Там внизу, за источником, – большое поле. Летними вечерами в этой местности прекрасно: тихо, спокойно. Так что мы прямо после службы могли и угнать туда.

Помню, самое потрясающее детское открытие: «Монах – тоже ЧЕЛОВЕК!» Батюшка нас мог там и на плечах малышню покатать. Потом, смеющихся, сажал на крышу машины, – мы махали ногами и визжали от радости. Могли там и через костер, детвора, попрыгать. Отец Герман не был ригористичен: он не усматривал во всех детских шалостях какой-нибудь сразу же языческий умысел и подтекст. Хотя, помню, когда мы как-то с подружками погадали было перед Крещением, мама меня тут же в охапку – и на отчитку к отцу Герману буквально понесла-потащила. А там тогда как раз какая-то колдунья была, вот я и насмотрелась, как ее крутило и выворачивало, какими ее там нечеловеческими воплями разрывало.

– Вот что с теми, кто заигрывает с нечистой силой, бывает! – мама мне так и сделала внушение.

Подействовало. На отчитках у отца Германа действительно очень страшно было. Там и совсем еще на вид младенцы вдруг матом да какими-то точно прокуренными-пропитыми мужскими голосами басить начинали. Больше мне ни в какие «тарелочки» и пр. вызывания духов играть не хотелось.

Всех нас, кто жил при батюшке, очень строго от всего душепагубного оберегали. Это батюшкина школа, он был очень в этом отношении строг. Требовал полного взрослым, духовно опытным, послушания:

– Слушайся мать! Мать надо слушаться! – то и дело от него слышали.

Это потом уж, когда я замуж вышла, – «Надо мужа слушаться», – наставлял.

Помню, привожу к батюшке своего жениха знакомить. А отец Герман буквально речитативом: «Как звать? – Крещен? – Верующий? – В храм ходишь? – и в ответ на три последних «да» тут же: – Благословляю!» (а потом уже с нами беседовал).

А с детства мы в послушании (которое действительно и в своей семье потом весьма кстати пришлось), на тех самых патериковых историях воспитывались: если сказано – сажать капусту корешками вверх, значит, так и надо ее сажать, и никак иначе. А то батюшка и епитимии давал:

– 30 поклонов! Быстро! Перед иконой.

Или неделю, допустим, акафист каждый день читать. Это всё тоже как раз духовные упражнения, но вот так нас отец Герман соблюдал в трезвении, бодрствовании. Не давал раскисать.

Мы все, включая даже маленьких, строго постились. Это детям на самом деле нетрудно. И никаких там ущербов для здоровья нет, – наши дедушка да бабушки вообще многие на том, что огород давал, и жили, и намного здоровее современных детей были. Единственное, помню, нас как-то в дороге пост застал. И вот, мы остановились на ночлег, а нас семья явно из нецерковных принимала, заходим, а там стол чем только ни накрыт, да вот всё в основном не постное… Сели мы за стол… А мы с детства были воспитаны так, что пост нарушить – это что-то невозможное. Какая такая может быть причина для нарушения поста? Мы же видели батюшку, у него уже тогда болячек много всяких было, и он себе тем не менее никаких поблажек не давал… А тут, глядь – а он стал уплетать всё вдруг за обе щеки, и нам глазами так показывает: «Ну-ка, быстро!»

И потом, мы уже на следующий день в машину сели:

– Никогда, – сказал, – не смейте обижать хозяйку. Что поставили вам на стол в гостях, то и ешьте. Ни хозяйку не смущайте – не осуждайте, ни себя не корите. Что дали, то и вкушайте да Бога благодарите!

Любовь для батюшки на первом месте всегда была. И он не разбирал людей по чинам, по рангам: бомж перед ним, министр, звезда эстрады, – он ко всем с теплом относился. Нищих обнимал, другой запахом да грязью побрезговал бы, а батюшка как братьев во Христе их всех встречал. Кормил, денег давал, только просил на выпивку, уж по крайней мере если не холодно, не тратить. И они старались его не подвести. Надо было видеть этих бедных людей, как они на день его Ангела, откуда ни возьмись, все с самого раннего утра вдруг у калитки с цветами, иногда и с полевыми, выстраивались… А батюшка расцелуется с каким-нибудь «побирушкой» – и тут же подошедшей знаменитости руку пожмет… К отцу Герману же и высокопоставленные люди приезжали, а также певцы, актёры и т.д., – многие представители богемы искали у него исцеления, утешения. Но он и о них заботился так, что, например, просил их хоть здесь оставить в покое, не подходить к ним, уж тем более автографов не просить, когда те записочки поминальные пишут…   Объяснял, что это – тоже люди. «Обычные люди, которые приехали помолиться и отдохнуть душой в наш храм». Это я к тому говорю, что он заботился обо всех одинаково.

На дни Ангела к нему просто сотни людей съезжались. За стол у нас в трапезной человек по 50–60 усаживалось, так мы раз пять за день смены накрывали. Как-то ему огромный торт (так что даже и в дверь не пролазил, в окно заносили) заказали на именины, – он радовался ему как ребенок!

– Вот, девчонки, чего учудили!

Но это огромное угощение тут же разошлось по тарелкам. Говорят: у Бога всего много. Сколько ему всего Бог посылал, но и потчевал батюшка многих. Точно так же, как и помогал. Сказано также: не оскудеет рука дающего (ср. Лк. 6, 38).

Помню, чудо было. Когда здание школы при храме еще только строили, приезжает самосвал с кирпичами. Рабочие начинают их уже выгружать. А батюшка маме моей вдруг и шепчет:

– Денег нет… – (они у него могли и быть накануне, но если у кого-то была нужда, он и отдать их мог какой-нибудь семье погорельцев…).

Рабочие кирпич уже выгружают… А батюшка смотрит по сторонам. Вдруг на двор заруливает прямо с заносом другая машина. Весьма представительского вида:

– Что у вас тут случилось?! – буквально выкрикивает кто-то, распахнув дверцу, и вдруг появляется во весь рост очень красивая, вся из себя разодетая женщина.

– Представляете, – батюшка разводит руками, – кирпич привезли на строительство, а денег нет… – помню, как тогда еще на него рабочие тут же обернулись.

– А сколько надо? – уточняет та.

Батюшка называет сумму. А она:

– ?!! – достает какой-то сверток, – Я ровно эту сумму ехала пожертвовать совершенно в другой монастырь! – а потом, уже вручив, объясняет: – Как будто в какой-то тонкий сон провалилась – и слышу, точно знаю, что это голос Божией Матери: «Езжай в Сергиев Посад, в храм Петра и Павла». Я и храма-то такого не знала… Вот и приехала спросить: что у вас тут стряслось?

А батюшка улыбается:

– Спасибо-спасибо, – Божией Матери он как раз и взмолился!

И так постоянно у него всё на стройках да реконструкциях храмов и двигалось. Пресвятая Богородица и святые не оставляли.

Нужно вот только начать с этого момента жить по-новому…

Максим Алексеевич Назаренко:

– Когда-то, около десяти лет тому назад, я приехал в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, с желанием жить под покровом игумена земли Русской Сергия, а также под присмотром и моего святого, преподобного Максима Грека. Я совершенно не представлял, что меня ждёт. Благочинный Лавры принял меня и после обстоятельного разговора сказал:

– Вчера у нас отошёл ко Господу дежурный храма, в котором совершает чин исцеления больных и одержимых злыми духами людей архимандрит Герман. Будешь работать в этом храме вместо покойного дежурного.

Если бы я приехал на пару дней позже или раньше, то, несомненно, получил бы другое послушание и никогда не столкнулся так близко с отцом Германом. Но Господь, видимо, решил сделать мне подарок, и наступили три самых удивительных года моей жизни.

Надо сказать, что отец Герман проводил отчитку во второй половине дня, а перед этим в той же церкви – надвратном Иоанно-Предтеченском храме Лавры – с 6 и до 11 утра шла Исповедь. Лаврская братия исповедовала всех – и тех, кто просто пришёл на таинство Исповеди, и тех, кто приезжал именно к отцу Герману. Последним, после Исповеди, давалось благословение на отчитку. Отсеивались те, кто хотел присутствовать из любопытства, и те, у кого в отчитке не было необходимости. К середине дня, когда Исповедь заканчивалась, храм полностью заполнялся приехавшим со всей России и из других стран народом. Это были очень разные люди. Богатые и бедные, явно духовно больные и с виду здоровые, молодые ребята и девушки, а, бывало, и старики, земная жизнь которых вот-вот уже подходила к концу. Цыгане, не умеющие писать, просившие меня написать записку с их именем, и люди с несколькими высшими образованиями. Руководители крупных компаний. Алкоголики и наркоманы. Были измученные разными плотскими страстями. Женщины, пытавшиеся играть роль каких-то недомужчин, и мужчины, которых дьявол пону́дил мечтать создать из себя недоженщин. И самое тяжёлое: приводили детей. Подростков и совсем еще крох – духовно больных, одержимых бесами. За что ребёнку, который сам, сознательно, ещё не успел совершить тяжкий грех ни по отношению к себе, ни по отношению к окружающим, такое наказание?

– Это не ему наказание, – объяснял отец Герман. Это последствия каких-то родительских смертных грехов.

Но было в этом собрании всегда и что-то хорошее. И отрадна была именно попытка большинства присутствующих изменить свою жизнь. Они хотя бы приехали сюда. Часто за тысячи километров, не зная и не понимая, что такое Бог, что такое разговор с Богом – молитва, что такое спасение. Под грузом греха, отчаяния, боли и депрессий они всё-таки надеялись на лучшее.

Перед собственно отчиткой отец Герман всегда произносил проповедь. Он выходил на амвон, и в переполненном храме всё замирало. Говорил очень просто. Ведь перед ним были люди, многие из которых впервые пришли в храм, к священнику. Он рассказывал о добре и зле, о проявлениях к нам Божественной любви, о том, как человек постепенно предаёт Господа и попадает в рабство тёмным, бесовским силам, о том, что каждый из нас не может быть сам по себе. Объяснял, что тот, кто в этой, земной жизни был с Богом, – будет и после всегда в любви и сотворчестве с Мироздателем. А кто жизнью своей отрёкся от Бога и стал работать диаволу – будет вечно в рабстве у повелителя своего сатаны, – и это нескончаемая мука. Объяснял, что такое смертные грехи. Наставлял о заповедях блаженства, то есть, говоря современным языком, заповедях счастья, счастливой жизни. О Христе. Об искуплении Им грехов человечества, наших с вами грехов. Проповедь архимандрита Германа можно найти в Интернете, и сама по себе, в печатном варианте, она не производит очень сильного впечатления. Но важно было то, что все в храме сразу же понимали: этот человек сам живёт так, как хочет, чтобы жили, себе же во спасение, другие. Он не просто что-то говорит. Он так являет в слове свою жизнь. И хочет передать свой опыт жизни другим. И жизнь такая – есть, она возможна для каждого. Любой может отбросить свои смертные, зловонные страсти, ставшие уже вторым естеством, и как ребёнок разговаривать с Богом, и получить бесконечную любовь и милость Божию. Получить прощение. Во время отчитки в храме раздавались часто крики, рычание... На одержимых бесами людей – то есть тех, в ком бес сидел именно внутри, избрав себе, по грехам человека, его тело как жилище, – было тяжело смотреть. Бывали моменты, когда мне было совсем страшно. Мне же приходилось напрямую контактировать с людьми, обладающими в моменты беснования нечеловеческой силой.

Но не это я помню, а помню непередаваемое ощущение счастья, чуда и явного присутствия Божия на каждой без исключения, за все три года моего дежурства, молитве архимандрита Германа. У людей загорались давно потухшие глаза, у них появлялись детские улыбки на лицах, у кого-то – слёзы. И это не было каким-то гипнозом или сектантским трансом. Просто все чувствовали, что этот семидесятилетний уже, шатающийся от усталости седовласый священник наполнен такой любовью, и силой, и жалостью, и нежностью к ним, что хватит на всех, и они тоже дети Божии, и они тоже так могут, нужно вот только начать с этого момента жить по-новому.

Впоследствии, конечно, у каждого из этих людей была своя сложная дорога – или к Богу, или опять от Него. Но направление именно к Богу отец Герман показывал всем – своим примером, своей молитвой, своей жизнью.

Он недавно ушёл от нас. Когда я об этом узнал, боль и тоска сжали моё сердце. Но потом Господь как-то ласково убрал эту скорбь, и на смену ей пришло радостное и торжественное чувство того, что 8 августа 2020 года Небо получило себе ещё одного праведника, а мы, оставшиеся здесь, на земле, – ещё одного молитвенника о душах наших.

Подготовила Ольга Орлова

Источник: Православие.ru

Внимание! Троице-Сергиева Лавра собирает воспоминания об архимандрите Германе (Чеснокове).
Обращаться в канцелярию обители. Электронная почта канцелярии: office@lavra.ru