<Примечания к главе 5 части 2>

¹ Что во время осады лавры Поляками в казне ее, причем должна быть разумеема и казна ризная, или ризничная, деялось «не добре добро» и что была опасность, что казна вся будет разволочена, – см. письмо воеводы кн. Долгорукова к Аврамию Палицыну в «Акт. Истор.» (т. II, № 242, § II, с. 288, соl. 2). Преемник Иосифа Девочкина в должности казначея Иосиф Панин (1611–1619) отставлен был от места за растрату очень большой суммы монастырских денег (о. Арсения «Летопись наместников, келарей, казначеев и пр.», № 30). Знаменитый в свое время келарь Александр Булатников (1622–1641) известен крайне непохвального свойства проделкой, которую он дозволил себе с тою целию, чтобы свою худую вотчину (он был из дворян) обменять на хорошую вотчину монастырскую (см. принадлежащее Симону Азарьину житие архим. Дионисия, глава, надписанная: «О терпении и страдании святаго за вотчину чудотворца Сергия», где под экономом должен быть разумеем именно келарь Александр Булатников). Георгий Дашков, бывший казначеем лавры в 1707 году, был обвиняем от его преемника в должности казначея, что не сдал по росписным книгам жемчуга, золотых и серебряных вещей и парчей многого числа (см. «Описания документов и дел св. Синода», т. I, соl. 2). О наказании кнутом и ссылке в Сибирь на вечное житье служителя Троицкого Сергиева монастыря Сакеева за ложный донос на Георгия см. «Архив правит. Сената. Опись указам и повелениям», сост. П. Баранов (т. II, № 3608; указ от 5 ноября 1729 года). Гавриил Бужинский обвиняем был от его преемника на архимандритии лавры в присвоении двух золотых панагий (см. ibid., т. VII, соl. 273). Когда Анна Иоанновна в своем указе от 21 сентября 1738 года предписывает начальству Троицкого монастыря «в церквах иконостасов и прочаго и церковной утвари без особливаго нашего указа отнюдь ничего не переделывать и не переменять каменья, жемчуга, запон и прочаго из одной в другую утварь», то ясно, что разумеет бывшие при сем дотоле большие или меньшие злоупотребления; а когда в том же указе императрица говорит, что прежде того бывало, «что всяк (из властей монастыря, каковы архимандриты, келарь и казначей) из обители брали, разхищали и раздавали как бы свое собственное», то, должно думать, разумеет между прочим и ризницу (см. еще примеч. на с. 126–127). Могут быть указаны и некоторые вклады, которых в настоящее время неизвестно. Симон Азарьин в «Новых чудесах преп. Сергия» говорит, что патриарх Иосиф, получив исцеление от болезни по молитвам к преподобному Сергию, «мног вклад, златоглавы (?) и прочия вещи в Сергиеву казну принесе» (чудо 40). Но никаких вкладов патриарха Иосифа в ризнице лавры теперь нет. Тот же Симон Азарьин в своем издании жития преподобного Сергия говорит о двух чашах, зело предивных, серебрянных позлащенных, принесенных в дар монастырю донскими казаками (с. 147). Но, сколько знаем, ни одной из этих двух чаш теперь не находится.

² Странно, что ни об одних, ни о других сосудах не упоминает (если не ошибаемся) опись монастыря 1641 года. Как бы то ни было, но от этих деревянных сосудов не должно делать несправедливых заключений об убогой нищете преподобных Сергия и Никона. Преподобный Сергий подвизался в пустыне один, а некоторое время и с собравшеюся к нему братией действительно при такой убогой нищете, что единственно доступными для него богослужебными сосудами были сосуды деревянные. Но когда прославился он как подвижник, что случилось не в особенно продолжительном времени по основании им монастыря, то его почитателями, к которым принадлежали не только окрестные жители, не только князь Радонежский со своими боярами, но и великий князь Московский со своими боярами, ему доставлены были средства в таком большом достатке, что при благоустроении монастыря во всех отношениях он имел полную возможность завести и серебряные богослужебные сосуды. О преподобном Никоне и говорить нечего: при нем монастырь преподобного Сергия стал уже просто богатым монастырем, и если он завел сохранившееся до настоящего времени серебряное позолоченое кадило [см. на с. 200], то, конечно, в состоянии был завести таковые же богослужебные сосуды. На деревянные сосуды преподобных Сергия и Никона, если они действительно принадлежат им, должно смотреть не как на такие сосуды, которые единственно они в состоянии были бы приобрести, а как на такие сосуды, которые они употребляли по будням, или завсе; это же последнее должно объяснять отчасти простотой их времени вообще, отчасти их собственной особенной любовью к простоте. А если не сохранилось до настоящего времени их серебряных богослужебных сосудов, то на вопрос о сем простой ответ: они могли быть после переделаны или переделываемы, то есть или переделаны один раз, чтo было достаточно для того, чтобы они перестали считаться сосудами преподобных Сергия и Никона, или даже переделываны несколько раз.

³ Служебник выдается за Никоновский, вероятно, потому, что доски его покрыты одной материей с Евангелием преподобного Никона, о котором сейчас. Описание служебника, равно как и всех других рукописей, хранящихся в ризнице, сделанное архим. Леонидом, см. в 4-й книге «Чтений Общ. Истор. и Древн. Росс.» 1880 года. В описи монастыря 1641 года, а также в описи книгам, в степенных монастырях находящимся, напечатанной Ундольским, упоминаются «два служебника на харатье (пергамине), свертки на деревце, чюдотворца Сергия». К сожалению, ни одного из этих свертков, или свитков, на деревце не сохранилось до настоящего времени. (В наших русских библиотеках свертки, или свитки, эти, т. е. славянские свитки, представляющие собою полные или неполные служебники, необыкновенно редки: нам известен и всего один пример свитка XV века, содержащего литургию св. Иоанна Златоустого и находящегося теперь в Петербургской Публичной библиотеке (пергаминного, длиной в 7 аршин с 1¹/₂ вершк.), и еще указание на другой свиток, того же XV века (также пергаминный, длиной в 17 аршин), содержащий полный cлужебник (Строева «Описание рукописей Царского», № 561, с. 631). Но у Греков, носив название kontakion’ов, свитки были очень обычны, а у Болгар и у Сербов – если не очень, то довольно употребительны (см. Дюканжа Gloss. Graecit. под cл. kontakion, Мартиньи Словарь под cл. volumes, П. Сырку исследование «К исправлению богослужебных книг в Болгарии в XIV веке» (т. I, с. IX), указывающее свидетельства архим. Порфирия Успенского и Леонида Кавелина, также изданную Обществом любителей древней письменности брошюру Помяловского «Два пергаменные литургийные kontakia».(Ср.: на с. 28 прим. 2).

⁴ Находится еще в ризнице золотой, украшенный драгоценными камнями большой шейный крест, формою четвероконечный, который принимается за крест, возложенный святым митрополитом Алексием на преподобного Сергия, о чем см. выше, (с. 58). Но возлагал ли святой Алексий на преподобного Сергия золотой крест, с тем чтобы оставить ему последний как дар, или не возлагал – это составляет вопрос, вероятнейший ответ на который есть отрицательный. Правда, жизнеописатель преподобного Сергия монах Епифаний положительно говорит, что возложил («и повеле митрополит изнести крест с парамандом, златом же и камением драгоценным украшен, и дарует святому..., и тако возложив, (подразумевается – крест) своими рукама на святаго, яко некое обручение»). Но уверение Епифания, желающего почему-то возложить золотой крест на преподобного Сергия, весьма маловероятно по существу дела. Золотой крест, о котором идет речь, был крест архиерейского богослужебного параманда (см. выше, с. 58, прим. 1). Святой Алексий, желавший оставить преподобного Сергия своим преемником на митрополии, хотел возложить на него крест, или, собственно, параманд с крестом как некое обручение архиерейству, то есть возложить после того, как Сергий изъявит свое согласие. Но преподобный Сергий решительно отказался от архиерейства – с какой же бы стати святой Алексий возложил на него крест? А представлять дело так, будто святой Алексий возложил крест на преподобного Сергия хитростию и обманом, в надежде, что с крестом на шее он не откажется от архиерейства, конечно, было бы весьма странно (и митр. Филарет держится того мнения, что крест не был возлагаем св. Алексием на преп. Сергия). Крест, несомненно, очень древний (только цепь его весьма новая) и как будто цареградского дела, то есть вывезенный из Константинополя, может быть и действительно от архиерейского параманда, то есть приложен в монастырь по каком-нибудь архиерее (не невозможно предположение, что именно по святом Алексие), но столько же может быть и то, что он приложен по каком-нибудь мирянине.

⁵ [После цифровых букв 6900 написано вязью: «мц. мр.» – следует читать: месяца марта?].

⁶ Если не ошибаемся, это именно Евангелие слывет в ризнице Голтяевским. Но Голтяй, или Голтяев, на дочери которого женат был Серпуховский князь Ярослав Владимирович и на внуке которого от дочери женат был великий князь Василий Васильевич, был не Федор Андреевич, а Федор Федорович. Так как Федор Федорович Голтяев был сын Федора Андреевича Кошки, который иногда называется и Кошкиным-Голтяевым, то, может быть, какой-нибудь ученый перемешал двух Федоров, и следуя указанию ученого, и ризничие стали называть Евангелие Голтяевским. Или же, может быть, был в ризнице какой-нибудь, теперь неизвестный, вклад Голтяева – он был человек очень богатый, вероятно один из первых богачей своего времени, – и как-нибудь перемешан с нашим Евангелием (к определению личности вкладчика Евангелия Федора Андреевича может служить то, что, судя по изображениям святых на окладе Евангелия, жена его звалась Елизаветой).

⁷ Палицын уверяет, что царь Василий Иванович Шуйский после удаления из-под монастыря Поляков взял из него сосуды золотые и серебряные позолоченные, оставив в нем только немногие и худшие серебряные (гл. 61, изд. 1784 г., с. 200 ). Но уверение Палицына нельзя не признать очень сомнительным, потому что все дело представляется им в каком-то совсем невероятном виде. Он уверяет, будто Шуйский, подстрекаемый некоторыми не боящимися Бога людьми, послал в монастырь, только что выдержавший осаду, своего дьяка Семенку Самсонова, чтобы ограбить его и его сидельцев, и будто «Семенка, по повелению самодержавнаго, достальных (уцелевших от оружия Поляков и от бывшей в монастыре повальной болезни) осадных сидельцев повеле всех грабити неповинно, не токмо мирскую чадь и вдов, но и иноков и священных чин и останцы монастырстии и до последняго плата, имже горькия слезы утираху». После этого совсем невероятного и совсем непонятного Палицын говорит и о взятии Шуйским из монастыря дорогих сосудов: «Посем же взят последнюю казну, издавна старое сокровище дачи государей и великих князей и царей и боляр и прочих христолюбцов – сосуды златые и сребреные позлащены, иже велицей цене достойны, оставляет же в обители от сосудов сребреных малая некая и худейшая». Если бы Шуйский действительно взял из монастыря золотые сосуды, то первые сосуды, которые он должен бы взять, – это сосуды Годунова; а между тем они-то и целы до сих пор в монастыре. Палицын уверяет, будто Шуйский забрал «останцы монастырстии и до последняго плата», но потом сам же говорит, что «церковная сокровища, ризы, стихари и патрахили саженые» (низанные жемчугом) оставались целыми в монастыре и после Шуйского (сам Палицын привозил их под Москву, занятую Поляками, в заклад стоявшим под ней казакам, гл. 77, с. 243).

⁸ Воздух большой называется покровом, а меньшие – воздухами; а воздухом называется пасхальная плащаница (см.: «Описание документов и дел, хранящихся в архиве св. Синода», т. I, col. LXXII, fin.; «Описание Синод. ркп.» Горск. и Невостр., № 400, с. 384, fin.; «История иерархии», т. VI, с. 751–752; графа Толстого «Новгород», с. 52). Симеон Солунский говорит, что на большом воздухе часто бывает изображение мертвого Иисуса и что поэтому он называется епитафием (плащаницей) (в «Патрол.» Миня t. 155, соl. 288; De sacra liturgia, cap. 96; Кондаков Н. П. «Памятники христианского искусства на Афоне», с. 258). В описи монастыря 1641 г. воздухи с вышитыми на них изображениями распятия Господня или положения Спасителя во гроб называются сударями.

⁹ См. напечатанную о. Арсением в 3-й кн. «Чтений Общ. Истор. и Древн. Росс.» за 1864 год «Роспись вещам, посланным из ризницы Троицкого Сергиева монастыря в Грановитую палату».

¹⁰ В старое время был обычай жертвовать в монастыри (равно как и в приходские церкви) по богатым людям остававшуюся после них одежу, и в Троицком Сергиевом монастыре в старое время, как видно из его описи 1641 года, такой одежи было очень много. Наш ферязь, или кафтан, и представляет собою остаток от этой жертвованной одежи. Чтобы он принадлежал именно Ивану Васильевичу Грозному – это представляется очень сомнительным, ибо едва ли бы на помин о Грозном дана была в монастырь такая нероскошная одежа, как наш ферязь, или кафтан (и если бы была дана, то читалась бы запись о ней в описи 1641 г., тогда как в описи записи не читается).

¹¹В старое время были жертвуемы в монастыри по умершим даже и узды, под условием, разумеется, что они были дорогие. Запись об одной узде, пожертвованной в Троицкий монастырь, читается в описи 1641 года: «Узда и похви и паперьсть (принадлежности седла – нагрудный и подхвостный ремни) оправлено (sic) серебром, золочена, у узды лысина (бляха), дана по князе Иване Васильевиче Куракине». Не невозможно, что именно эта Куракинская узда и усвояется Дмитрию Михайловичу Пожарскому (а Куракин, вероятно по ошибке назван Васильевичем вместо Семеновича, который погребен был у Троицы в 1632 г.).

Оглавление