Аскетический подвиг преподобного Сергия Радонежского в Православной Церкви

Празднование 700-летия со дня рождения преп. Сергия Радонежского в 2014 г. стало беспрецедентным в новейшей истории Русской Церкви и Российского государства. В относительно недавнем прошлом широко отмечалось 500-летие со дня кончины великого русского святого (25 сентября / 8 октября 1892 г.), когда в числе прочего звучали замечательные речи и были представлены результаты целого ряда исследований. Следующий, 600-летний юбилей в 1992 г. чем-либо особо выдающимся отмечен не был, а светскими властями был практически не замечен по вполне понятным причинам: в новом Российском государстве подвергалось ревизии все, включая и национальное самосознание. Государству, у которого в один миг вдруг не оказалось никаких внешних врагов, оказался не нужным и патриотизм его граждан. Сергий из Радонежа на государственном уровне востребован не был, хотя памяти его все же отдали должное, вернув его городу историческое имя. И вот, спустя два десятилетия, ситуация изменилась. Теперь, по большому счету, все выглядело как некий «государственный заказ»: устроить в Сергиевом Посаде торжества на высшем уровне, хотя, как представляется, с точки зрения церковной практики, новый «юбилей» был создан почти искусственно.

В Церкви, как известно, не принято отмечать дни рождения святых. Земная жизнь здесь рассматривается, безусловно, как дар Божий, но это – такой дар, который нужно еще суметь принять и «понести». Никто и ничто, даже Сам Бог не предопределяет человеческую участь, и человек в христианстве воспринимается как действительно свободная личность, которая сама несет ответственность за употребление даров Божиих на благо или на зло. Христианское понимание свободы исключает возможность Божественного насилия над человеком: Бог лишь убеждает и создает ситуации, благоприятные для свободного выбора во благо, но не допускает никакого постороннего вмешательства в сам процесс выбора. Поэтому день рождения – это лишь исходная точка будущего пути, траектория которого может быть самой разной, вплоть до внезапных нисхождений с духовных вершин на самое «дно». Настоящий праздник – это день благополучного завершения пути, когда смерть для тела становится временным сном («успением»), а для души – благодатным рождением в жизнь новую, в преддверие тех благ, о которых человек на земле и помыслить не в состоянии, но которые «Бог приготовил любящим Его».

Во всяком случае, в церковном календаре все праздники святым, как правило, являются либо днями их кончины, либо датами обретения (перенесения) их святых мощей. Прп. Сергий не исключение. День рождения его также отмечать не принято, тем более, что этот день не известен не только с точностью до дня и месяца, но даже с точностью до года. 2014-й год в качестве юбилейного определен лишь как один из возможных вариантов, а в качестве главной даты праздника был выбран день обретения мощей (5/18 июля), что еще более добавляло этому торжеству элемент формальности.

Но все это так только для внешнего взгляда. Конечно, при желании, можно найти лишний повод для обвинения Церкви в «срастании» с государством. Можно потрудиться и найти свидетельства формализма, когда, например, по приходам циркулировала «разнарядка», указывающая, сколько именно прихожан нужно отправить на праздничный Крестный ход и т. д. Но можно обратить внимание и на свидетельства простых участников того самого Крестного хода, когда после долгого пути они стояли в поле на ночной Литургии: ощущение было такое, будто «небо сходило на землю». И представляется, что в этих свидетельствах «эмоций» не больше, чем в стремлении «формализовать» отмеченный юбилей. В конце концов, дело не в формальных датах и юбилеях, а в настрое самих людей, в их желании молитвенного единения, бывшего в переломные моменты истории России основой единения государственного. Что же касается политических мотивов, то организованные и прошедшие на государственном уровне «юбилейные» торжества в Сергиевом Посаде могут означать, что в создавшейся ныне трудной и «судьбоносной» ситуации Российское государство фактически готово снова признать в Сергии своего национального героя и призвать его на помощь также, как это было в прошлом, в критические периоды российской истории.

Но действительно ли в прп. Сергии можно видеть одного из национальных героев России и не затеряется ли при этом его чисто внутренний, аскетический подвиг на фоне деяний на благо общества и государства? Не являемся ли мы здесь свидетелями новых попыток «секуляризации» христианства в самом его средоточии – в духовной жизни, со всеми специфическими ее реальностями («невидимой бранью», тайной общения со Христом в Церкви и т. д.)? Не есть ли это, в конце концов, та же, известная из истории попытка поставить Русскую Церковь на службу чисто политическим интересам?

Постановка этих и других подобных вопросов, конечно, возникла не сегодня и имеет свою давнюю историю. Как представляется, глубокая подоплека всех возникающих здесь недоумений заключается в стремлении видеть в Церкви лишь определенную общественную структуру со своими специфическими особенностями (каноническим устройством, собраниями для «отправления культа» и т. д.). Предполагается, что эту «организацию» можно ставить на службу государству, ее можно «отделять» от государства, ею можно манипулировать для достижения каких-либо целей. Именно при таком отношении к Церкви и возникает представление о разрыве между жизнью «внутри» нее и деятельностью во вне – «в миру», откуда далее и следуют все соответствующие планы политиков и опасения «церковных деятелей», стремящихся не допустить политику в церковную ограду.

Коренная причина всего этого кроется вовсе не в отсутствии разработанной эклессиологии и не в наличии политиков, нежелающих эту эклессиологию понимать и принимать. Причина в том, что из внимания каким-то образом ускользает опыт такого выстраивания «церковно-общественных» и «церковно-государственных» отношений, когда, – скажем на языке символов, – вспыхнувший светильник естественным образом источает свет вокруг себя. Свет по самой своей природе не может не распространяться, если только, конечно, не ставить на его пути искусственные преграды. Для того, чтобы пояснить эту мысль, и целесообразно обратиться к самому преп. Сергию, к его опыту и примеру.

Разумеется, было бы серьезной ошибкой видеть в прп. Сергии только собирателя народного духа в борьбе за национальную независимость средневековой Руси. Как бы ярко и впечатляюще ни звучали слова В. О. Ключевского из его известной актовой речи в честь 500-летнего юбилея преп. Сергия, они не охватывают всей полноты подвига Радонежского святого. Точнее говоря, они затрагивают только его периферию, лишь едва касаясь того средоточия, благодаря которому вся Сергиева деятельность по собиранию Руси и стала вообще возможной. «Примером своей жизни, – говорил В. О. Ключевский в 1892 г., – высотой своего духа прп. Сергий поднял упавший дух родного народа, пробудив в нем доверие к себе, к своим силам, вдохнул веру в свое будущее. Он вышел из нас, был плоть от плоти нашей и кость от костей наших, а поднялся на такую высоту, о которой мы и не чаяли, чтобы она кому-нибудь из наших была доступна... Прп. Сергий своей жизнью, самой возможностью такой жизни дал почувствовать заскорбевшему народу, что в нем еще не все доброе погасло и замерло; своим появлением среди соотечественников, сидевших во тьме и сени смертной, он открыл им глаза на самих себя, помог им заглянуть в свой собственный мрак и разглядеть там еще тлевшие искры того же огня, которым горел озаривший их светоч. Разные люди XIV в. признали это действие чудом, потому что оживить и привести в движение нравственные чувства народа, поднять его дух выше привычного уровня – такое проявление духовного влияния всегда признавалось чудесным, творческим актом; таково оно и есть по своему существу и происхождению, потому что источник его – вера. Человек, раз вдохнувший в общество такую веру, давший ему живо ощутить в себе присутствие нравственных сил, которых оно в себе не чаяло, становится для него носителем чудодейственной искры, способной зажечь и вызвать к действию эти силы всегда, когда они понадобятся, когда окажутся недостаточными наличные обиходные средства народной жизни. Влияние на мир со стороны маленькой монашеской общины, созданной преп. Сергием, Ключевский описывает так: "Во всех чувствовался скрытый огонь, который без искр и вспышек обнаруживался живительной теплотой, обдававшей всякого, кто вступал в эту атмосферу труда, мысли и молитвы. Мир видел все это и уходил ободренным и освеженный, подобно тому, как мутная волна, прибивая к прибрежной скале, отлагает от себя примесь, захваченную в неопрятном месте и бежит далее светлой и прозрачной струей».

Троице-Сергиева Лавра. Главный вход. Клеймо с житием св. Сергия Радонежского. г. Сергиев Посад. XIX–ХХ вв.

Но В. О. Ключевский, как представляется, сознательно не выходит здесь за пределы нравственной плоскости, хотя употребляемому им образу огня можно придать, прежде всего, аскетическое содержание. Если говорить кратко, христианская аскетика – это «искусство», или «художество», онтологического преображения человека. В обычном состоянии человек испытывает глубокий внутренний разлад; его ум, воля и чувства – выделяемые в аскетике три силы человеческого существа – действуют рассогласованно, в пределе уподобляясь трем персонажам из известной басни И. А. Крылова. В человеке нет внутреннего мира, что выражается во вне и приходит в столкновение с внешними проявлениями такого же внутреннего разлада в других личностях. Все это вместе порождает целый мир взаимной вражды и ненависти, который можно победить, только сначала одержав победу внутри себя. «Стяжи мир в душе твоей, и вокруг тебя спасутся тысячи» – это опыт христианской аскетики. Внутренний мир исцеляет, и на образовавшуюся таким образом в человеке целостность сходит благодать обожения, издревле в христианской традиции символизируемая светом или огнем. В житии прп. Сергия есть свидетельства видений огня и благодатного света, сопровождавших его аскетический подвиг. Среди всего множества аналогичных по внешности, но иллюзорных и субъективных по сути явлений, Православная Церковь в XIV в. признала наличие подлинных фактов «прорыва» Божественного Света в наш мир и его действия в человеке. Человек может приобщаться этому Свету и, таким образом, не метафорически, не только по нравственному совершенству, а в онтологическом смысле может становиться подобным Богу. Соборы, догматически оформившие этот опыт на основе трудов свт. Григория Паламы проходили в Константинополе как раз во время подвижничества в радонежском лесу прп. Сергия. Будучи географически отдаленным от Константинополя и Афона, где проявила себя защищаемая Паламой исихастская традиция, не входя в эту традицию как таковую, прп. Сергий оказался причастником того же самого опыта обожения, который защищали Константинопольские соборы XIV в. Эта тайна, опытно доступная только «исцеленному» в аскетическом смысле человеку, и составляет саму суть православия. Г. П. Федотов, как известно, назвал прп. Сергия «мистиком» в православном смысле этого слова, «носителем особой, таинственной духовной жизни, не исчерпываемой подвигом любви, аскезой и неотступностью молитвы. Тайны его духовной жизни остались скрытыми от нас. Видения лишь знаки, отмечающие неведомое». Представляется, что, по единству религиозного опыта в православии, возможно, хотя бы отчасти, прикоснуться к этим тайнам, читая, например, такие вдохновенные строки: «Когда же начнет рассветать день, и утренняя звезда войдет в наши сердца, человек, достойный имени своего, выходит на подобающее ему делание и (о чудо!) становится созерцателем премирных вещей… но истинно восходит несказанною силою Духа, и с неизреченной духовной помощью слышит неизреченные слова и видит недоступное взорам. И – о чудо! – всецело привлекается и объемлется этим, и отрывается от земли, и, соревнуясь с неутомимыми песнопевцами, становится воистину иным ангелом Божиим на земле, и через себя приводит к Нему всякий вид твари, потому что и сам теперь имеет участие в Tом, что выше всего…» (свт. Григорий Палама). Прп. Сергий, прежде всего, один из опытных свидетелей реальной преображающей силы, которую человек может получить в Православной Церкви. Поэтому, когда совершенно справедливо в жизни прп. Сергия выделяют два направления его служения – «святое православие и свобода Руси»: под «православием» здесь нужно понимать не просто определенный набор догматов, в которые нужно «верить», а именно открывающуюся для человека «вышеестественную» жизнь с Богом и в Боге. Догматы – это указания пути к такой жизни; при наличии движения они сами «оживают», переставая быть отвлеченными истинами. Значение прп. Сергия, прежде всего, в том, что он явил эту подлинную суть православия на примере своей жизни.

Конечно, житие прп. Сергия повествует о его изначальной избранности, однако он не рождается святым. Он, очевидно, имеет с самого начала внутренний опыт встречи с той реальностью, знание о которой зафиксировано в христианском догматическом учении. Иначе при наличии только отвлеченной, чисто формальной веры в Троичный догмат невозможно объяснить сам факт его ухода в глухой лес, построения там храма во имя Св. Троицы и твердого стремления оставаться там даже после ухода брата Стефана. Само подвижничество в таких условиях свидетельствует, что Реальность, переживаемая прп. Сергием, превосходила обычный, изменчивый субъективно-психологический уровень. И подвижничество было нужно потому, что он видел несоответствие между этой реальностью и своим внутренним устроением. Таков «обычный» побудительный мотив в христианской аскетике, но в данном случае ситуация уникальна. Уже с вершины достигнутой главной цели прп. Сергий особым способом доносит свой опыт до соотечественников, оставляя им, при помощи прп. Андрея Рублева, икону Св. Троицы. «Среди мятущихся обстоятельств времени, среди раздоров, междоусобных распрей, всеобщего одичания и татарских набегов, среди этого глубокого безмирия, растлившего Русь, открылся духовному взору бесконечный, невозмутимый, нерушимый мир, "свышний мир" Горнего мира. Вражде и ненависти, царящим в дольнем, противопоставилась взаимная любовь, струящаяся в вечном согласии, в вечной безмолвной беседе, в вечном единстве сфер горних».

Труды преподобного Сергия. Триптих. Художник М. В. Нестеров. 1896–1897 гг.

И нужно вспомнить, что именно, согласно Епифанию, видел вокруг себя и чему был свидетелем преп. Сергий с самого детства: например, когда православный Ростов достался православной Москве, московские вельможи «возлагали великие тяготы на город и на всех живущих в нем, умножилось гонение и немало жителей были вынуждены имущество свое отдать москвичам, а сами, получая взамен побои и оскорбления, с пустыми руками отходили... как последние бедняки». Очевидно, что это – типичные «издержки» царящих на Руси в то время междоусобиц, и именно на таком фоне начиналось объединение русских земель вокруг Москвы.

Житийная икона святителя Алексия кисти Дионисия, 1480-е гг.

Прп. Сергий сначала трудится над собиранием в единство всех сил своей души и, постепенно, становясь в прямом, христианском, смысле этих слов светозарным и богоподобным, начинает разливать «собранный» им Божественный Свет далеко вокруг себя. Он приступает к подвигу «собирания» русской земли, т. е. к такой «внешней» деятельности, которая естественно вытекает из его внутреннего созерцательного подвига «непрестанного взирания на Живоначальную Троицу». И нельзя не подчеркнуть, что победа прп. Сергия над собой и все последующие его деяния – всё это было явлено в Церкви. В XIV в. благодаря прп. Сергию русский народ сумел вновь разглядеть в Православной Церкви неиссякаемую святыню и именно поэтому (а не самим фактом своего наличия) Церковь стала объединительным и государствообразующим фактором на Руси.

На определенном этапе жизнь и деятельность прп. Сергия оказалась тесно связанной со служением митрополита Алексия, находящегося в Москве, но формально носящего титул митрополита Киевского и всея Руси. Свт. Алексию пришлось опекать осиротевшего в 9 лет князя Димитрия (будущего великого князя Димитрия Донского) и таким образом в течение достаточно длительного времени фактически исполнять обязанности главы Московского государства. Это обстоятельство, очевидно, и обусловило активное привлечение прп. Сергия к делам государственного строительства и объединения всей Руси вокруг Москвы. В продолжение реализации этих замыслов он во всем поддерживает свт. Алексия. Имея правило оставлять свою обитель только в чрезвычайных обстоятельствах он периодически выходит из нее и, помимо Москвы, еще до Куликовской битвы посещает с миротворческими визитами Ростов (дважды – в 1358 и 1363 гг.) и Нижний Новгород (в 1365 г.). В последнем случае, встретив упорство местной власти, он беспрецедентным актом показывает ей, что ныне мир с Москвой для Руси имеет не только политическое, но и духовное значение. Он добивается закрытия всех храмов нижегородской княжеской области, т. е. фактически для целой области прерывает общение с Церковью. И то, что такое стало возможным, не могло не убедить верующего человека, в чем именно на данный момент заключается воля Божия.

Святитель Киприан, митрополит Киевский. Икона XV в.

При оценке этих фактов у историка должно создаваться впечатление, что такой деятель, как Сергий, смог бы сделать для объединения Руси гораздо больше, если бы встал у руководства всей Русской Церковью. Однако он поступает вопреки этой человеческой логике и устраивает по этому поводу с митрополитом Алексием «священную распрю». Несомненно, что, прежде чем предложить прп. Сергию сан митрополита, свт. Алексий тщательно взвесил все обстоятельства крайне сложной политической и церковной ситуации на Руси. Княжеские междоусобицы происходили тогда между уже принявшими ислам татарами, католической Польшей и еще языческой Литвой. Киев был захвачен Литвой и потому фактический центр Русской митрополии находился в Москве. Литва настаивала либо на возвращении митрополита в Киев, либо на разделе митрополии по политическому принципу. В этих условиях усилия Константинопольского Церковного Собора и Патриарха Филофея по сохранению церковного единства на Руси чуть было не дали обратный результат.

Митрополит Алексий предчувствовал свою скорую кончину, и нужно было срочно искать ему преемника. Принять нового митрополита из Константинополя укрепляющаяся Москва уже не желала по причине, как сказали бы теперь, возросших националистических настроений. В этой же связи, а также по необходимости учета позиции литовских князей, и сам Константинополь не мог направить нового митрополита в Москву. В поисках выхода из этой сложнейшей ситуации было принято весьма неоднозначное решение. 2 декабря 1375 г. в Константинополе в митрополита Литовского был рукоположен грек Киприан (будущий святитель, прославленный в Русской Церкви) с тем условием, что он после смерти митрополита Алексия станет единым митрополитом Киевским и всея Руси. Но когда об этом узнал в Москве уже повзрослевший князь Димитрий, он дал указание спешно готовить на московский митрополичий престол бывшего коломенского протопопа Димитрия Митяя, которого специально для этого постригли в монашество (с именем Михаил) и возвели в сан архимандрита.

Таким образом, сложилась, к сожалению, обычная для истории ситуация, когда политика вмешивается в чисто церковные дела и Церковь вынуждена учитывать политические требования для того, чтобы, по возможности, сохранять мир и избегать расколов. В данном случае, намереваясь выдвинуть на митрополичий престол кандидатуру Сергия, свт. Алексий, казалось, учел все: и расположение к прп. Сергию князя Димитрия и уже имеющуюся добрую славу Радонежского подвижника в Константинополе. Не учел он только то, что отказ самого преп. Сергия от сана митрополита будет самым решительным и до конца непреклонным. «Если не хочешь, – так передает Епифаний окончательный ответ прп. Сергия, – отогнать мою нищету от того, чтобы слушал святые слова твои, более не говори и никому другому не вели...».

По свидетельству Епифания, митрополит понял, что далее настаивать не только бесполезно, но и опасно, т. к. прп. Сергий может вообще оставить свое служение внешнему миру. Здесь, очевидно, была та грань, за которой в духовной жизни преп. Сергия менялись приоритеты и рушилась иерархия ценностей. Он делает выбор в пользу продолжения своего аскетического подвига в монастыре и сам ход последующей истории показал, что от этого никак не пострадали ни церковное единство, ни интересы Московского государства. Более того, постепенно были преодолены все опасные тенденции, которые и заставили свт. Алексия искать себе замену в лице прп. Сергия.

В конечном итоге, по словам митрополита Платона (Левшина), «духовная борьба» свт. Алексия и прп. Сергия, в которой «один старался одержать победу над другим, а другой старался одержать победу над самим собою», закончилась тем, что «оба остались победителями». Можно заметить еще, что житие святого – это, прежде всего, икона, которая пишется в назидание, а случай непослушания настойчивым увещаниям архипастыря вряд ли годится в качестве идеального примера для подражания. Между тем, начиная с Епифания, мимо этого случая из жизни преп. Сергия не прошел ни один из его жизнеописателей. Очевидно, что все они подчеркивали не внешнюю форму поступка прп. Сергия, а его внутреннюю суть, заключающуюся в поставлении преподобным духовных ценностей выше ценностей государственных и национальных. И, когда приоритеты расставлены именно так, в конечном итоге достигаются благие цели и для народа, и для государства.

Благословение Сергием Радонежским Дмитрия Донского на Куликовскую битву. Художник М. В. Нестеров. Эскиз неосуществленной картины. 1897 г.

Вслед за своим отказом от сана митрополита прп. Сергий встречает у себя в обители князя Димитрия, пришедшего за благословением на великую битву. Эта история из жизни Радонежского подвижника, по своей известности, уже не нуждается в пересказе и комментариях, но важно подчеркнуть, что прп. Сергий благословляет именно меч, реальный меч, которым на войне совершается убийство. Однако своими действиями, сопровождающими это благословение, он показывает, что, в данном случае, речь идет не о решении каких-либо чисто политических или военных задач. Предстоящая земная брань является отражением брани духовной, поскольку под угрозой оказывается религиозная вера целого народа, его храмы и святыни, посредством которых на земле человек живет с Богом. Впрочем, в литературе иногда обходится вниманием важный момент, когда прп. Сергий в беседе с князем исследует возможности избежать военного сражения и дает благословение только тогда, когда слышит, что врагом отвергнуты все попытки примирения, даже путем откупа.

Благословение прп. Сергия для князя Димитрия полается как вынужденная «материализация» духовного меча, что подтверждается актом причисления к русскому войску двух иноков Сергиевой обители, бывших воинов, а ныне, к 1380 г., – монахов. Этих иноков – Пересвета (Александра) и Ослябю (Андрея) – прп. Сергий облачает в схимнические одежды со словами: «Вот вам, дети мои, оружие нетленное, да будет оно вам вместо щитов и шлемов бранных... Мужайтесь, как добрые воины Христовы, приспело время вашей купли!» По-видимому, никакого внешнего эффектного чуда не происходит. Александр-Пересвет в поединке так же погибает, как и татарский богатырь Челомей. Но чудесным образом восстает дух русских воинов, которые, как и все русские люди того времени, с детства были запуганы жестокой и непобедимой силой врага. Не принесла победа в Куликовской битве и немедленного внешнего освобождения Руси, но освобожденным оказался народный дух, ощутивший, с помощью прп. Сергия, что́ значит в критической ситуации быть с Богом. Произошло самое главное, за которым, как внешнее выражение внутреннего, последовала затем и политическая свобода.

Повесть о Куликовской битве. Прп. Сергий Радонежский благословляет Димитрия Донского и иноков Пересвета и Ослябю на ратный подвиг. Миниатюра XVI в.

В. О. Ключевский говорил о «великом событии», совершившемся при жизни прп. Сергия и о сложном, продолжительном духовно-нравственном процессе, который при его жизни только начался. «Событие состояло в том, что народ, привыкший дрожать при одном имени татарина, собрался наконец с духом, встал на поработителей и не только нашел в себе мужество встать, но и пошел искать татарских полчищ в открытой степи и так навалился на врагов несокрушимой стеной, похоронив их под своими многотысячными телами... Откуда взялись, как воспитались люди, отважившиеся на такое дело, о котором боялись и подумать их деды?» За этим чудом прп. Сергия последовал процесс, приведший к тому, что Русь стала единым, независимым государством с большим потенциалом усиления и роста. И важно понимать, что процесс этот, как и само влияние прп. Сергия, не были механическими; они обусловливались свободным волеизъявлением каждого русского человека. Тогда русский народ оказался на высоте своего призвания.

Сам прп. Сергий после Куликовской битвы еще, по крайней мере, дважды предпринимал дальние походы с целью примирения князей – в 1382 г. в Тверь и в 1385 г. в Рязань. В Рязани прп. Сергий беседовал с князем Олегом, по словам летописца, тихой и кроткой речью, «благоуветливыми глаголы, благодатию, данной ему от Святого Духа» и говорил ему «о пользе душевной, и о мире, и о любви». «Князь же великий Олег преложи свирепство свое на кротость, и утешись, и укротись, и умились вельми душею, устыдебось толь свята мужа, и взял с великим князем Димитрием Ивановичем вечный мир и любовь в род и род». Такова была благодатная сила и правда слов прп. Сергия, что «сильные мира сего» стыдились своего властолюбия и стремления удовлетворять только свои личные интересы. И такова была способность русского человека под влиянием благодатных слов правды свободно жертвовать своими личными интересами в пользу братолюбия и общего государственного дела.

Прп. Сергий присутствовал при кончине и погребении князя Димитрия (1389), а перед своей кончиной в 1392 г. не обратился специально к новым правителям и будущим государственным деятелям Руси. Так много потрудившись при жизни на благо единства и независимости Родины, он не оставил ни одной заповеди политического характера. Тем самым, фактически, он еще раз подтвердил то, о чем свидетельствовали все его прижизненные поступки: земное благополучие, в том числе и в государственном масштабе, вытекает из благополучия внутреннего мира каждого отдельного человека. Об этом и нужно заботиться прежде всего.

Вот его главные заповеди: «непреткновенно в православии пребывать и единомыслие друг к другу хранить», стремиться к душевной и телесной чистоте и нелицемерной любви. Будучи таким наставником внутренней жизни, учителем аскетического подвига, ориентирующего человека на благодатное преображение ради будущей вечной жизни с Богом, прп. Сергий не замкнулся в создавшейся вокруг него общине иноков. Всей своей жизнью он показал, что открывшаяся ему Божественная любовь не может покинуть мир со всеми его нуждами и проблемами. И он засвидетельствовал, что не формальная принадлежность к «православному исповеданию», а живое, деятельное обращение русского человека к Богу и к жизни в Церкви, способно благодатно перестроить всю обычную, «мирскую» жизнь во всех ее областях.

Вскрытие раки с мощами прп. Сергия Радонежского в Троице-Сергиевой Лавре. Фото 1919 г.

Житие прп. Сергия повествует о многих его посмертных деяниях на благо Российского государства, что, конечно, выходит за рамки истории как науки. Однако, есть исторический факт, когда в начале XVII в., в Смутное время фактического уничтожения России русское общество вполне вновь осознало заступничество прп. Сергия. Ему, первому из русских святых, тогда был составлен акафист, который начинался словами: «Возбранный от Царя сил Господа Иисуса, данный России воевода и чудотворче предивный!» Русская земля снова явила чудо внезапного восстания народного духа и в народном сознании прп. Сергий вновь оказался участником этих событий. Такие феномены, конечно, не появляются «из ничего», о чем полезно задуматься, в том числе и с позиций материалистического и атеистического мировоззрения.

Список фактов обращения русских людей к прп. Сергию можно пополнить и событиями XIX–ХХ вв., когда, например, икона прп. Сергия, писанная на доске от его гроба, сопутствовала русской армии в войне 1812 г. и в русско-турецкую войну 1877–1878 гг. В конце ноября 1941 г., когда немецкие разведывательные отряды находились в 18–20 км от закрытой Троице-Сергиевы Лавры, у находящегося рядом с ней действующего Ильинского храма был отслужен молебен перед иконой прп. Сергия. Враг был отброшен в день памяти ученика и преемника прп. Сергия – прп. Никона (17/30 ноября).

В 2014 г. отмечалась еще и 100-летняя годовщина начала Первой мировой войны, итогом которой, в числе прочего, было обрушение православной государственности в России. Новая власть на российской земле отметила начало своей деятельности сознательным отказом от прп. Сергия как «основоположника, строителя» и «Ангела-Хранителя России». 20 января 1918 г. Троице-Сергиева Лавра была национализирована, а в ноябре 1919 г. в ней была прекращена монашеская жизнь. Святые мощи прп. Сергия были вскрыты в соответствии с программой мероприятий по разоблачению «религиозных суеверий». Но такая попытка зачеркнуть многовековой народный опыт реального присутствия прп. Сергия в России не могла сохранить на достаточно длительное время даже свой видимый успех. Уже в 1943 г. Троице-Сергиева Лавра была вновь открыта и восстановлена как действующий монастырь.

Троице-Сергиева Лавра: отреставрированный крест центральной главы Успенского собор перед подъемом на главу собора 9 апреля 1946 г. Фото из архива архитектора-реставратора И. В. Трофимова

Если мы скажем, что «светильник» прп. Сергия продолжает светить и «освещать» Россию в ХХ–XXI вв., это может быть совсем не убедительным для многих, наблюдавших торжества 2014 г. в Сергиевом Посаде со стороны. Однако, дело заключается в необходимости учета всех фактов российской истории, а случаи народного призыва помощи прп. Сергия – это тоже факты. Продолжая использовать те образы, в которые В. О. Ключевский вкладывал нравственный смысл, но в которые можно и нужно вложить, прежде всего, смысл аскетический, следует говорить о снятии преграды на пути Света, исходящего от преподобного. Государство и его властные структуры, в конце концов, тоже состоят из людей и если эти люди в сложной ситуации решают особо обратить, по возможности, всенародное внимание на Сергия Радонежского, это и означает удаление той самой преграды. А далее все будет зависеть от того, как и насколько каждый человек в России использует свою свободу на принятие или отторжение этого Света. Но Свет будет светить – в этом, как представляется, суть происходящего.

Преподобный Сергий Радонежский. Художник В. М. Васнецов. 1895 г.

С такой точки зрения рассуждать нужно, прежде всего, не в категориях каких-либо попыток использования государством Церкви и самого феномена почитания прп. Сергия в России, а в терминах тесной взаимосвязи внутреннего состояния каждого члена общества и состояния общества в целом. Здесь исключается и сама возможность секуляризации христианства, поскольку речь идет о приоритете деятельности по достижению и сохранению внутреннего благодатного мира в душе, из чего уже далее следует успешная деятельность в интересах мира и единства в обществе и государстве. На такую точку зрения ставит обращение к примеру жизни и деятельности самого прп. Сергия Радонежского. И для всех, кто почитает его подвиг, его служение «святому православию и свободе Руси», сами его поступки в той или иной ситуации могут быть гораздо убедительнее любого результата философско-богословских споров.

Н. Н. Павлюченков

Источник: Н. Н. Павлюченков. Государство Российское и аскетический подвиг преп. Сергия Радонежского в Православной Церкви / Н. Н. Павлюченков // Пространство и Время. — 2014. — № 4 (18). — С. 126—133.