Слово при случае новаго судей выбора в Московской Губернии

XXXIX. СЛОВО

ПРИ СЛУЧАЕ НОВАГО СУДЕЙ
ВЫБОРА В МОСКОВСКОЙ ГУБЕРНИИ.

И так уже прешли три года течения благоучреждения новаго! Теперь открылась славная средина между подвигом прешедшим и наступающим. Одни оный совершили; другие ко вступлению в него препоясуются. Первые одолжаются благодарить верховному Подвигоположнику, что подкрепил силы их совершить оный благополучно. Вторые должны Его же святую помощь призывать, да подаст Свое благословение на славные труды их.

Коих же из них должна быть радость большая? увенчанных ли, или к венцу поспешающих? не без трудности решить вопрос сей. Но по мнению моему обоих радость должна быть равная. Одни должны чувствовать величайшее удовольствие в душе своей, что они быв орудием правосудия, имели сладчайший случай быть благодетелями многих. Другие в восторге радостном взирают уже на те венцы, кои исправное сего подвига прохождение на них возложить имеет.

Знаменитое должно быть между ими ревнование. Одни такое употребили усилие, что б никакова преемникам своим не оставить пред собою преимущества. Другие так себя располагают чтоб пред своими предшественниками не только себя не унизить, но ежелиб можно было, и превзойти их.

Ревнуйте таковою ревностию, о души благорасположенные! Усладительно взирать нам на таковое зрелище, и мы своими желаниями и восклицаниями обязаны воспалять рвение обеих сторон. Победа при сем случае в том состоит, когда и те и другие, быв славными подвижниками, сами себя взаимно уравняют. Чрез сие приобретают они себе славу истинную; а нам доставляют покой, тишину и всякое благоустройство.

Но как одни из них окончали подвиг свой; а другие во оный вступают, то и наше слово требует разделения. Первые заслуживают от нас благодарность и торжественное похваление. Вторые требуют нашего ободрения и возможнаго содействия.

Совершившым подвиг благополучно, то есть, сохранившым правосудие при всяком случае, защитившым сироту и вдовицу, бывшым для каждаго отцами и благодетелями, бдевшым о благоденствии общем, и никаким пристрастием себя не опорочившым; таковым, говорю; не мы, но самое отечество, самая церковь Божия, признают себя одолженными. Отечество почитает их усердными своими сынами; церковь верными верховнаго Судии служителями: великая САМОДЕРЖИЦА почтенными учреждений своих орудиями.

Что же! сие ли только одно? подлинно велико и сие. Но сего еще не довольно. Бог и сердца испытующий, и всех заслуги измеривающий, и правосудный и милостивый, оставит ли таковой честный подвиг без щедраго воздаяния? Его уже и есть возмездие состоящее в том, что Он таковаго подвижника услаждает душу, увеселяет совесть, возбуждает всех сердца к его люблению и почитанию; а ПОМАЗАННИЦУ Свою к достойному заслуг его награждению. Но как полное возмездие за все дела предоставлено небесам, то хранителя правосудия и человеколюбиваго судию конечно не оставит Он увенчать венцем правды в день оный, яко праведный Судия.

Таковая честь и слава и снисканная и чаемая для увенчанных подвижников, должна быть сильнейшим побуждением и ободрением и для преемников их. Ктоб мог быть столь мало понимающий истинную честь, чтоб сего одного недовольно было расположить его ко всякой честности?

Но как человек не есть чужд всех слабостей, то изобретено важное средство, коим всякие слабости должны предупреждены быть; так, чтоб всяк связан был некоторою святою необходимостию, дабы ему добрым и честным быть. Сие средство есть присяга.

Как и избирающие новых правосудия хранителей, и самые к тому избираемые по благоразумному учреждению должны наперед себя обязать присягою, то и требуется от нас, чтоб изъяснить оную несколько пространнее. Что же есть присяга? есть торжественное обещание творить благое; обещание запечатленное свидетельством, или еще сказать можно, и поручительством самого Бога. Действие, каковаго ничто не может быть важнее. И длятого великия примечания при сем зделать мы одолжаемся.

Обещаться делать единое благое, не зависит от уст и слов, но от сердца и души. Сколько б кто ни обещался делать благое единым языком; а сердце его к добру нимало не расположено, того обещание есть суетно; во устах его одна ложь и хула: а чрез то вреден и для себя и для других. Где же еще таковое обещание произносит он? на месте священном, пред лицем Божественнаго жертвенника, пред отверстою Евангелия книгою перстом Божиим начертанною. Ужасно помыслить, ежелиб таковое торжественное обещание состояло в одних словах; а сердце бы с тем не согласовало. Как! может Бог таковаго обещания быть свидетелем, или еще и поручителем? Но где же то, что мы всегда вопием, яко Бог не хотяй беззакония Ты еси (Псал. 5, ст. 5). Конечно и таковаго обещания Бог есть свидетелем; но свидетелем, что оно есть ложно, законопреступно, и пред лицем Его мерзско. Есть же Он еще таковаго обещания и поручителем; но в том, что таковое законопреступство не может избегнуть мстительной Его и правосудной десницы.

Никакой человек, ежели в нем есть искра честности, никак не потерпит, чтоб зная чиенибудь ложное обещание, утверждать своим свидетельством, что оно есть истинное: да еще и стать поручителем, что он таковое обещание исполнит. Какое же дерзновение, в ложном обещании представлять свидетелем и поручителем Самого Бога. Ежели что, сие есть поистинне хула на Духа Святаго, каковый грех не отпустится ни в жизни сей, ни в будущей (Матф. гл. 12, ст. 32).

Обещание, сказал я, присягою утверждаемое должно зависеть не от слов и наружнаго обряда, но от сердца и души. Сердце всегда должно быть добродетельно, и душа исполненна страха Божия и любви к Нему. Таковый человек Богом просвещен, что знает он истинну и правду. Зная же их основательно, знает великую их цену. Никакой блеск наружнаго счастия его не прельщает, ежелиб надлежало оное снискивать с нарушением истинны и правды. А напротив никакова злоключения не опасается, когда при нем то счастие, что он есть непорочен. Все свое блаженство поставляет в благоустройности душевной; и что сего сокровища никто его лишить не в силах; а прочее все почитает всегдашним переменам и изменам подверженным.

Таковый муж когда обещается творить благое; таковое обещание уже есть давно согласно со внутренним его расположением. Утверждает ли он обещание свое присягою? но что он в сем случае делает? Представляет во свидетеля своего обещания Бога, Который уже обитает в душе его. Почему как он таковое обещание произносит не только без боязни, но и с радостию; так и Бог благоволит быть его свидетелем; да еще не отрицается быть и его поручителем. Зная его чистое сердце и доброе намерение, видит, что он обещание свое исполнит к чести своей и к славе Его. Таковый-то человек не приемлет имени Господа Бога своего всуе (Запов. 3).

А из сего само собою видимо, что присяга, или сила присяги, не есть дело единаго часа, но дело чрез всю жизнь продолжающееся. Ибо как расположение души ко благому должно быть всегдашнее; то и не может быть ни единаго часа, чтоб добродетельный человек не желал делать благое; а при сем желании всегда у него предстоит свидетелем Бог. Добродетель не состоит в часовом добра творении, которое более похожо на ненарочное и случайное; но в непрерывном в добре упражнении, или по крайней мере, во всегдашнем душевном к добру расположении. Слабости случайныя и без намерения, хотя ослабляют добродетели основание, но не разрушают онаго. Единыя злодеяния, и зла пред добром перевес совсем опровергают сию божественную храмину.

Когда же сила присяги состоит прямо во внутреннем души расположении, и должна быть всегдашним человеческим делом, то почто же, скажет кто, еще присяга требуется в некоторых особенных случаях, и словесным обещанием и с наружным притом обрядом?

Добродетель твоя, когда есть сокровенна в сердце твоем, может быть сего довольно для тебя: но не довольно для нас. Ты обязан жить не для себя токмо, но и для других. Добро твое должно быть сообщительно. Открой свое сокровище, дабы и мы оным возпользоваться могли. Простительно да будет для нас, что мы не возмогши проникнуть во глубину сердца твоего, и узреть онаго красоту, желаем, да еще, яко твои сочлены и братия, и имеем право! требовать, дабы ты свое доброе расположение открыл нам устами своими, и подтвердил то свидетельством Божиим. Где же приличнее и свойственнее, как не на сем месте, которое всегдашним присутствием Божиим и совершением Его августейших таин есть освященно? мы уверены о твоей добродетели и честности; но когда притом услышим и твое в пользу нашу обещание, в таковом месте и при таковом обряде; еще более в своем о тебе уверении утвердимся, возвеселимся, почтем тебя истинным Божиим чадом и достойным общества нашего братом.

И так, о любезные сограждане и собратия! приступите с таковым расположением к предлагаемой вам присяге. Приимите во уважение и великость дела, которое вы клятвою утвердить имеете. Без зазрения совести призовите на свою клятву Свидетеля, испытующаго сердца и проницающаго бездны. Да будет ваше расположение сходственно с намерением великия МОНАРХИНИ. А мы вами призываемаго Свидетеля умолять не престанем, дабы Он обещание ваше утвердил не токмо Своим свидетельством, но и поручительством. Аминь.

Говорено в Успенском соборе 1785 года
Декабря 13 дня.