Празднуя мы день кончины, или паче преставления и успения Преблагословенныя Девы Марии, уже не можем усумневаться, чтоб праведники по смерти не были живы и в безсмертном блаженства состоянии. Ибо, ежели бы они совсем умирали и телом и духом, то почто же бы и праздновать день кончины их? А кольми паче, почто бы их призывать, ежели бы их совсем не было ни на земли, ни на небеси? В таком случае мы только должны бы были добрых оплакивать, что лишились их приятнаго и полезнаго для нас и для других сопребывания; а худых и развратных людей кончину почитали бы счастливою: поелику они перестали бы быть во вред и себе и другим. Притом, ежели бы смертию человеческое бытие совсем оканчивалось, то чрез всю жизнь сию добродетельные люди были бы в унынии и в скорьби, а худым тоже бы послужило продолжать свою худую жизнь с ободрением и веселием. Ибо люди добродетельные, столько в жизни сей снося трудов и подвигов честных и полезных, весьма часто остаются здесь не только без должной награды; но и обыкновенно тем более бывают презираемы и ненавидимы, чем честнее и правдивее. А напротив по премногу худые и развратные во всяком довольствии свои препровождают дни, и в жизни сей, как Пророк описывает: сынове их, яко новосаждения водруженая в юности своей; дщери их удобрены, преукрашены, яко подобие храма; житницы их исполнены, овцы многоплодны, волове толсты; несть падения оплоту, ниже прохода, ниже вопля в стогнах их (Псал. 143, ст. 12, 13, 14). Но кто сии таковые щастливцы? Сынове, говорит Пророк, чуждые, ихже уста глаголаша суету, и десница их, десница неправды (Псал. 143, ст. 8).
Теперь положи, что и те и другие, и добрые и худые, равно по смерти сей и телом и духом более не остаются, добродетельные будут несчастливы; ибо за свои труды и подвиги всякой лишаются награды; а худые счастливы; поелику восприяли благая в животе своем: ели, пили, веселились; да и на щет других, то есть, обманывали, грабили, насильствовали, разоряли, и ни о чем не заботились, как только в веселостях жизнь окончать. Что же им смерть причинила? Ничего. Они, просто сказать, свое взяли. Впрочем причиненныя ими другим обиды, разорения и насилия остались без наказания, и они, как бы посмеваясь, что многих удалось им зделать несчастливыми, оставляют жизнь сию.
Таковыя странныя мысли могут ли как нибудь соглашены быть, не только с истиною Евангельскою, но и с каким-нибудь разсудком человеческим? Ежели бы сие принять, то надобно бы заключить, что ни добра ни худа в свете нет, или паче следовало бызаключить, что почитаемое всеми добро есть зло, а почитаемое всеми зло, есть добро.
Но почто сие опровергать, что почти не стоит опровержения? И сами те, кои развратны, не желают быть другим развратными, а чрез то и не хотя почитают в других добродетель. Ибо, ежели бы они желали и другим быть таковыми же; то чего бы другаго пожелали они, разве чтоб и другие также их обманывали, обижали и разоряли? Но нет! И самые развратные сего не пожелают. Следовательно сами о себе и о других произносят суд, что, то есть, они творят злое; а другие, им неподобные, творят доброе.
И так нет сомнения, что есть добро и зло; что есть награда добру, и наказание злу; что добродетельно жившие в будущей жизни восприимут блаженное воздаяние, а зле жившие, неминуемое осуждение: поелику в мире сем прелюбодейном и грешном (Марк. гл. 8, ст. 38), и который по Писанию весь во зле лежит (1 Иоан. гл. 5, ст. 19), сего праведнаго различия и воздаяния не видим мы.
Но почто нам много о сем говорить? Слава Богу! что между нами православными Христианами таковых нет, кои бы не верили безсмертию души, или бы усумневались о том, что будет праведное за благия и злыя дела воздаяние. А польза наша требует разсуждать более о сем, от чего то происходит, что и самые Христиане, кои и веруют быть безсмертию, и не сомневаются, что конечно будет за добрыя и худыя дела воздаяние, однако так живут, как бы тому совсем не верили. Ибо должно быть между неверующими и верующими сему великое различие. Пусть, кто сему не верует, живет безстрашно, и всяким порокам и беззакониям охотно предается. Он так дерзновенно поступает для того, что он ничего не боится; ибо, хотя суетно, но уверяет себя, что по смерти ничего не будет. Но как же бы безбоязненно мог грешить тот, который уверен, что за всякое злое дело по смерти должен дать ответ пред страшным судом Христовым, и подвержен будет вечному страшному наказанию? Таковая поступка непостижима. И знает Христианин, что за злыя дела будет вечно наказан, и творит оныя, как бы все то пройдет ему без всякаго наказания; и боится и не боится; и верует и не верует; и Христианином себя почитает, и яко язычник поступает.
Христианин! или не веруй и с язычником осуждайся, или, ежели веруешь, престань творить злыя дела. Или раздражаем Господа? (1 Кор. гл. 10, ст. 22) говорит Апостол, то есть, или не уважаем Его ни угрожений, ни суда? да разве мы сильнее Его?
Чем же решить таковое недоумение? или паче чем помочь таковому нашему заблуждению? Я мню, что в таковых верующих грешниках вера слаба, или почти никакова. Веруют они, что будет суд, но веруют устами, а не сердцем. Веруют, что будет суд, но веруют тому с неохотою, и хотели бы, чтоб того суда не было. Веруют, понеже слышат, что Церковь и учители ея велегласно проповедуют, что будет конечно суд; и не хотели бы тому верить; но не знают как же и опровергнуть столь ясную и справедливую истину. Веруют, но редко когда о том помышляют, и в глубине души того не вкореняют. Когда либо о нем и воспоминают: но когда? Как случится впасть в тяжкую болезнь, в какое либо несчастие, а паче не во время своих грехов, но в случае, ежели другие на них нападают, разоряют и гонят. При таком случае воспоминают Божий суд, и то не прилагая его к своим грехам; но чтоб он покарал их утеснителей и гонителей; следовательно воспоминают суд по злобе и мщению, а потому в большее себе осуждение. Ежели же время протекает для них в прохладе, и живут без всякой нужды во удовольствии, а кольми паче, когда чувства заняты сладострастием и исполнением прихотей плоти; тогда о суде совсем позабывают. Да естьли бы он и пришел на мысль, стараются всемерно его заглушить, дабы он не мешал исполнять страсти свои и не тревожил бы их плотских увеселений.
Так ли надлежит памятовать суд Божий? Ежели когда, то наипаче тогда-то и надлежало из мысли его не выпускать, когда бы почувствовали в себе стремление страсти или к блудодеянию, или ко гневу, или к пиянству, или к мщению, или к сребролюбию, или к воровству, или к неправедной корысти, или к лености; тогда-то бы, в самую ту минуту, надлежало страшный суд Божий представить в памяти, сильно вообразить в мысли, глубоко напечатлеть в сердце. Таковым воспоминанием стремление страсти востающия или бы ослабло, или бы и совсем прошла сия буря. Воспоминай последняя твоя, наставляет Слово Божие, смерть, суд, геенну и царство небесное, и во веки не согрешиши (Сирах. гл. 7, ст. 39).
Но мы в таковых-то столь нужных случаях не только не воспоминаем суда Божия, но и усиливаемся изгнать его из мысли. Да еще что делаем? К большему усилию своих страстей, и к большему ослаблению памяти суда Божия, и думаем, и говорим, что Бог снисходителен и милостив. Бог снисходителен и милостив! кто сие может опровергнуть? Но ты превратно судишь о Его снисхождении и милости. Он потому-то снисходителен и милостив, что не хощет тебе погибнуть, а всегда велит в памяти содержать суд Его, дабы тебя от греха отвести и не допустить до погибели; а ты превратно толкуешь, что будто Он для того снисходителен и милостив, дабы тебе вольно было грешить и ничего за то не бояться. Слыши, что Апостол говорит: или о благости и кротости и долготерпении Божии не радиши? Или не ведаешь, яко благость Божия на покаяние тя ведет? (Рим. гл. 2, ст. 4).
Ведет на покаяние! Вот спасительное средство, по соделании уже грехов. Но ты и сие средство превращаешь, и врачевство обращаешь себе в яд. Хорошо! развращенный грешник говорит: я жизнь во всех удовольствиях и в угождениях страстных проведу, а при смерти покаюся. Но кто тебя уверил, что ты возможешь при смерти покаяться? Се бо смерть часто, яко тать в нощи приходит. Да и какое будет то покаяние, которое исторгнет из твоего окаяннаго сердца наступившая крайность, и ты для того будешь обещаться более не грешить, понеже видишь, что более грешить уже возможности нет?
О Христиане! не изпускайте из памяти, и мысли и сердца суда Божия. Ежели вам сие воспоминание будет казаться страшным; вы ободряйте себя тем, что сколь оно ни страшно, но еще более вожделенно и радостно. Ибо суд Божий хотя страшно наказывает грешников некающихся; но он же и награждает небесным, вечным блаженством праведников, да и грешников истинно покаявшихся. О! да сподобит нас Господь Бог быть в числе сих последних; а не в числе оных первых, молитвами Преблагословенныя Девы Марии. Аминь.
Говорено 1797 года, в Лавре.
Стекло, несмотря на свою хрупкость, один из наиболее долговечных материалов. Археологи знают об этом как никто другой — ведь в процессе полевых работ им доводится доставать из земли немало стеклянных находок, которые, невзирая на свой почтенный возраст, полностью сохранили функциональность.
Разработка сайта - компания Омнивеб
© 2000-2024 Свято-Троицкая Сергиева Лавра