Нравоучение тритцать третие

НРАВОУЧЕНИЕ
ТРИТЦАТЬ ТРЕТИЕ

Всем тем, которые воскреснут; первее умирать надобно, Слушатели! зерно ежели падши не умрет, не возрастет. То востает, что падает. Правда, все больше, думаю, воскреснуть, нежели умереть желают: однако которые хотят со славою воскреснуть, те и смерть охотно да принимают. В златую палату и преддверие красно. Наша краткая речь пусть прострется о смерти, которой многие вместо того, чтоб радоваться, боятся. Но такие тамо страшатся страха, идеже не бе страх. Смерть, говорят, страшна; для чего? Для того, что надобно, де, разлучаться душе от тела. Так что из того? Сей ответ противу их. Разлучаться от тела и преселяться на небо к Богу не желанно ли, не радостно ли? И сколько же таковаго разлучения и сама желает душа? Душа в теле, как в темнице, будучи заключена, повсечасно просит извести себя из нея: понеже в нем не может иметь совершеннаго познания о Боге, и совершенно когда успокоиться. Подумайте то, что душа отношение свое имеет к Богу, тело к миру; душа не позабывает сродных себе духов Божиих ангелов, тело памятует вещи единородныя себе, пищу, питие сласти; душа к верьху устремляется, тело к низу влечет; та на добро, а сие на зло. Видите не согласимыя между ими противности и брани междоусобныя: которыя человек своим неразумием еще более питает; ибо будучи сих двух частей как бы судия и примиритель, противнице плоти более приятствует, душе пречасто обидливым себя показывает. В таком случае ежели бы кто душу от тела развел, и в место светлое преселил, а тем самим оную брань как бы разрешил: то будет ли тот страшен? А потому и смерть будет ли страшна, которая такия несогласия прекращает? Да и кто бы захотел повсечасно внутрь себя такия чувствовать волнования, кто не пожелал бы сего успокоения? разве которой так грехами заглушен, что и не слышит таких в себе бунтов, и среди волнения храпит? Не так-то те люди поступали, которые знали, что душа не только честнее тела и всего, и которым ничто так не было оскорбительно, как склонность ко греху, а противность к добру. Павел, святая оная душа, разсуждая междоусобную в себе брань, принужден был жаловаться: окаянный аз человек! кто мя избавит от тела смерти сея?¹ Давид крепчайший всех человек: изведи, молится к Богу, из темницы душу мою исповедатися имени твоему²:кая бо польза в плоти моей, внегда сходити ми во истление?³ Увы мне, яко житие мое продолжися⁴.Кто даст мне крыле, яко голубине, и полещу и почию?⁵ Знаю я, для чего многие из нас боятся смерти, и на воспоминовение ея студенеют. Им надобно все здешнее услаждение, всякое приятство оставить. Они из многочисленнаго денег собрания и горьсти не могут с собою взять, из многочисленных одежд довольни будут одной; иной должен оставить многими трудами снисканной герб, иной принужден будет покинуть любезную жену, сладчайших детей; младой жалеет потерять свою красоту, старой не думает по смерти уже жить. Сие-то нам страшною делает смерть, для сих-то препятств нам и блаженное житие райское не нравится. Но здесь мы поступаем, как младенцы, которые не разумея, какая-то польза во сне, трудно и не охотно ложатся спать. Так и мы не разумея, сколько-то в смерти добра, чрезмерно оной страшимся. Правда, что умирающему все здешнее оставить надобно. Да и ктож слыхал, чтоб здешнее могло на небо взойти? Тление бо нетления не наследствует. За чем туда богатство, где Сам Бог Самим Собою наша наполнит сердца, где такое добро, с которым будучи сравнено все наше самое драгое хуже блата покажется? А и без одежды обрящемся ли нагими тамо, где неизреченная Божия покрывает слава? Так мы на видимая прельщаемся, а невидимых красота не пленяет наше сердце. Так мы умираем, якоже и прочии неимущии упования, как язычники? Да Христианин весь от будущаго зависит, и ежели бы мы только в животе сем уповали на Христа: окаяннее бы всех человек были. Но мы верою ходим и надеждою, а не видением. Бросил бы ты все, чем тебя сей мир набогатил: ежели бы истинно верил тому, что обещает Христос. Да и по смерти ежели того вечнаго щастия лишишься, то будешь соболезновать, говоря: для чего я тысящу миров не променял на рай, в котором солнцем Сам Бог, а блаженныя его светом освещаются, и цветут; и для чего мне смерть так казалась горька? Была бы горька, ежели бы нас не преселяла на лучшее: но вемы, яко аще земная наша храмина тела разорится; создание от Бога имамы, храмину нерукотворенну вечну на небесех. И для того, де, пока здесь живем, то отвсюду видя беды и опасности, воздыханиями все места наполняем, в жилище наше небесное облещися желающе. Ибо сущии в теле сем воздыхаем отягчаеми; понеже не хощем совлещися, но облещися. То есть, когда оставляем тело: то не наги еще обрящемся, не совлечемся; но вместо худаго одеяния приимем славную ризу, достойную небеснаго чертога. Вам ли, христиане, бояться смерти, которые столько от Христа обнадежены, и которым обещано прейти от смерти в живот; когда самые язычники, хотя от не точнаго совести уверения, а однако о смерти очень здраво и спокойно разсуждали? Послушайте, как один язычник о смерти пишет. Ежели бы какой бог мне даровал, говорит он, чтоб я в моей старости помолодел, и в колыбелях плакал; я бы очень отказался: ибо не желательно мне, протекши как бы все поприще, опять к тому месту возвращену быть, откуду я течение свое начал. Понеже сия настоящая жизнь что имеет пользы? Не более ли трудов? Но пусть имеет. Однако по крайней мере имеет или сытость, или умеренность. Ибо не хочу я оплакивать сию жизнь, как многие ученые люди часто делали; и не жалею о том, что жил, понеже так жил, что не думаю, будто я напрасно родился. И из жизни сей выхожу, как из гостинницы, а не как из дому. Понеже натура нам дала сей мир на время постоять, а не жить. О преславный тот день! когда я ко оному душ месту и собору прейду и из здешняго смятения и нечистоты преселюся⁶. Что и христианин святее сего сказать может? Не стыдно ли нам думать, что будто чрез смерть мы лишаемся всего, когда язычники смерть почитают за дверь к блаженству? А наипаче, когда нам слово Божие непрестанно твердит, что блажени умирающии о Христе⁷, и смерть христианам есть сладкой сон. Принимает Христос за руку умершую девицу, и говорит, не умре девица, но спит⁸. Про Лазаря ученикам своим объявляет, что Лазарь друг наш успе⁹. Стефан первый почтенный мученическим венцем сказал: Господи! не постави им греха сего, и сия рек успе¹⁰. Так сна ли страшимся мы? А истинно христианская смерть совсем подобна сну. Понеже как мы, лажася спать, скидаем с себя одежды: так и умирая бремя телесное отлагаем, и легко летим в небесный покой. Опять, как сон бывает желаннее и сладчае, ежели многим трудом отяготилися, и от зною солнечнаго утомилися: так и трудившиися о Господе приятно успокоеваются от трудов своих. Понеже чрез истинное покаяние и веру во Христа иго греховное их сотесняющее отлагают, Христа, живота начальника и смерти победителя, истинным сердца упованием объемлют, и житие свое так устрояют, что грядущую смерть спокойным и веселым встречают сердцем. Еще, как сон занимает только тело и внешния чувства, а между тем душевныя действия не останавливаются: так и в смерти тело только разрушается, а душа в недро Авраамле относится, и наслаждается утешением вечныя жизни. Чрез сон душевныя и телесныя силы возобновляются, так, что человек поутру веселее и бодрее на первое дело возвращается. Так и смерть благочестивых есть как бы некое обновление, и возвращение всех сил, чтоб Христу правды солнцу в последний день веселейшими и охотнейшими явиться, и изыти в сретение Господне на воздусе. Сон не есть всегдашний какой покой, но во известное время опять востаем: так и мы не всегда пребудем в смерти: но грядет час, егда вси сущии во гробех услышат глас Сына Божия, и услышавше оживут. Спящии удобно пробуждаются, ежели чьим голосом будут позваны: так и мертвыя Христовым гласом преудобно возбудятся, и никто из нас так легко не разбужает спящаго на постеле, как Христос лежащаго во гробе. Опять, воставши от сна одеваемся: так и благочестивые воставши от мертвых одеждою безсмертия украсятся. Подобает бо тленному сему облещися в нетление, и смертному сему облещися в безсмертие. Еще, как не знаем, как мы от сна пробужаемся; так не знаем, как будет и воскресение. Как пробудившись от сна думаем, что не много часов спали: так и в последний день воскресшим от мертвых весьма коротко покажется то время, которое между смертию и воскресением прошло. Вот смерть пресладкий сон, желанный покой в земли, как в матерних недрах. Но смерть такая только тем, которые никаких мирских печалей в сердце своем не имеют: напр. не сладок тем сон, которые в какойнибудь находятся беде, или какой ожидают казни. Так и смерть тем не спокойна, томительна, страшна, которые в мирских заботах себя сокрушали, в собирании богатств потели, в искании честей себя мучили, а о смерти никогда и не думали: сим, говорю, смерть не сладка, но паче начало смерти вечныя. Относят бо с собою из сей жизни грызущий совести червь, и трепещут мстительной Божией руки. Но мы, Слушатели, положим надежду в смерти Христовой, чтоб над нами ничего смерть не могла; положивши, с радостию да ожидаем того часа, в которой пришедши смерть ничего нам не зделает, как только что легко наши закроет зеницы, чтоб они перестали смотреть на суету мирскую. Аминь.

Сказывано 28, Июня.