«Жизнь земная и загробная». Беседа в неделю 22-ю по Пятидесятнице

Весело жил на земле один счастливый богач: друзья с ним ежедневно пируют в светлых чертогах, звуки музыки сливаются со звоном застольных чаш, воздух насыщен благовонными ароматами, легкие шелковые ткани ласкают тело, и время летит быстро, незаметно.


Быть может, ему казалось, что и конца не будет этим дням сплошной радости. Только там, у ворот дома этого богача, лежит какой-то нищий больной. Своим жалким видом смущает он случайно упавший на него взор, но что богачу за дело до бедного, от него можно и отвернуться... А тот приполз сюда в робкой надежде на участие, помощь. Он голоден и как хотел бы напитаться хоть крошками с обильных столов пирующих! Его гнойные струпья еще больше разболелись под открытым небом, где приходится испытывать и зной, и холод. А долетающие звуки веселья, а эти бесчисленные слуги, что спешат наперерыв удовлетворить прихоти сластолюбивых гостей, еще более наполняют сердце тоской всеми покинутого бедняка. От людей нет ему участия. Только голодные псы, приблизившись к нему, лижут гнойные раны его. Бедняк не гонит их, он до конца кроток и молчалив в своей беспросветной скорби. А богач? О! Достаточно было ему слегка, одним перстом указать своим бесчисленным слугам на лежащего у ворот бедняка, чтобы он был накормлен, одет, прикрыт... Но сердце богача до того очерствело, что он неспособен был даже пальцем двинуть для другого.

На земле, однако, всему бывает конец... Пробил последний час веселью богача, и бедняком пережиты скорби: умерли они, смерть сравняла обоих в том, что ни тому, ни другому не нужно стало ничто земное. Но одному нетерпимо тяжко было прощаться с утехами сей жизни, а другому здесь жалеть было нечего: смерть, одна только смерть оставалась ему отрадой. Умер терпеливый бедняк и отнесен был на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его, похоронили, как водится, богато и пышно. Еще раз чертоги его собрали друзей, по виду унылых, но в душе только и ждавших того, чтобы поскорее отбыть эту печальную церемонию, забыть потом почившего, теперь не нужного им друга, искать новых друзей, чтобы и с ними погрузиться в поток легкомысленной жизни.

Умер и во аде очутился жестокосердый богач и, сый в муках, поднявши взор, увидел вверху бедняка Лазаря, блаженствовавшего в раю с Авраамом. Возопил несчастный: «Отче Аврааме! Умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучусь в пламени сем». Но Авраам напоминает ему в ответ о тех благах земной жизни, которые он так жадно, с глазами, закрытыми на все скорби людей, пил в жизни земной, и о скорбях бедняка, терпеливо испитых до конца. «Теперь же, — добавляет Авраам, — здесь ты страдаешь за то, что не хотел приготовить себя к жизни будущей, а он утешается, ибо умел свои взоры и среди страданий устремлять в эту таинственную жизнь, теперь она открылась ему со всеми радостями... К тому же между нами и вами пропасть великая, ни отсюда к вам, ни от вас к нам перейти нельзя, то есть кто как себя настроил там, на земле, тот соответственно тому настроению и приходит сюда: добрые — в царство добра, а жестокие — в царство зла...» Видно, и в аду есть сознание справедливости суда Божия; по крайней мере, богач не возразил Аврааму, но только продолжал умолять его: «Пошли Лазаря в дом отца моего, там у меня живут пять братьев; если для меня невозможна перемена участи, то пусть скажет он им об ужасах загробного мира, пусть они вовремя одумаются, чтобы не пойти в это место мучения...» — «У них есть Моисей и пророки, — ответствует Авраам, пусть их слушают». — «Нет, отче Аврааме, — продолжает богач, — если кто из мертвых придет к ним, покаются...» — «Если Моисея и пророков не слушают, то и воскресшему мертвецу не поверят», — отвечал Авраам (Лк. 16, 19-31). Грубому, окаменелому сердцу весть об иной духовной жизни чужда. Это весьма ясно доказали иудеи, когда очевидцам воскресения Христова дали денег с целью заставить их молчать, а сами продолжали злобой распаляться на Воскресшего.

Задумываясь над этой притчей Господа Иисуса Христа, изображающей участь человека и здесь, на земле, и там, за гробом, ясно понимаешь, за что один в муках сый, а другой удостоен лона Авраамова. Богач осужден не за то, что был богат, и богатые спасались (Авраам, Иосиф, Филарет Милостивый), но за то, что окаменил свое сердце, потушил в нем всякий луч жалости к другим, умер для любви и стал неспособен по своему настроению обитать в стране праведных. Так опасно и гибельно богатство, когда оно переходит в сребролюбие, и диавол очень хорошо знает, что для него ничего нет легче разлучить человека с Богом и взять под свою власть, когда у последнего зародится грех сребролюбия. Тогда сердце человека делается жестоким, немилосердным, ни слезы, ни стоны умирающих от нищеты и голода его не трогают. У него одна цель — большее и большее приобретение богатства и собственное благополучие. Из притчи Спасителя мы видим, что евангельского богача погубила беспрерывная погоня за наслаждениями, в силу которой он веселился каждый день. Погубило евангельского богача бессердечие к нищему, такое бессердечие, что даже псы, бессловесные животные, и те бывают сострадательнее человека. Губит в богатстве такое огрубение чувства, пресыщенного благами мира, которые заставляют человека забыть о Боге, не верить в Его промысл, даже отрицать самое существование Бога. Так гибельно и опасно богатство со сребролюбием. Сребролюбие, скупость чрезмерная доводят человека до погибели и временной, и вечной. Да и в наше время бывает, что Господь видимо наказует жестокосердных сребролюбцев.

Скажу вам и пример...  Недавно в одном из больших сел Тамбовской губернии умер богатый когда-то крестьянин Трофим Бобров. Он получил значительное состояние еще от своих родителей, но собственным усиленным трудом по хлебопашеству, а еще более удачными оборотами в хлебной торговле, которой занимался много лет, составил себе большое, даже не для деревенского мужичка, богатство.

Честный труд и благоразумные заботы и старания о благосостоянии и обеспечении семьи для мирского человека, конечно, не есть грех и преступление, но естественное право и обязанность его заботиться о ближних, как и в Писании сказано: «аще же кто о своих, паче же о присных не промышляет, веры отверглся есть» (1 Тим. 5, 8). Упоминаемый же нами Трофим Бобров простер свои заботы о земном благосостоянии до забвения о спасении души и до полного отречения от Бога.

Имея в семействе только единственного сына и скопив уже значительное богатство, Трофим в годы своей старости всецело привязался к стяжанию денег: закупал в урожайные годы тысячи пудов хлеба, хранил его в своих житницах до годов неурожая и тогда пускал хлеб по дорогой цене. Трофим не только никогда во всю свою жизнь не поделился с бедняком, вдовой, сиротой или нищим куском хлеба, но в годину бедствия, когда бедные люди почти умирали с голода, он, продавая им хлеб по высокой цене, не отпускал ни фунта в долг. Даже если двух-трех копеек недостанет при покупке хлеба, Трофим безжалостно прогонял несчастного.!

И себе самому, и семейству жадный старик отказывал во всем, даже необходимом, и только копил и копил деньги, добываемые потом, кровью и слезами ближнего. В то время богач Трофим забыл Бога: не ходил в церковь, не говел, не приступал никогда к исповеди и святому причастию и неохотно принимал к себе в дом, по обычаю, приходское  духовенство со святым крестом и иконами. Вполне ожесточилось сердце этого богача!.. Но за это гнев Божий не замедлил разразиться над его головой.

Трофим обыкновенно спал один в отдельной от своих домашних комнате. Из его домашних никто не знал, где он хранил накопленные деньги, которых у него в последний неурожайный год, судя по количеству проданного им хлеба, было уже несколько тысяч рублей. Однажды в глухую полночь сын и сноха Трофима слышат в комнате своего отца сперва отчаянный крик, а потом неестественный, дикий хохот. Сорвав с крючка двери спальни Трофима, сын и сноха вбежали к нему, и им представилась ужасная картина: в тускло освещенной сальной свечой комнате возле приподнятой половицы стоит небольшой сундучок, а вокруг него с визгом и хохотом пляшет старик Трофим с искаженным до неузнаваемости лицом... По ближайшем осмотре оказалось, что в сундучке лежали все деньги Трофима, более шести тысяч рублей кредитными билетами, которые в мелкие куски изгрызли мыши!.. Трофим хранил свое богатство под половицей и, увидев его погибель, помешался!.. Таким он остался на всю остальную жизнь и умер, ни на минуту не придя в сознание, будучи в течение восьми лет тяжелым бременем и горем для своей уже совсем разорившейся семьи, ибо оставшийся в амбарах хлеб от появившейся сырости сгнил, а изъеденные мышами деньги сын Трофима возил в казначейство, чтобы узнать, возможно ли воспользоваться через промен хотя бы малой частью отцовского капитала, но оказалось, что беспощадные грызуны испортили все бумажки до одной, и их пришлось бросить в огонь.

Итак, что же уготовал Трофим, кому все это досталось? Ни ему, ни семье, а червям и мышам, сделавшимся невольным орудием кары Божией жадному жестокосердному себялюбцу и сребролюбцу. И богатства своего, с таким тщанием собираемого и хранимого, лишился несчастный, лишился и разума, этого великого дара Божия человеку, и душу свою вовеки погубил! Из примера сего мы видим, сколь пагубны богатство и сребролюбие. А бедняк, нищий Лазарь, упоминаемый Господом в притче, блаженствует в раю не за то, что был беден (много и бедных порочных, озлобленных), но за то, что среди своих нестерпимых страданий лежал кроткий, незлобивый, терпеливый... Другой бы на его месте при этих звуках веселья пирующих и при своем страдании распалился бы злобой, проклял бы, может быть, день и час своего рождения, возненавидел бы всю вселенную, но Лазарь терпит, прощает и сквозь мрак скорбей с надеждой взирает на это безграничное небо, где обитает милосердный Господь.

Теперь да позволит мне ваша христианская любовь спросить вас, други мои, что же лучше: богатство или бедность? Вас удивляет мой вопрос? Разве, скажете, это требует рассуждения? Кто же не понимает и не видит на самом деле, что богатство есть счастье, а бедность — несчастье человека? Богатый не знает никаких недостатков, у него во всем довольство, у него нет горьких житейских забот, он спокоен, весел, а еще — в чести, его любят и уважают все. А бедный? Бедный — несчастный человек: он в постоянных трудах и заботах и все же терпит недостатки, он всегда в унынии и горе, им же все пренебрегают, он презренный человек. Какое же сравнение богатого с бедным? Хорошо. А как же говорит Христос? «Горе вам, богатым» (Лк. 6, 24). «Яко неудобь» имущие богатство «в Царствие Небесное внидут»! (Мф. 19, 23). «Иди, — сказал Он одному богатому, — продаждь имение твое и даждь нищим» (Мф. 19, 21). Вот и один из апостолов говорит: «Приидите ныне, богатии, плачитеся ж рыдайте о лютых скорбех ваших грядущих на вы» (Иак. 5, 1). Слышите ли, братие, что говорится в слове Божием о богатых? Напротив того, всеми ублажается бедность. Иисус Христос называет блаженными нищих (см.: Лк. 6, 20). Апостол Иаков осуждает богатых за презрение нищих (Иак. 2, 6). И кем не прославлялась нищета? Сам Господь не имел где главу подклонить (Лк. 9, 58). Первоверховный апостол Павел провел все время апостольства в труде и подвиге... во алчбе и жажди... в зиме и наготе (2 Кор. 11, 27). Как же это так? Стало быть, бедность лучше богатства, бедные счастливее богатых? Да. Ежели станем рассуждать по-христиански, то это точно так. Богатые счастливы, а бедные несчастны, но это только здесь, в настоящей жизни. А что настоящая жизнь? Для христиан есть лучшая, другая жизнь. Важно, значит, быть счастливым там, а не здесь. Кто же счастливее там: беспечный богач или нищий Лазарь? Богатый — во аде, а Лазарь — на лоне Авраамовом (Лк. 16, 22-23). Итак, вот какой ответ на вопрос, что лучше: богатство или бедность. Лучше бедность, нежели богатство, счастливее бедные, нежели богатые. Отчего же это так? Богатство, что ли, [является] причиной несчастья? Конечно, не богатство, а сами богатые. Были и богатые, которым богатство не помешало быть праведниками. Был богатый Авраам, но богатство его служило ему к принятию и упокоению странных (Быт. 18). Был богатый Иов, но он был око слепым, нога хромым... отец немощным (Иов. 29, 15-16). Были, видите, и богатые святыми и праведными, но много ли таких? Не чаще ли бывает иначе? Вот то-то и беда, что человек не умеет правильно пользоваться богатством, а употребляет его в средство для жизни свободной и рассеянной.

Богатство служит ему по большей части только к угождению плоти, к служению греховным страстям. Скажите: кто живет светло, пышно, великолепно, как не богатый? Где роскошь и всякие прихоти, как не у богатых? Где щегольство и чрезмерные наряды, как не у богатых? Где собрания, пиршества, всякие чувственные удовольствия, как не у богатых? Где веселости и заботы о потехе, как не у богатых? Где нега, праздность и пустая трата времени, как не у богатых? У кого больше спеси, гордости и презрения к другим, как не у богатых? Если же это так (а по большей части так), что же это? Христианский ли это образ жизни? Будет ли здесь место богомыслию, молитве, любви к Богу и ближним? Не забудется ли тут жизнь будущая и Царство Небесное? Не страшен ли будет такому человеку час смертный? Не постарается ли он забыть его? Весело, приятно, кажется, теперь жить богатому, да что будет после? Что, если случится ему и здесь потерять богатство, обнищать? А ведь это очень может быть и бывает. И счастлив еще тот богач, которого посетит Господь такой, по-видимому, горькой милостью; счастлив, если он поймет это попечение и вразумление Божие, опомнится, познает тщету богатства и славы временной и обратится к богатству благодати Божией и к приобретению себе душевного спасения. А если иначе? Если от богатства, от здешнего покоя и славы прямо перейдет туда, где известный евангельский богач? Что тогда? Что, если скажут и ему: «Помяни, яко восприял ecu благая твоя в животе твоем» (Лк. 16, 25)? Что нередко и бывает — час смертный настигает внезапно. О какое воспоминание горькое! Как страшно тогда будет вспоминать прошедшую жизнь, тщетное и тленное богатство, кратковременное и неразумное веселие! Видите ли, братие, к чему ведет человека богатство и какая ожидает участь беспечных богатых! Все же, скажете, виноваты богатые, а не богатство. Но при богатстве человеку легче забыться и забыть свои христианские обязанности: богатство возбуждает и питает в нас наши порочные наклонности, страсти и изменяет устроение души, что мы и видим из следующего примера.

Авва Даниил пришел однажды в селение продать свое рукоделие. Он уже хотел возвратиться в скит, как встретился с ним человек, окруженный нищими, странниками, и пригласил его к себе на ужин. Это был каменосечец именем Евлогий. Он занимался работой весь день, ничего не вкушая, когда же наставал вечер, он вел за собой в дом всех, кого из бедных встречал на пути, и издерживал на ужин все, что выработал: даже крошки, которые оставались от стола, бросал соседним псам.

Старец, удивляясь добродетелям его, думал: «Евлогий бедный питает каждый день столько нищих, что ж бы сделал Евлогий богатый! Ах! Он был бы пища всем алчущим, одежда всем нагим!» И начал он день и ночь просить Бога, чтобы Евлогий, для счастья других, сделался богат. Соединив свою молитву с постом, он так изнемог, что едва был жив. Прошло три недели, наконец Бог услышал молитву старца: он заснул, вдруг видит себя в церкви Воскресения, видит некоторого богоподобного Отрока, на святом камне сидящего, подле Него стоял Евлогий. Потом Отрок сказал: «Если отдашь сам себя порукой за Евлогия, то наделю Евлогия богатством». — «От рук моих взыщи душу его», — ответил старец и увидел, что двое из предстоящих начали сыпать золото в пазуху Евлогия. Тут старец воспрянул от сна своего, благодаря Бога, что услышана молитва его.

Между тем Евлогий жил по-прежнему. Но однажды поутру вышел на работу свою, ударил киркой по камню и почувствовал, что он пуст, ударил в другой раз — и увидел скважину, ударил в третий раз — и из камня посыпалось золото... Евлогий ужаснулся и не знал, что делать с сокровищем! В тот день ни один нищий у Евлогия и даже сам Евлогий не вкушали пищи. Назавтра он купил лошадей и под видом перевозки камней привез домой золото и ужинал один.

Долго Евлогий был в беспокойных размышлениях... Наконец нанял корабль и отправился в Царьград. Там задарил всех вельмож и сам сделался вельможей, купил огромный великолепный дом и стал жить в роскоши, каждый день угощая тех, которые близки были к царю.

Авва Даниил ничего не знал о том, но спустя два года опять увидел во сне святолепного Отрока и подумал: «Где-то Евлогий?» И вдруг видит: некто злообразный изгоняет Евлогия от лица Отрока... Старец пробудился от сна и, вздохнув, сказал сам себе: «Увы! Я погубил душу мою!» Он взял свою верхнюю одежду и пошел в ту весь, где прежде жил Евлогий. Долго он ждал, пока придет питатель бедных и пригласит его в дом свой, но тщетно! Наконец увидел одну старушку, он сказал ей:

«Сделай милость, принеси кусок хлеба мне, я сегодня не ел». Она исполнила его просьбу и вступила с ним в душеполезную беседу. Потом он спросил ее: «Есть ли здесь кто-нибудь принимающий странников?» — «Нет, — отвечала старушка с тяжким вздохом, — был у нас каменосечец, который всего более любил странноприимство, но Бог увидел дела его, дал ему благодать Свою, и он теперь в Царьграде вельможею...» Услышав сие, старец сказал сам себе: «Я сделал убийство!» — и пошел в столицу. Там узнал, где живет Евлогий, сел у ворот дома его и ожидал, когда выйдет он... Наконец является Евлогий с гордостью на лице, с гордостью в походке, в сопровождении рабов. «Помилуй меня, — воскликнул старец, — я хочу нечто сказать тебе...» Но Евлогий даже не взглянул на старца, а рабы оттолкнули его. Несчастный поручитель опередил Евлогия другой улицей, опять встретил и окликнул его, но, получив несколько ударов, принужден был удалиться. Таким образом, старец сидел четыре недели пред вратами дома Евлогия, обуреваемый снегом и дождем, и не имел случая поговорить с ним. Наконец старец отчаялся о спасении Евлогия и, повергшись на землю, просил Бога, чтобы разрешил его от поручения. И вот он задремал и видит во сне Пресвятую Богородицу. «Помилуй меня, Владычице!» — взывает он. «Что тебе нужно?» — спрашивает его Богоматерь. Старец рассказал Ей все горе свое. «Мне нет до сего дела, ты должен исполнить свое поручительство», — сказала Царица Небесная.

Проснувшись, старец сказал сам себе: «Хотя бы мне пришлось и умереть, и тогда я не уйду от ворот Евлогиевых», — и пошел опять к палатам сего вельможи. Но лишь только увидел его Евлогий, как приказал рабам бить его, и бедный старец, весь израненный, вынужден был удалиться. Скорбя душой о погибели Евлогия, сожалея, что сам был виной его погибели, и в то же время не видя возможности поправить дело, авва Даниил решил оставить все на волю Божию и удалиться в пустыню Египетскую. Но едва он сел на корабль, чтобы отправиться в Александрию, как повергся в такое малодушие, что упал как мертвый... Он воздремал и снова видит во сне боголепного Отрока в храме Воскресения. Отрок смотрел столь гневно, что старец затрепетал как лист древесный и не мог ни слова произнести в свое оправдание. «Исполнил ли ты то, за что поручался?» — грозно спросил его Явившийся и повелел двум ангелам мучить старца, привязав к дереву. И били его жестоко, повторяя: «Не спорь с Богом, не делай дела выше твоей меры». Но вот старец снова видит небесную Заступницу, умоляет Ее сжалиться над ним, и Она просит за него Своего Сына и Бога, лобызая пречистые Его стопы

«Смотри же, — сказал ему наконец умилостивленный Господь, — впредь не делай так!» — «Никогда не буду, — отвечал старец, — я просил Евлогию богатства, думая, что он будет лучше; согрешил, Владыко, прости меня!..» Старца освободили, и он слышит: «Иди, Я приведу Евлогия в прежний чин!..»

Пробудился старец и, исполненный несказанной радости, возблагодарил Господа и Пречистую Его Матерь.

Спустя три месяца старец услышал, что царь Иустин умер, что наследник его начал гнать прежде бывших любимцев, что двое из них умерщвлены, а Евлогий бежал. Впрочем, царь назначил великое вознаграждение тому, кто принесет его голову. Даниил опять пошел в ту весь, где прежде жил Евлогий. Увидев его, идущего с работы и окруженного нищими, старец хотел было броситься навстречу к нему, но Евлогий его предупредил и, целуя руки его, пригласил к себе ужинать. Тут старец и Евлогий объяснились между собой. Каменосечец рассказал ему, как возвратился он в отечество свое, как бежали все жители, чтобы видеть его, и поздравляли с саном вельможи и как он, боясь обнаружить себя, уверил их, что ходил только в Иерусалим поклониться гробу Господню. «Я вторично взял, — продолжал Евлогий, — свои орудия и пошел прямо к тому камню, где нашел золото; я думал, что опять найду клад, но, сколько ни стучал, сколько ни тесал разных камней, не нашел ничего. Наконец вышел из заблуждения, и слава Богу! Забыл сан вельможи. Чудеса Твоя и судьбы Твоя кто исповесть, Владыко Господи? Едва не вселилась во ад душа моя... Молитесь за меня, отче, — я великий грешник!» — заключил Евлогий свой рассказ [1].

Итак, друг мой, проси у Бога хлеба насущного: этому поучает Сам Господь. Недаром же сказано: «удобее... вельбуду сквозе иглине уши пройти, неже богату в Царствие Божие внити» (Мк. 10, 25).

Как бы ни было, братие, а богатство — вещь опасная. Недаром же святое слово Божие говорит не в пользу богатства и не на радость богатым. Вот совсем другое дело бедность. Конечно, тяжело, горько быть бедным. Но ведь такова наша жизнь настоящая. Не на веселье, не на радость пришли мы сюда. Радость нам обещана в другом мире, а здесь окружают нас беды, скорби и нужды. Чувствительна бедность, но зато доступны ли бедному роскошь и щегольство, когда у него, может быть, нередко есть почти нечего и одеться прилично не во что? До прихотей ли ему, когда у него часто нет и необходимого? Пойдут ли ему на ум веселости, когда он постоянно в горе и заботах о недостатках? Досуг ли ему быть в покое и праздности, когда он должен усиленным трудом приобретать себе дневное пропитание? А если так, то не ближе ли бедный к тому состоянию, какого требует от нас святая христианская вера? Не скорее ли он вспомнит Бога и не чаще ли будет обращаться к Нему с молитвой и упованием на помощь Его? Не легче ли он перенесет и вытерпит все постигающие нас бедствия и несчастья? Страшна ли будет ему самая смерть, когда так горька ему земная жизнь и когда оставлять ему с печалью здесь нечего? А что там, за гробом? Не та ли блаженная участь и не то же ли вечное утешение на лоне Авраамовом (Лк. 16, 22, 25), каких удостоен от Бога нищий Лазарь? Есть после этого о чем подумать и богатым, и бедным. Есть о чем подумать, чтобы первым избавиться от угрожающего им бедствия в вечности, а последним удостоиться ожидающего их будущего блаженства.

Внимайте же себе, богатые, не высокомудрствуйте и не превозноситесь своим богатством, уповайте не на богатство погибающее, а на Бога жива (1 Тим. 6, 17), Который убожит и богатит (1 Цар. 2, 7), подает сокровища и отъемлет их; не прилагайте сердца своего к богатству (Пс 61, 11), пусть оно служит вам, а не вы ему. Помните, что богатым быть небезопасно, что многие из богатых христиан ради спасения души добровольно оставили все свои сокровища и обрекали себя на терпение и нищету. Воздерживайтесь от Имений неправедных, да и праведное употребляйте не на прихоти, веселости и мирские наслаждения, а на потребности необходимые, полезные и святые во славу Божию и в помощь нуждающимся своим собратиям. Вообще, считайте себя только приставниками у даров Божиих, чтобы в будущей жизни не подвергнуться участи несчастного богатого, но за доброе распоряжение дарами Божиими, земными сокровищами получить вечное сокровище на неб еси (Мф. 6, 20). А вы, бедные, благословляйте Бога в жребии своем. Вас Господь поставил на самый прямой путь к Царствию Небесному, умейте только сохранить себя на этом пути. Не унывайте, кольми паче не ропщите на свое состояние, покоряйтесь воле Промыслителя Бога, определяющего каждому свой жребий; уповайте на Его беспредельную благость и во всяком случае ожидайте от Него утешения и помощи, живите честным трудом и не завидуйте богатству других, чтобы после временных бедствий не подвергнуться вечному мучению, а, напротив, за терпение и скорби наследовать то же место блаженного покоя и сладости, в котором пребывает известный евангельский нищий Лазарь.

Скорбна была жизнь бедного Лазаря, но он переносил ее с кротостью и смирением, помня, что всякое наказание в сей земной жизни кажется не радостью, а печалью, но после, в жизни небесной, доставляет мирный плод неизреченной вечной радости, что мы и видим из примера истинной христианской жизни.

Святой Григорий Двоеслов, папа Римский, пишет, что во времена его был в Риме некоторый муж, именем Сервилий, расслабленный всем телом, и некоторая благочестивая жена, именем Ромула, страдавшая подобной болезнью многие годы. Сервилий до самой смерти так страдал расслаблением, что никогда не мог ни с постели встать, ни руки к устам поднести, ни на другой бок поворотиться; равным образом и Ромула долгое время лежала на постели без всякого употребления членов. Какую же жатву добродетелей и заслуг обоим им принесли столь долговременная и столь тяжкая болезнь и нищета, сообщает тот же святой Григорий, говоря о божественных знамениях, которые просияли при смерти обоих. Он пишет, что при кончине Сервилия слышны были ангельские пения, а вскоре по кончине произошло некое чудное благоухание; таким же образом и о смерти Ромулы повествует, что в комнате ее сперва показался чистейший свет, потом приятнейшее благовоние распространилось свыше, и, наконец, слышны были голоса ангелов, попеременно поющих. За что такие особенные почести и преимущества этим расслабленным были оказаны? Поистине не за что другое, как за долговременную и непрестанную болезнь, которая отдаляла от них всякий случай ко греху и вместе подавала повод прибегать к покаянию и непрестанно упражняться в собеседовании с Богом. «Самое, — говорит святой Григорий, — лишение членов соделалось приращением добродетелей, ибо тем почтительнее [они] приобучили их ко употреблению молитвы, чем менее могли действовать ими что-либо другое». [2]  Вся строяй к нашему спасению, Боже наш, слава Тебе! 

Аминь.

Источник: Преподобномученик архимандрит Кронид (Любимов). Беседы, проповеди, рассказы. СТСЛ, 2014. С. 153-163.

[1] Прот. В. Гурьев. Пролог в поучениях. Март, 27-й день.
[2] Свт. Григорий Двоеслов. Собеседования о жизни италийских отцов и о бессмертии души. Кн. 4. Гл. 14, 15. М.: Благовест, 1996. С. 236-239.