«Самое главное — встретить Бога. Если это произошло, все вопросы отпадают».

Регент монашеского хора Троице-Сергиевой Лавры иеродиакон Михей (Соррэ) рассказал «Православному паломнику» о своем творчестве, пути к монашеству и роли архимандрита Матфея (Мормыля) в его жизни.

Иеродиакон Михей (в миру Серж Соррэ) родился в 1972 г. в Париже (Франция) в православной семье. Его дед, офицер Русской Императорской и Добровольческой армий Владимир Александрович Циолкович (1897–1988) эмигрировал во Францию через Чехословакию в 1925 году. По окончании средней школы Серж трудился на клиросе на приходе преподобного Серафима Саровского в Париже. В 2002 г. переехал Россию. В Свято-Троицкой Сергиевой лавре был пострижен в монашество и рукоположен во иеродиакона наместником Лавры, епископом Сергиево-Посадским Феогностом, с именем Михей в честь преподобного Михея Радонежского, келейника преподобного Сергия.

Хор имени прп. Иоанна Дамаскина (Chorale Saint Jean Damascène).
Серж Соррэ (в будущем иеродиакон Михей) в центре в нижнем ряду.

— Ваша жизнь неразрывно связана с музыкой и монастырём. Что пришло раньше — любовь к музыке или зов к монашеству? Как эти два пути сошлись в одной точке?

— В 1988 году отец Матфей приехал в Париж со своим хором, тогда я с ним познакомился. Конечно, издалека — мне тогда было 16 лет. Для меня это было очень большое открытие: вот это пение живое, настоящее, русское, очень духовное, молитвенное. После этой встречи я, до того бывший пономарём, начал сам управлять хором. Ранее я занимался пением. Моя мама, матушка Александра[1], управляла молодежным хором разных приходов Парижа. Там я пел, а через несколько лет сам стал управлять этим хором, с которым в 1998–1999 годах мы записали два диска, и тогда у меня уже возникла тяга к монашеству, но окончательного решения я еще не принял.

Монахиня Александра (Циолкович)
(1947 – 2025)

Со временем встал вопрос: жениться или идти в монастырь. Но во Франции, не было русских мужских православных монастырей. Женские есть, есть и греческий мужской, — очень красивый, но всё-таки традиция не наша. Поэтому этот вопрос долго оставался нерешённым.

В 2000 и в 2001 году протодиакон Иоанн Дробот устроил с небольшим хором паломничества в Лавру и познакомил нас с отцом Матфеем. Это была очень важная встреча: мы общались, пели у него. Тогда мне открылась настоящая монастырская жизнь, о которой я думал так давно.

После паломничества многое прояснилось. Когда я вернулся, наш архиерей, владыка Сергий (Коновалов), пришёл ко мне домой и во время разговора спросил: «Ну что ты хочешь, жениться или принять монашество?» Я говорю, у меня романтическое видение монашества. Пока не поживу в монастыре, что я могу знать? Через книжки — это все другое.

Сергий (Коновалов) (1941-2003)
архиепископ Евкарпийский, управляющий Западноевропейским экзархатом русских приходов Константинопольского патриархата

Он подумал и сказал: «Давай, поедешь в Лавру на полтора года, попоешь у отца Матфея, поживёшь в монастыре и определишься». Я оставил свою парижскую жизнь — пел тогда на приходе, управлял мужским квартетом — и поехал в Лавру. Сначала на полтора года.

Через год я вернулся во Францию чтобы оформить документы и снова встретился с владыкой Сергием. Сказал, что за год ничего не понял. По-русски еле-еле еще говорил. Мне нужно больше времени, чтобы почувствовать и понять. Чувствовать-то я чувствовал, но еще далеко был до определения. Он ответил: «Бери, сколько тебе нужно времени. Когда определишься — возвращайся. Тогда уже не я буду архиереем (он буквально через две недели скончался, мы с ним успели попрощаться). Когда будешь готов — скажешь мне».

Потом разные были моменты в епархиальной жизни в Париже. Я решил перейти в Русскую Православную Церковь и остаться в монастыре. Меня приняли как послушника в Лавру. Со временем стал монахом, затем иеродиаконом.

Что касается музыки, то именно общение с отцом Матфеем раскрыло мне большие возможности в пении. В Париже у нас была своя традиция, но узкая и не живая: десятилетиями она почти не менялась. Мы её очень ценили, но ничего нового туда не добавлялось. А у отца Матфея репертуар был огромный и постоянно обновлялся. Он писал свои изложения разных композиторов. Не просто «для мужского хора», а именно для своего хора — он знал, что они могут спеть, что не могут.

Он создавал музыку так, чтобы она хорошо звучала в монастыре. Ведь есть композиторы, которые пишут для соборов или для концертов, а монастырское пение, для монахов, должно быть простым, на четыре голоса. Но у него хор был большой — из братии и студентов, 40–50 человек, поэтому возможности другие. Он сумел соединить два стиля — кафедральный и монастырский, но при этом очень четко понимая, что такое монастырское пение. Сольных партий не было вовсе, всё сдержанно. Так родился особый «лаврский» стиль.

По его примеру я понял, что и пение, и монашеская жизнь должны быть живыми и творческими. Не просто читать то, что написано в книгах — великолепных, что Отцы нам передали, — но и жить этим опытом. Так и с музыкой — есть множество композиторов, но далеко не каждый из них будет воспринят в монастыре.

В Лавре меня поразило многообразие стилей: у отца Матфея был свой, другие регенты ему подражали, но у каждого были свои особенности. А ещё у нас есть знаменный хор, который поет в один голос. И в Лавре это прекрасно сочетается со всей нашей жизнью.

Таким образом, у нас в Лавре было три стиля: простые будничные службы, которые поёт только братия, только монахи; хор в Троицком соборе, ежедневно поющий литургию у мощей преподобного Сергия знаменным пением, и разные хора, поющие в стиле отца Матфея.

Рожденный 5 марта 1938 г., в день памяти прп. Льва Катанского, Лев Мормыль с юности посвятил себя служению Богу и Церкви. В 17 лет он стал псаломщиком храма родной станицы Архонской Ставропольской епархии, окончил Ставропольскую духовную семинарию и в 1959 г. поступил в Московскую духовную академию. В 1962 г. принял постриг с именем Матфей в честь святого евангелиста. За девять лет прошел путь от иеродиакона до архимандрита.

Отец Матфей много лет служил преподавателем Московской духовной академии, в 1988 году был удостоен звания профессора МДА; нес послушание благочинного, трудился в Синодальной комиссии по канонизации.

Однако главным делом жизни архимандрита Матфея стало управление лаврским хором. Именно как главный регент хора Троице-Сергиевой Лавры он стал известен без преувеличения во всем христианском мире.

Я тоже начал понемногу заниматься переложением песнопений композиторов разных традиций для мужского хора, именно для Лавры. И очень редко писал или гармонизации, или небольшие композиции. За 20 лет немного накопилось.

Первое песнопение, которое я написал в 2003 году, — «Единородный Сыне» 7-го гласа. Я сделал гармонизацию, которую сам отец Матфей посмотрел, чуть-чуть изменил один момент и благословил петь её на левом клиросе. Так мы и исполняли её — он смешанным составом на правом, а я малым мужским составом на левом.

Потом написал ещё несколько песнопений, собрал их, оформил. И вот в этом году выпускаю Литургию — мой первый опыт целой Литургии. Мы уже записали её, готовим к изданию и партитуру, и диск.

— Отец Матфей был Вашим духовным и профессиональным наставником, легендарной фигурой. Каким он был человеком вне клироса? Какой главный, не музыкальный, а жизненный урок Вы от него получили?

— Что очень сильно всех поразило, когда мы приехали с хором отца Иоанна Дробота, это когда мы встретились с отцом Матфеем, он пригласил нас ужинать. Нас было человек 20–25 вместе с его помощниками. Общались на самые разные темы. И удивительно было, как он внимательно слушал каждого. Через три дня он снова пригласил нас в тот же зал. И вдруг обращается: «Ну как сядем? Как в тот раз? Давайте — отец Иоанн, Константин Кириллович, Серёжа, Матфей, Андрей…» — всех запомнил по именам и отчествам, ещё и помнил, кто где сидел, какие разговоры были. Это всех потрясло: у него была огромная любовь и внимание к каждому человеку. До этого никто такого не встречал никогда.

Протодиакон Иоанн Дробот

Помню ещё, приехал какой-то хор, пели средненько. Я подумал: «Ну, сейчас он осудит, ведь это далеко не его уровень». Но он нашёл что-то хорошее, и сразу отметил это — и всё внимание обратил на достоинства.

Ещё случай: в 2001 году мы поехали в село Душоново на престольный праздник в честь Тихвинской иконы Божией Матери (село Душоново находится в городском округе Щёлково Московской области — прим. ред.). Тогда благословили послужить нашего архиерея, владыку Сергия. Отец Матфей разделил свой хор на две части: первая половина пела до Преподобного (дня памяти преподобного Сергия Радонежского – прим. ред.), вторая отдыхала. И вот из первой, самой хорошей, половины хора отца Матфея приехали певчие. И наш хор, наш состав, распределили на правом и на левом клиросе. Он говорит: «Ваш архиерей — ваша “ис полла”». Мы втроём, мальчики с непоставленными голосами, вышли петь на центр храма, рядом с лучшими певчими его хора. Я думал: «Ну всё, сейчас ужас будет, он нас просто выгонит из храма». Но он и тут нашёл доброе: «Послушайте, какая у них хорошая чистая интонация!» То есть он всегда искал в человеке – не только в музыке, но в человеке, в характере, в духовной жизни, — что-то хорошее. И находил.

Многолетие на отпусте. Гармонизация архимандрита Матфея (Мормыля).
Будничный хор Свято-Троицкой Сергиевы Лавры, регент — иеродиакон Михей (Соррэ).

— А какой самый ценный профессиональный совет от него Вы вспоминаете чаще всего? Возможно, что-то что казалось простым, но оказалось ключевым.

— Его подход к службе. Каждая служба для него была как последняя. Не так, что «сегодня отдохнем, а завтра концерт». Нет, до завтра может не дожить — ни певчий, ни служащий перед престолом, ни кто-то из молящихся. Может быть, это последняя служба в жизни — и надо отдаваться духовно как последний раз в жизни. И это у него получалось очень мощно.

— У Вас музыкальные корни, родители были связаны с музыкой. Чем, на Ваш взгляд, отличается дирижирование светским хором от регентского служения в монастыре?

— Мне трудно сравнивать. Я никогда профессионально не учил музыку — только чуть-чуть сольфеджио. Никакого профессионального опыта у меня нет. Опыта светского у меня нет вообще никакого. Как другие дирижеры управляют, я не интересовался.

Архимандрит Матфей (Мормыль) (1938-2009)

А от отца Матфея я многое перенял. Помню, в Лавре в 2002–2003 году на спевках он управляет, и жестами особо ничего не показывает. Я даже в какой-то момент подумал: «а он вообще умеет?» (смеется) И тут посмотрел видео его выступления в Регенсбурге (Германия) — и увидел, какой это наимощнейший профессионализм. Но этот профессионализм может работать только при определенных условиях.

«С нами Бог», музыка свящ. В. Зиновьева
Объединенный хор Свято-Троицкой Сергиевой Лавры и Московских Духовных Академии и Семинарии под управлением архимандрита Матфея (Мормыля).

Во-первых, кроме, естественно, гениальности отца Матфея, нужны певчие, которые способны. Если материала нет, такого высокого уровня не достичь. Во-вторых, нужна очень качественная работа на спевках. У отца Матфея их было по две–три в неделю, по три часа. После которых ты выходил, и тебе только отдохнуть, уже ни учеба, ничего — только прийти в себя, уже ни на что сил не оставалось — настолько это была серьёзная, и физическая, и психологическая работа.

Архимандрит Матфей (Мормыль) (1938-2009)

Без этих условий достичь пения отца Матфея не получится. Получится только по сетке, но этого духа не получишь.

Когда я сам управляю, понимаю, что технически я на многое не способен. Но стараюсь искать главное — подачу звука, текста, душевность и духовность в каждом песнопении.

Скажем, псалом, ектения, тропарь, стихира, Херувимская, «Достойно есть», песнопение Божией Матери или Спасителю, или святому… Важно, чтобы подача разная была, не под шаблон, чтобы пение «дышало».

Так что чисто технически я не специалист, скорее оформляю пение.

Трудно переоценить вклад отца Матфея в дело возрождения Церкви в конце XX века. Об этом точно сказал Святейший патриарх Кирилл в своем соболезновании о кончине архимандрита, произошедшей 15 сентября 2009 года:

«Отец Матфей на протяжении многих десятилетий нес послушание в стенах обители прп. Сергия, не словом, но самим делом являя пример христоподражательного подвига терпения, любви и твердости в вере. Его труды на ниве сохранения и преумножения сокровищ духовного пения, участие в работе по составлению служб новопрославленным святым нашей Церкви стяжали ему уважение не только среди братии Лавры, но и далеко за пределами монастыря. Заботами почившего пастыря братский хор Лавры получил поистине мировую известность, став еще в советские годы ярким свидетельством преемства монашеского подвига, соединенного с творческим осмыслением традиций церковного регентства и хорового исполнительского мастерства. В эпоху гонений на веру и Церковь это было одной из самых действенных форм проповеди православной веры как в нашем Отечестве, так и по всему миру»

Архимандрит Матфей воспитал плеяду регентов, можно сказать, создал целую школу. Нотные сборники, составленные отцом Матфеем, используются не только в обители преподобного Сергия, но и во многих других монастырях и храмах Русской Православной Церкви. Пластинки и CD-диски с записями песнопений хора Троице-Сергиевой Лавры под управлением архимандрита Матфея украшают любую коллекцию истинного ценителя духовной музыки.

Могила отца Матфея находится за алтарем Духовской церкви. На ней всегда можно увидеть свежие цветы.

— Вы не только исполнитель, но и сами пишете музыку. Это сейчас довольно редкое явление. Можете описать процесс рождения нового песнопения? Это скорее озарение или кропотливый труд — ночи с партитурой, выравнивание гармонии?

«Благослови душе моя Господа». Гармонизация иеродиакона Михея (Соррэ).
Будничный хор Свято-Троицкой Сергиевы Лавры, регент — иеродиакон Михей (Соррэ).

— Мне неловко об этом говорить. Мои песнопения очень простые. Специалист-музыкант может сказать: «Это чепуха», — с чем я, наверное, и соглашусь. У меня что открывается-то? Что звучит в душе…

— Здесь же очень тонкий момент. Вы же говорите, что очень важен состав. Что важно писать музыку не просто «в стол», не для кого-либо, а для конкретного коллектива. Поэтому Вы исходите с точки зрения простоты, не как теоретик, а понимая, как это будет звучать, чтобы было удобно, например, для малого коллектива…

Такой подход — это конкретно школа отца Матфея. К сожалению, он постоянно писал в своих партитурах «в изложении архимандрита Матфея (Мормыля)». Очень жалко, что он не писал автора. Потому что это так интересно – сравнить оригинал, и то, как его изложил отец Матфей. Возьмем скажем, «Хвалите имя Господне» иеромонаха Нафанаила (Бочкало), которое сейчас поют в ре миноре. Отец Матфей изложил его в ля миноре и вместо четырёхголосного начала, он начинает в унисон, а потом расходится на четыре голоса. А как он это пел! Это было изумительно! И у него получалось найти эту простоту. Писать музыку – дело нехитрое, а найти простоту — как в иконописи — это самое сложное.

Кондак преподобному Сергию Радонежскому. Гармонизация иеромонаха Нафанаила (Бочкало).
Будничный хор Свято-Троицкой Сергиевы Лавры, регент — иеродиакон Михей (Соррэ).

Помню, в Париже я тоже пробовал сочинять. Тогда думал: да что там писать… Отцу Матфею, если напишешь даже на одной ноте, он возьмёт и сделает конфетку. И действительно, послушайте, например, записи, посвященные 600-летию Куликовской битвы. Там панихидные песнопения и после 9-й песни канона «Святый Боже» и «Отче наш» хор поёт на одной ноте. Это сказка. И это так по-монашески. Такие вещи нельзя объяснить сухой теорией — размером, тональностью. Это живой дух.

Иеродиакон Михей (Соррэ)

— А из Вашего собственного творчества есть произведения, особенно Вам дорогие, связанные с какими-то событиями или людьми?

— Протодиакон Иоанн Дробот написал несколько статей в Париже в конце XX века о церковной музыке, о разных композиторах. Это раскрыло для меня горизонты духовной музыки.

Потом появился отец Матфей, потом всё остальное, но начало было именно от этих статей и общения с отцом Иоанном.

Тогда мне особенно понравилась московская школа — Кастальский, Чесноков, Смоленский и другие. А позже, уже в Лавре, я приобщился к творчеству отца Сергия Трубачёва, который продолжал эту традицию. Для меня это направление оказалось очень близким. Так я сам чувствую музыку, для меня это кажется правильным.

Сергей Зосимович Трубачёв (1919–1995) — выдающаяся личность в истории русской духовной и музыкальной культуры XX века. Выпускник Гнесинского института и Московской консерватории, он прошёл Великую Отечественную войну артиллеристом, был награждён боевыми орденами.

После войны Трубачёв работал главным дирижёром симфонического оркестра Карельского радио, создавал хоровые коллективы, много лет заведовал кафедрой дирижирования в Институте им. Гнесиных. Однако его истинным призванием стала церковная музыка.

С 1980 года, поселившись в Сергиевом Посаде, он полностью посвятил себя сочинению и гармонизации духовных песнопений. В творческом союзе с архимандритом Матфеем (Мормылём) рождались произведения, которые обогатили богослужебную практику. Его обработки древних распевов вошли в репертуар многих монастырей и храмов.

В 1995 году, следуя примеру отца-священномученика, Сергей Трубачёв принял диаконский сан, но его служение оказалось недолгим. Он скончался в октябре того же года. Наследие отца Сергия — это уникальный вклад в сокровищницу православного пения.

Конечно, люблю и других композиторов — Архангельского, Бортнянского. С отцом Матфеем пели разные песнопения. Помню случай с «Херувимской № 7» Бортнянского. Казалось бы, всем известное произведение, что тут можно открыть нового? Это было, кажется, на Рождество. Служба ночная или очень ранняя. Выходит кадить иеродиакон Вениамин в красивом белом облачении с двойным орарём, и тут запевает хор отца Матфея смешанным составом седьмой номер Бортнянского. Тональность у него всегда была выше обычной — звучало очень высоко. И как он её оформил — для меня это стало новым песнопением, будто впервые услышал. С тех пор прошло уже больше двадцати лет, а я до сих пор помню тот момент, как будто вчера.

«Тебе Бога Хвалим» очень известное. На записи это получилось удивительно проникновенно. Хотя запись — это всегда сложно: машина передаёт не всё, дух службы через аппарат трудно уловить. Но там, на мой взгляд, получилось очень хорошо, очень собранно, обдуманно.

«Херувимская песнь "Софрониевская"». Гармонизация П. Г. Чеснокова.
Будничный хор Свято-Троицкой Сергиевы Лавры, регент — иеродиакон Михей (Соррэ).

— Когда отец Матфей приезжал во Францию, Вас поразил дух русского Православия. Можно ли сказать, что его творчество — это своего рода проповедь русской духовности, которая заражает паломников? Ведь в Троице-Сергиевой Лавре много паломников, и они приезжают именно за этим духом. Но при этом монастырь должен оставаться монастырём, местом тихой молитвы. Как Вы думаете, какой подход правильнее?

Церковь прп. Серафима Саровского в Париже

Photo by Groume / CC BY-SA 2.0

— В Париже мы пели квартетом, звучание которого особое – тихое, спокойное, да еще и в деревянном уютном храме. И настоятель мне говорил: «Серёжа, помни: первое, с чем встречается человек, вошедший в храм, — это не батюшка и не иконы. Первое — это пение. Сначала он услышит, потом уже подойдет к иконам, пообщается со священником. Но он открывает дверь и слышит пение». Стиль пения действительно очень важен.

В Лавре хорошо то, что здесь и в архитектуре, и в иконописи, и в пении, есть разные стили на любой вкус. Кому-то ближе унисонное пение — оно располагает к молитве, особенно утром, на Литургии, в темноте, у мощей преподобного Сергия. Это тишина и сосредоточенность. Это очень здорово.

Помню, когда впервые услышал вживую пение отца Матфея, мне буквально захотелось жить. Оно дало такие силы, что из состояния полуживого я стал на 200% жить. Это было изумительное ощущение.

Сейчас я уже вошёл в монастырскую жизнь, и мне не всегда нужно такое громогласное исполнение. Но в сочетании — и простое, и торжественное — это даёт полноту.

— У Вас уже большой опыт управления хором. Что бы Вы пожелали начинающим регентам, тем, кто встаёт на этот путь?

— Самое главное — встретить Бога. Если это произошло, все вопросы отпадают. Пока ты не встретил, всё это теория и механика. Помогает ли она? Мне теория никогда не помогала. Мне помогал только живой опыт. Меня подвигли именно два события: встреча с отцом Матфеем и монастырская жизнь в Лавре. Пока не переживёшь это сам, будешь как младенец на молоке. Всё останется теоретическим. А нужно жить, а не играть роль. Быть естественным.

Самое худшее — это что-то ненастоящее, поверхностное, лживое, это враньё. Когда служение превращается в работу: пришёл, «отработал» и ушёл. Это убивает. И в пении, и в любом послушании — у певчих, у священников, у женщин за ящиком. Даже у матушки, которая просто протирает пыль. Если делать это без любви и подлинности, всё становится мёртвым.

— И последний вопрос. Как будет называться Ваш новый сборник? Где можно будет с ними познакомиться?

— Это будет просто «Божественная литургия св. Иоанна Златоуста. Музыка Иеродиакона Михея (Соррэ)». Подготовлен и сборник, и диск. Возможно, ещё и в формате USB будет. Всё будет доступно в Лавре и, конечно, в интернете. Кто заинтересуется, тот найдёт.

Беседовал иеромонах Клавдиан (Сафонов)

[1] Татьяна Владимировна Циолкович в 2016 году приняла монашеский постриг с именем Александра. В 2018 году переехала из Франции в Сергиев Посад, где поселилась недалеко от Троице-Сергиевой лавры. 13 января 2025 года после тяжёлой болезни мирно отошла ко Господу.