Житие и чудеса преподобного и Богоносного отца нашего Сергия Радонежского

Настоящий рассказ о жизни и чудесах преподобного Сергия составлен на основании, главным образом, следующих сочинений: Филарета, архиепископа Черниговского «Жития святых, чтимых Православною Церковью, сентябрь», изд. Тузова, 1885; проф. Е.Е. Голубинского «Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра», 1892, и архим. Никона «Житие и подвиги прп. Сергия», изд. 1898 г.

I 

Верстах в четырех от великого Ростова, в низменной, безлесной местности, стоит небольшой Варницкий монастырь [2], с малым числом братии, с небольшою соборною церковью во имя Пресвятой Троицы. Не славится эта обитель ни прославленными мощами угодников Божиих, ни иными достопримечательностями; дорога она русскому сердцу тем, что стоит на месте родины преподобного и богоносного отца нашего Сергия.

По древнему преданию, на том месте, где теперь стоит Варницкий монастырь, почти шестьсот лет тому назад было поместье знатных ростовских бояр Кирилла и Марии.

Кирилл состоял на службе у ростовских удельных князей и не раз ездил с ними в татарскую орду. Он владел достаточным состоянием, но любил простоту и часто сам занимался сельскими работами; в такой же простоте он воспитывал и детей своих.

Кирилл и Mapия были люди благочестивые и богобоязненные. Они постоянно посещали церковь Божию, с любовью исполняли заповеди Христовы: принимали странников, помогали бедным, не отпускали от себя нищего, не накормив и не наградив его. Таким образом, в лице родителей прп. Сергия Господь возрастил доброе дерево, чтобы и плод, происшедший от него, был добрый.

Еще до рождения младенца перст Божий указал на него как на великого угодника Божия и истинного служителя Пресвятой Троицы. Однажды в воскресный день мать его Mapия, будучи беременна им, по обычаю отправилась в церковь к Литургии. Перед чтением Евангелия младенец вскрикнул во чреве ее. Во время пения Херувимской младенец вскрикнул во второй раз и при том так громко, что было слышно на всю церковь; а когда священник произнес: «Святая Святым», крик раздался в третий раз. Mapия, которая, по обычаю того времени, стояла в притворе вместе с другими женщинами, от смятения и страха заплакала и едва не упала, а окружавшие ее женщины стали спрашивать, где находится у нее младенец. Mapия поведала им, что у нее на руках нет младенца, что он вскричал во чреве ее. Удивились женщины и рассказали о происшедшем находившимся в церкви. Народ, бывший в церкви, слышавший крик и узнавший причину его, был немало удивлен таким необыкновенным происшествием и, рассуждая о нем, был расположен видеть в этом предуказание Божие на нечто особенное в жизни и судьбах ожидаемого младенца и в недоумении повторял вопрос, какой предлагали себе современники Иоанна Предтечи при его рождении: Что убо отроча сиe будет? (Лук. 1, 66); a Mapия все остальное время беременности проводила в строгом посте и сердечной молитве.

3 мая 1314 г. у Кирилла и Марш родился ожидаемый младенец-сын. В сороковой день по рождении родители принесли младенца в храм для совершения над ним Святого Крещения. Служащий при церкви иepeй нарек младенцу имя Варфоломей, конечно, потому, что в день Крещения праздновалась память апостола Варфоломея: этого требовал тогдашний церковный обычай. Но это имя, означающее в переводе на русский язык «сын радости», вполне соответствовало той радости, которая наполняла сердца благочестивых родителей при мысли о светлых надеждах, возбужденных у них особенными событиями пред рождением его. С первых дней своей жизни младенец показал себя великим постником. Родители его стали замечать, что он по средам и пятницам совсем отказывался от пищи; не прикасался к груди матери и в другие дни, когда ей приходилось употреблять в пищу мясо. Заметив это, Mapия совсем отказалась от мясной пищи.

Когда Варфоломею исполнилось семь лет, родители отдали его для обучения грамоте учителю, у которого вместе с ним учились старший брат его Стефан и младший – Петр. Оба брата делали большие успехи, хотя младшему, Петру, не было еще и шести лет. Варфоломею же грамота не давалась. Несмотря на строгость учителя, насмешки товарищей, упреки родителей, его собственное прилежание, он мало успевал в ученье и сильно огорчался этим; часто уединялся и проливал горькие слезы о своей неспособности. По ночам он вставал с постели и в горячей молитве испрашивал себе у Бога дар понимания науки.

И Бог услышал молитвы святого отрока. Однажды отец послал его за лошадьми в поле; привыкший беспрекословно повиноваться родителям, отрок с готовностью отправился исполнять это приказание, тем более что оно было ему по душе: отрок любил уединение и природу. Любуясь окружающими его полями с роскошной зеленью и разнообразными цветами, он озирался кругом и вдруг, невдалеке от себя, рядом дубом, увидал незнакомого ему благолепного старца-инока, который творил усердную молитву. Отрок приблизился к старцу и, поклонившись ему, стал вблизи, ожидая окончания его молитвы. Окончив молитву, старец ласково подозвал отрока к себе; благословив и поцеловав, спросил его, что ему нужно. Варфоломей отвечал:

«Я отдан в книжное учение, но мало разумею его, что очень огорчает меня, и я не знаю, что мне делать. Помолись за меня, святый отче, попроси у Господа, чтобы Он открыл мне книжное учение».

Инок исполнил просьбу Варфоломея; воздев руки, он возвел очи на небо и стал со слезами молиться Бory. Стоя около него, и отрок горячо молился вместе с ним. По окончании молитвы старец благословил отрока и сказал ему:

«Отныне Бог даст тебе разумение грамоты, так что ты и других будешь поучать».

Произнеся эти слова, инок достал сосудец, вынул из него как бы некоторую малую часть просфоры и велел отроку вкусить, говоря:

«Возьми, чадо, и съешь: cиe дается тебе в знамение благодати Божией и для разумения Святого Писания. Не смотри на то, что частица cия так мала, велика будет радость твоя, когда вкусишь от нее». После этого старец хотел было продолжать свой путь, но обрадованный отрок упросил его посетить дом его родителей и благословить их.

Отрок Варфоломей (преподобный Сергий) принимает часть просфоры от старца

Родители Варфоломея, всегда с радостью принимавшие странников, особенно иноков, с честью встретили приведенного их сыном гостя. Они предложили ему радушное угощение, но он отвечал, что прежде следует вкусить пищи духовной, и, взяв с собою Варфоломея, пошел в бывшую у Кирилла моленную, чтобы отпеть здесь часы. Когда все начали молиться, старец велел Варфоломею читать псалмы. «Я не умею, отче», – отвечал отрок. Но инок пророчески произнес: «Отныне Господь дарует тебе понимание грамоты». И, действительно, отрок тотчас же стал стройно читать псалмы. Родители, братья и сам он дивились, как хорошо и стройно читает он.

Вкусивши трапезы, предложенной Кириллом и Mapиeй, старец благословил всех и на прощание сказал родителям Варфоломея:

«Велик будет сын ваш пред Богом и людьми, он станет некогда избранной обителью Святого Духа и служителем Святыя Троицы».

Гостеприимные хозяева проводили до ворот своего гостя; но тут он вдруг стал невидим. Кирилл и Mapия подумали: не ангел ли Божий был послан к ним, чтобы даровать мудрость их сыну?

С этого времени святой отрок без затруднения стал читать книги и понимать все написанное в них. Ему легко давалась грамота, ибо Бог отверз ему ум разуметь писание. Отрок возрастал годами и исполнялся разумом и добродетелью. Сердце его горело любовью к Богу, и он находил высшее наслаждение в молитвенной беседе с Богом, поэтому он постоянно посещал храм Божий, не пропуская ни одной церковной службы. И дома он каждую ночь вставал с постели и по нескольку часов в горячей слезной молитве изливал пред Богом благоговейные чувства, переполнявшие его юную душу. Не любил он детских игр, не по сердцу ему приходились смех и веселье товарищей, но, уединившись, предавался он чтению священных книг. Сверх всего этого юный отрок соблюдал строгий пост. Как и в первые дни своей жизни, по средам и пятницам он не вкушал никакой пищи, а в остальные дни питался только хлебом и водой. Не будучи монахом, он вел строгую монашескую жизнь. Видя такие подвиги своего юного сына, мать сильно опасалась, что такой суровый образ жизни может повредить его здоровью, и убеждала сына смягчить строгость поста и подвигов своих. Но юный подвижник со смирением просил ее не отклонять его от воздержания, которое так сладко и полезно для души его. Удивилась мать разумному ответу отрока и более уже не мешала его доброму намерению, тем более что и здоровье его нисколько не страдало от воздержания и поста.

Когда Варфоломею было около 15-ти лет, родители его должны были оставить Ростов и переселиться в другое место. Это переселение их находилось в связи с тяжелыми временами и для всей Руси, и, в частности, для города Ростова.

В это время вся Русь православная стонала под тяжелым игом монгольским. Все русское государство состояло тогда из множества отдельных княжеств; каждое из них управлялось своим особым князем, который был самостоятельным, независимым от других правителем. Но за то все они находились в полной зависимости от произвола монгольских ханов, обязаны были по первому их требованию являться к ним в Орду на поклон для засвидетельствования своей покорности, для уплаты дани и поднесения им подарков. Страдания русского народа, происходившие от его тяжкого рабства, увеличивались еще от вражды и междоусобиц самих русских князей. Они постоянно ссорились и спорили между собою из-за первенства и обладания большим количеством областей. Свои споры и ссоры между собою они нередко переносили на суд ханов и, чтобы выиграть дело и получить перевес над своими соперниками, нередко сами отправлялись в Орду, льстили и делали подарки ханам, даже клеветали друг на друга. Кто из них лучше умел угодить хану, тот и получал перевес над противниками, которые иногда и погибали в Орде.

Незадолго до времени выселения родителей Варфоломея из Ростова совершилось важное событие в истории нашего отечества. Зимой 1327–1328 гг. удельный московский князь Иоанн Данилович Калита, стремившийся к объединению русской земли, получил в Орде титул великого князя русского. Новый великий князь npиo6pел столь великое расположение в Орде, что хан подчинил ему соседнее с Москвой Ростовское княжество. В Ростов назначен был наместником великого князя один из московских бояр – Василий Кочева. Наместник повел дело так, что весь Ростов скоро наполнился слезами и плачем. Самовластные действия наместника сопровождались притеснениями и обидами для жителей; а обнаруживавшие недовольство наместником и сопротивление ему подвергались телесным пыткам, и истязаниям, и грабительскому отниманию имущества. Дерзость московских воевод дошла до того, что они подвергли позорному телесному истязанию ростовского градоначальника боярина Аверкия. Ужас объял ростовцев, и многие стали покидать родной город. В числе последних был и Кирилл, отец Варфоломея. Кроме притеснений со стороны московских бояр, его заставила удалиться из Ростова крайне неблагоприятная перемена в его материальном положении: вследствие несчастных обстоятельств того времени из человека богатого и знатного он сделался жалким бедняком, которому неудобно было оставаться там, где он жил богато и пользовался большим почетом. Местом своего нового жительства Кирилл избрал маленький городок Радонеж, находящейся в 14 верстах от нынешней Троицкой Лавры по направленно к Москве. С ним переселились сюда и некоторые другие ростовцы.

Когда Варфоломею исполнилось двадцать лет, братья его Стефан и Петр уже были женаты; но Варфоломей и в Радонеже продолжал свою подвижническую жизнь. Ничто мирское не привлекало его к себе, и он только и думал о том, чтобы удалиться от мира и его соблазнов и принять монашество. Поэтому он просил у своих родителей разрешения и благословения на этот шаг. Благочестивые родители не противились его давнишнему намерению, но только просили его отложить исполнение его до времени недалекой их кончины.

«Чадо, – говорили они ему, – ты знаешь, что мы стары; уже недалек конец жизни нашей. Братья твои озабочены семьями, и у нас, кроме тебя, нет никого, кто бы послужил нам на старости; потерпи еще немного, предай нас погребению, и тогда уже никто не возбранит тебе исполнить твое заветное желание». С готовностью и лю6овью Варфоломей подчинился желанию своих родителей. Продолжая приготовлять себя к предстоящим ему монашеским подвигам, он всячески старался успокоить старость своих родителей. Незадолго до своей кончины Кирилл и Mapия переселились из Радонежа в ближайший к нему Покровский Хотьков монастырь и здесь оба приняли пострижение в монашество. Здесь же в скором времени последовала и блаженная их кончина, при которой, кроме Варфоломея, присутствовал и старший их сын Стефан, незадолго до пострижения своих родителей овдовевший и принявший монашество в том же Хотьковском монастыре.

II

Теперь для благочестивого Варфоломея наступило время, благоприятное для удаления из миpa и для исполнения его давнишнего горячего стремления к иноческой жизни. Он пошел в Радонеж, чтобы здесь покончить со всеми морскими делами; оставшееся после родителей незначительное имущество он частью роздал людям бедным, частью передал своему меньшому брату Петру, и, таким образом порвав все пристрастия, обыкновенно привязывающие людей к жизни мирской, юноша Варфоломей без всякой помехи и с твердой решимостью устремился на тот путь, который был избран им еще с самого детства, – на путь поста, трудов и подвигов духовных, необходимых для очищения души и тела от всяких нечистых греховных стремлений. Но путь, которым решился Варфоломей идти к достижению своей высокой цели, к нравственному усовершенствованно и очищению и к достижению святой и блаженной жизни в Боге, значительно отличался от того пути, по которому шли многие из подвижников русской земли. Они по мере сил своих подвизались и совершенствовались духовно, живя в благоустроенных монастырях, находившихся или среди городов, или не вдали от них. Но благочестивый и богоизбранный юноша Варфоломей горел желанием последовать примеру древних египетских учредителей монашества – преподобных Антония, Пахомия, Макария, которые подвизались в пустынях, удаленных от жилищ человеческих. Поэтому Варфоломей не захотел поселиться в Хотькове, где монашествовали и теперь блаженно почивали его родители, и где смиренно подвизался теперь старший его брат Стефан, не пошел и ни в какой другой из существовавших тогда монастырей; но, избрав для себя вид монашества наиболее строгого и наиболее совершенного, он решился удалиться в пустыню.

Приняв такое решение, Варфоломей отправился в Хотьков к жившему там его брату Стефану в надежде склонить и его к пустынножительству. Но Стефан не вдруг решился на такой необычный подвиг, соединенный с великими лишениями и трудами. Он считает его выше сил своих и потому страшится принять его на себя, и медлит согласиться на призыв брата, и только после продолжительных и неотступных просьб его решается последовать за ним.

Братья оставляют Хотьковскую обитель и идут в самую глушь соседних лесов, чтобы здесь найти себе место для пустынного житья.

После долгого хождения по соседним дремучим лесам братья нашли одно возвышенное место, покрытое со всех сторон густым девственным лесом, окруженное с трех сторон глубокой дебрью, в которой струилась незначительная лесная речка, называвшаяся в записях 15 века Консерой, или Конисурой, и теперь известная под именем Кончуры. Место это с его окрестностью называлось Маков день, Маковской горой. Оно находилось только в десяти верстах от Хотькова, но тем не менее оно было совершенно удалено от жилья человеческого; вся окружавшая его местность покрыта была дремучим лесом, которого еще не касалась рука человеческая, среди которого не было проложено никаких дорог, ни одной тропинки; только дикие звери и птицы обитали здесь. Но братьям, а особенно Варфоломею, сильно понравилась эта пустынная местность; она вполне соответствовала его заветным мыслям о пустынножительстве и потому избрана была благочестивыми отшельниками местом для своего обитания.

В усердной молитве испросив Божие благословение и на свое решение, и на избранное место своего отшельничества, братья первоначально устроили себе убежище или шалаш из древесных ветвей, где бы они могли укрываться от зноя и непогоды и где бы они могли отдыхать и спать во время ночи; затем они приступили к устройству более надежного и прочного жилища, которое могло бы служить для них более надежной, чем шалаш, защитой и от осенней непогоды, и от зимней стужи, и, наконец, от диких зверей. Устроив себе необходимое и скромное жилище, или келию, братья немедленно приступили к построению небольшого храма, или церквицы. Дело постройки как келии, так в особенности церкви совершено было, может быть, под руководством опытного плотника, самими братьями отшельниками: они сами рубили лес, очищали его от сучьев и коры, приносили на своих плечах весь лесной материал, необходимый для здания, сами рубили сруб и ставили его на место и делали все остальные вещи, необходимые для внешней и внутренней отделки храма. Конечно, храм был очень невелик и отличался самой бедной

Когда церковь была устроена и готова к освящению, братья отправились в Москву, чтобы испросить у митрополита Феогноста благословение на освящение храма. Святитель милостиво принял просителей и послал с ними священнослужителей, которые взяли с собою все необходимое для освящения церкви. По желанию братьев и по благословению митрополита церковь освящена была во имя Пресвятой и Живоначальной Троицы. Первая церквица, построенная руками преподобного, имела вид убогой часовни, с голыми стенами да с мохом, служившим единственной защитой от бурь и холода, с тремя небольшими оконцами для дневного света. Здесь во всем заметна была большая бедность. Здесь не было ни дорогой утвари, ни блестящих риз, ни великолепного позлащенного иконостаса, ни дорогой парчи, ни живописных икон. Престол был одет чистым холстом простой домашней работы; ризы сшиты были из крашенины, священные сосуды не блестели золотом и серебром, а выточены были из дерева самим преподобным Сергием [3] . Не всегда здесь теплились воск и елей у святых икон; нередко здесь служба церковная совершалась при сухой дымящейся лучине и курился фимиам из дикой древесной смолы [4] . «Кто покажет мне малый деревянный храм, на котором в первый раз наречено здесь имя Пресвятыя Троицы? – говорит об этой церквице приснопамятный святитель Филарет, митрополит московский. – Вошел бы я в него на всенощное бдение, когда в нем с треском и дымом горящая лучина светит чтению и пению, но сердца молящихся горят тише и яснее свечи, и пламень их досягает до неба, и ангелы их восходят и нисходят в пламени их жертвы духовной. Отворите мне дверь тесной келии, чтобы я мог воздохнуть ее воздухом, который трепетал от гласа молитв и воздыханий преподобного Сергия, который орошен дождем слез его, в котором впечатлено столько глаголов духовных, пророчественных, чудодейственных. Дайте мне облобызать прах ее сеней, который истерт ногами святых и чрез который однажды переступали стопы Царицы Небесной» [5].

Несказанною радостью исполнилось сердце Варфоломея, когда он увидел свою церковь освященной. С тех пор пустыня Радонежская стала для него дороже всего на свете. Шумный мир с его суетой навсегда умер для него. С большею, чем прежде, ревностью стал он подвизаться в посте, молитве, трудах и терпении. Не то было со Стефаном [6]. Новый род монашеской жизни, избранный его младшим братом, был не под силу Стефану. Пустыня казалась ему страшною и суровою и производила на его душу удручающее и подавляющее впечатление. Кругом на большое расстояние во все стороны – дремучий лес; в лесу ни единого жилища человеческого и ни единой человеческой стези, так что подолгу нельзя было видеть лица человеческого и слышать голоса человеческого; а можно было видеть и слышать только зверей и птиц [7]. Не выдержал Стефан жизни среди глубокого лесного уединения; затосковала его душа; неудержимо потянуло его к жизни среди людского общества. Напрасно ободрял его Варфоломей, напрасно упрашивал его не поддаваться малодушию и искушению – Стефан не остался в пустыне, покинул юного подвижника и ушел в Москву, где стал подвизаться по мере сил своих в Богоявленском монастыре. После удаления Стефана из пустыни Варфоломей прежде всего позаботился о том, чтобы стать настоящим монахом, т.е. чтобы получить монашеское пострижение. Свое намерение он привел в исполнение таким o6paзом. В одной из ближайших обителей, или приходских церквей [8], был игуменом старец Митрофан. К нему-то блаженный Варфоломей и обратился с просьбою о пострижении его в монашество. Старец Митрофан прибыл к Варфоломею в пустыню и здесь постриг его в монашество 7 октября и нарек его Сергием в честь святого мученика Сергия, память которого празднуется Церковью 7 октября. После пострижения юного отшельника Митрофан совершил Божественную литургию в устроенной Варфоломеем церквице и сподобил новопостриженного Причастия Святых Таин, и в эту самую минуту, по замечанию жизнеописания, по всей церкви и вокруг нее разлилось необыкновенное благоухание. После этого преподобный Сергий в продолжение семи дней неисходно пребывал в своей церкви, воспевая псалмы Давидовы и другие песни духовные, каждый день причащаясь Святых Таин Христовых и питаясь единственно просфорой, которую дал ему игумен после Литурии. И великая радость наполняла сердце новопоставленного инока, радость о том, что Господь исполнил его заветное желание и удостоил его иноческого чина.

Пробыв несколько времени с преподобным Сергием и преподав ему наставления относительно монашеской жизни, Митрофан удалился от него, оставив его, как выражается жизнеописатель, «единаго в пустыни безмолствовати и единствовати». Действительно, теперь не осталось около преподобного ни одного человека, с которым он мог бы перемолвиться словом. Только таинственный шум дремучего леса да голоса зверей и птиц могли нарушить безмолвие и глубокую лесную тишину. Но это не устрашило и не смутило боголюбивого инока. Он не поколебался идти по избранному им пути и остался верен своему обету пустынножительства. Раз пришедши в пустыню, преподобный уже не хотел выходить из нее, несмотря на то, что первый сообщник его по пустынножитию малодушно оставил его. Возлагая упование на Бога, Сергий решился остаться в пустыне совершенно один, чтобы подвизаться подвигом, которого он не имел в виду брать на себя и который был дотоле невиданным у нас на Руси.

И он прожил в совершенном пустынном уединении около двух лет. Подвиг поистине великий и достойный всякого удивления! «Два года сами по себе, – рассуждает об этом ученый жизнеописатель преподобного Сергия, – очень непродолжительное время; но два года жизни в пустыне, в совершенном одиночестве – это совсем другое дело. Страшно одному без товарищей провести в лесу и одну ночь; покажется с год одна такая ночь; но целый двухгодичный ряд таких ночей – это встает пред воображением как нечто поистине весьма страшное, заставляющее нас невольно содрогаться при представлении всего, что надлежало вынести человеку в продолжение двух лет совершенного одиночества в лесной глуши» [9] . Живя среди людей, мы пользуемся многими удобствами и выгодами, которые значительно облегчают нам жизнь, к которым мы привыкаем и которых мы не замечаем и не ценим. Поселяясь в дикой лесной пустыне, оставаясь в ней совершенно одиноким, человек сразу лишается всех удобств жизни среди людского общества и встречается со множеством разнообразных нужд и затруднений. Прежде всего пред ним встают заботы о своем пропитании и, падая исключительно на него одного, в высшей степени осложняются и затрудняются в своем осуществлении. Человеку, находящемуся в таком положении, приходится самым напряженным и усиленным образом бороться и с голодом, и с холодом, и с нуждой разного рода. Ему самому нужно и достать жизненных припасов, и приготовить из них удобоваримую пищу; ему нужно и приготовить материал, необходимый для построения жилища, и произвести постройку из него, способную защитить его от холода, непогоды и других врагов его жизни и пр. Но предположим, что эти и другие трудности физического существования могут быть побеждены отчасти терпением, трудом, изобретательностью и находчивостью человека, живущего в пустыне, отчасти приучением себя к самой умеренной и скудной жизни; все же это не избавляет человека, обрекаемого себя на одинокое пустынножительство, от множества скорбей, мучений и страданий душевных. По свидетельству людей, прошедших многоскорбным путем подвига совершенного уединения, сначала этот подвиг не кажется трудным отшельнику. Увлеченный горячей ревностью к подвижничеству, он с радостью переносит скорби и лишения одиночества пустынного. Но дни горячей ревности и умиления, при которых бывают легки подвиги самоумерщвления, сменяются днями сухости душевной, тоски невыносимой; мысли не покоряются разуму и бродят повсюду; молитва не действует в сердце; душа рвется бежать из-под креста и становится холодна ко всему духовному... А тут еще голод и жажда, холод, опасение за жизнь со стороны диких животных или от скудости и беспомощности и общее расслабление души и тела... А мир между тем манит его к себе воспоминаниями о прошлом: там ему так тепло и уютно жилось, ни в чем он такой, как здесь, нужды не терпел; ведь и там можно спастись. Зачем же этот подвиг выше сил? Зачем эта страшная пустыня со всеми ее лишениями? Идти бы в обитель какую-нибудь, где добрые братия разделяли бы с ним скорби его, помогли бы ему в борьбе со врагами и добрым советом и братскою молитвою... Так мир и плоть пристают к отшельнику с своими требованиями – не говорим уже о грешных движениях сердца, когда, точно буря, поднимаются страстные порывы и гонят пустынника в мир, сожигая его внутренним пламенем... Но и это еще не все трудности пустынного жития. Уже и в то время, когда благодатные утешения изливаются в душу отшельника, в его сердце стремятся проникнуть помыслы услаждения подвигами, помыслы гордости, доводящей иногда неосторожных подвижников до грубого падения или до помрачения ума. Таким образом для ревнителя жизни духовной по мере преуспеяния в ней открывается борьба уже не к плоти и крови, а к духам злобы поднебесной. «Как скоро, – говорит святитель Филарет, – сии невидимые враги примечают, что человек, оставив миp и презрев плоть, все более и более усиливается проникнуть в область духовную, к общению с Небесными силами и самим Богом, то, чтобы воспрепятствовать ему, с неимоверною дерзостью устремляются на него, так что не только издалека пускают в него разжженные стрелы противных помыслов, но, так сказать, вторгаясь в пределы его воображения и чувств, представляют ему странные образы и нелепые мечтания» [10].

Преподобный Сергий прогоняет своими молитвами злых духов

Без сомнения, и преподобный Сергий, живя долго и совершенно одиноко в глухой лесной пустыне, перенес всю эту телесную и нравственную страду подвига пустынножительства. Недаром блаженный Епифаний, ученик преподобного Сергия, говорит о нем: «Кто может поведать все уединенные подвиги сей твердой души, неусыпно соблюдавшей все требования устава подвижнического? Кто изочтет его теплые слезы и воздыхания к Богу, его стенания молитвенные и плач сердечный, его бдения и ночи бессонные, продолжительные стояния и повержения себя пред Господом? Кто сочтет его коленопреклонения и земные поклоны, кто расскажет об его алкании и жажде, о скудости и недостатках во всем, об искушениях от врага и страхованиях пустынных?» Но, вооружившись терпением, святой подвижник мужественно боролся со всеми этими скорбями; дух свой поддерживал молитвою и богомыслием, а тело укреплял неустанными трудами и при помощи благодати Божией достиг, наконец, того, что среди нужды, голода и холода и других тяжелых испытаний, неразлучных с пустынножительством, не падал духом, не поддавался унынию, не жаловался, не роптал, но всегда был спокоен и всем доволен и тверд при всех искушениях и скорбях человеческих.

И привидения, и явления демонские не мало беспокоили и устрашали преподобного во время его уединенного пустынножительства. По сказанию жизнеописателя, их было множество, но подробно рассказывается у него только о двух. Раз преподобный ночью пел заутреню в своей церкви. Вдруг пред его взором расступилась стена церковная, и в это отверстие вошел целый полк бесовский в одежде литовцев, которые в то время много зла и ужаса причиняли русской земле. С шумом и дикими воплями бросились мнимые литовцы, как бы намереваясь совсем разорить церковь, а самому преподобному угрожая смертью. С страшным скрежетом зубов, с диким воплем и ревом они кричали ему: «Беги, удались отсюда, не смей больше жить здесь! Иначе мы растерзаем тебя!» Но мужественный и сильный духом подвижник не испугался бесовских угроз. Он вооружился против них псаломной молитвой и крестом, и бесовские полчища удалились от него.

В другой раз преподобный совершал свою всенощную молитву в убогой келии своей. Вдруг поднялся шум в лесной чаще, и вокруг его келии послышались бесчинные крики бесовских полчищ: «Уходи же отсюда! Зачем ты пришел в эту глушь лесную, чего хочешь найти тут! Не надейся больше жить здесь! Сам видишь, место cиe пустынное и непроходимое! Как же ты не боишься умереть тут с голоду или погибнуть от рук разбойников?.. Найдет тогда кто-нибудь труп твой и скажет: вот был бесполезный человек!.. Да и звери хищные бродят вокруг тебя в пустыне, готовые растерзать тебя. Итак, беги отсюда, беги теперь же, иначе смерть тебе и погибель от руки нашей».

Так вопияли лукавые бесы, стараясь и устрашить преподобного, и отвратить его от взятого им на себя трудного подвига пустынножительства. Желая достигнуть этой цели, лукавые демоны, очевидно, старались возбудить и усилить в душе его чувства страха и опасения, которые, без сомнения, не раз сами собой возникали в душе преподобного при размышлении его о предстоявших ему трудностях и опасностях одинокой жизни в пустыне. Но они обманулись в своих расчетах. Святой помолился Господу, и тотчас же исчезло бесовское полчище.

Но преподобному приходилось испытывать мучительное чувство страха не только от демонов, которые нередко являлись ему в виде диких зверей, готовых растерзать его, но и от действительных диких и хищных зверей, во множестве населявших непроходимые леса пустыни Сергиевой. Стаи голодных волков рыскали около его хижины. Целыми ночами слышался преподобному их страшный вой и видны были огоньки их зловещих хищных глаз. Нередко появлялись здесь и другие более страшные обитатели пустынных лесов – медведи. По немощи человеческой невольный страх овладевал сердцем пустынника при мысли о своем беспомощном одиночестве. Но как от демонов, так и от страха пред дикими зверями он избавлялся усердною молитвою; последних он даже укрощал и приручал к себе. Однажды преподобный Сергий заметил пред своей келией медведя. Видя, что медведь очень голоден, сжалился над зверем, вынес ему кусок хлеба и положил его на пень. Зверь полюбил доброго к нему пустынника, стал часто приходить к его келии и, ожидая обычного подаяния, с кротостью смотрел на святого. Преподобный делился с ним своей пищей, а иногда отдавал ему и последний свой кусок. Иногда же случалось, что преподобный совсем не имел хлеба и был лишен возможности предложить зверю обычное для него угощение; тогда лесной гость не уходил от келии, озирался по сторонам, «точно злой заимодавец, по замечанию жизнеописателя, желающий настойчиво получить свой долг». Ежедневные посещения медведя продолжались более года.

Преподобный Сергий разделяет пустынный обед свой с медведем

Не более двух лет прожил преподобный Сергий в своем пустынном уединении, как на нем стали исполняться слова писания: «Не может град укрытися, верху горы стоя» (Мф. 5, 14); не мог он долго оставаться безвестным в своей пустыни. Как не может скрыться благоухающий цветок, хотя бы он рос среди густой и дикой травы – его найдут по запаху, по благоуханно, – так не мог укрыться и прп. Сергий в дремучем лесу, в любезном ему одиночестве. Далеко разносилось благоухание его святой жизни, и его ощутили сердцем люди, имевшие, по выражению святителя Филарета, очищенное чувство духовное [11] . Слава об его святой и подвижнической жизни стала распространяться повсюду. Одни говорили о его строгом воздержании, трудолюбии и прочих подвигах, другие удивлялись его простоте и незлобно, иные рассказывали о его власти над злыми духами, и все поражались его смирением и душевной чистотой. Поэтому неудивительно, что к преподобному стали приходить многие из окрестных городов и селений ради душеполезной беседы и совета духовного; особенно слава о нем распространилась между монахами, и они стали посещать его, чтобы видеть необычного у них пустынника; между ними явились и такие, которые исполнялись желанием подвизаться вместе с преподобным в его пустыни и обращались к нему с просьбою о дозволении селиться им подле него. Преподобный с любовью принимал всех приходящих к нему за наставлением, советом и утешением, и все получали от него потребное, все уходили от него утешенными и успокоенными. С душевным удовольствием и радостью принимал преподобный и тех, которые выражали ему свое желание поселиться около него и подвизаться вместе с ним. Желание таких людей не противоречило стремлению самого преподобного; ведь он удалился в пустыню не для того, чтобы подвизаться здесь всю жизнь в совершенном одиночестве, а с тем, чтобы проводить строгую подвижническую жизнь вдали от миpa и соблазнов его в сообществе большего или меньшего числа людей, единомышленных и решившихся удалиться от всех развлечений и соблазнов, каким подвергаются монахи городских или пригородных монастырей. Но угодник Божий, сам испытавший тяжесть пустынножительства, представлял таким всю трудность избираемого ими пустынного жития; однако же тех, в ком он замечал благое произволение и твердую решимость на такой подвиг, он с готовностью и радостью принимал к себе и позволял им селиться около себя. И вот мало-помалу собралось к нему до 12 братий. Эту первоначальную Сергиеву пустыньку – родоначальницу знаменитой Троицкой Лавры – надобно представлять себе так: в глухом бору, на берегу речки, была расчищена поляна; значительнейшая часть росших на ней деревьев была вырублена и употреблена на монастырские постройки; но все же здесь оставались в незначительном числе вековые деревья и представляли из себя разреженную рощу. Здесь везде торчат пни и лежат колоды от срубленных деревьев. На поляне стоит маленькая убогая деревянная церковь, а кругом нее под деревьями и между ними расположились тринадцать маленьких деревянных келий. Позади каждой келии находился огород, где насаждаемы были разные овощи, необходимые для убогой трапезы отшельников. Вся эта поляна обнесена была высоким деревянным тыном для безопасности от зверей. Вот какой смиренный вид имела Cepгиeвa Лавра в первые годы своего существования [12] .

Преподобный Сергий строит келии

Тихо проходила жизнь пустынников в новоустроенной обители. Не было в ней ни начальника, ни даже пресвитера. Однако порядок повседневного богослужения был строго соблюдаем: в церкви совершаемы были ежедневно полунощница, утреня, часы, вечерня и повечерие. Непрестанная молитва была постоянным правилом братии в церкви и в келии. А для совершения Литургии в праздничные дни приглашали белого священника или иepомонаха (игумена-старца) из соседнего села. Спустя год, после того как возникла эта скромная пустынька, пришел и поселился здесь и упомянутый священно-инок Митрофан, совершивший обряд пострижения над преподобным Сергием. Преподобный и братия его с радостью встретили старца Митрофана и единодушно избрали его своим игуменом. Иноки радовались его прибытию в пустынь и потому, что теперь открывалась возможность совершать Литургию гораздо чаще, чем прежде. Но ветxий старец прожил недолго и скончался. Тогда братия стала просить преподобного, чтобы он принял на себя сан священника и был у них игуменом. Но по своему глубокому смирению преподобный отказался исполнить просьбу братии и управлял братиею только посредством своего примера. Своими руками он построил три или четыре келии, рубил дрова, разносил их по кeлиям, молол жито на жерновах, пек хлебы, варил пищу, кроил и шил одежду и обувь, носил на гору воду в двух водоносах и поставлял у келии каждого брата. Когда кто-нибудь из братии отходил ко Господу, угодник Божий своими руками омывал и приготовлял к погребению усопшего. Свободное от трудов время Сергий посвящал молитве и посту, питался одним только хлебом и водой и то в небольшом количестве. Каждую ночь проводил он в молитве и бдении, лишь на короткое время забывался сном. Столь суровая жизнь не только не ослабляла здоровья подвижника, но даже как будто укрепляла его тело и придавала ему силы для новых еще больших подвигов. С удивлением взирали на него братия и с любовью старались подражать ему. По его примеру они сами пребывали в посте, молитве и постоянных трудах: шили одежды, переписывали книги, возделывали свои небольшие огороды и исполняли другие подобные работы. Взирая на смиренного и кроткого Сергия, каждый из братии старался смирять себя пред смиреннейшим. Все считали друг друга братьями, и никто из них не хотел быть старшим [13] .

Прошло больше десяти лет со времени прибытия к преподобному Сергию первых его сподвижников, а игумена в новой обители все еще не было. Хотя пустынники жили в полном единодушии и любви, хотя Сергий, как основатель монастыря, на самом деле и был настоятелем его и по своей святой жизни истинным руководителем своих учеников, но все же нужда в игумене ясно ощущалась всеми. Удовлетворения ей настоятельно требовали разные большие затруднения и неудобства, возникавшие в монастырской жизни вследствие отсутствия власти законно поставленного игумена. Неудобно было каждый раз для совершения Божественной Литургии призывать священника из села. От этого происходило то, что иногда даже в праздничные дни обитель преподобного Сергия оставалась без Литургии. Неудобно было и то, что в обители не было духовного отца, который был бы облечен высшею властью вязать и решить грехи кающихся. Сознавая и чувствуя крайнюю нужду иметь своего игумена, братия, собравшись, просили преподобного Сергия, чтобы он принял сан игумена.

«Отче, – говорили они ему, – не можем мы жить без игумена, желаем, чтобы ты был нашим наставником и руководителем, мы хотим приходить к тебе с покаянием и, открывая пред тобой все наши помышления, всякий день получать от тебя разрешение наших грехов. Совершай у нас святую Литургию, дабы мы из чистых рук твоих приобщались Божественных Таин».

Но преподобный по своему глубокому смирению не только не стремился к игуменству, но боялся его, видя в нем начало и корень властолюбия. Потому он долго и настойчиво отказывался.

«Братия моя, – говорил он, – у меня и помина никогда не было об игуменстве; одного желает душа моя – окончить дни свои простым иноком. Не принуждайте же вы меня. Лучше предоставим все cиe Богу; пусть Он Сам откроет нам свою волю, и тогда увидим, что нам делать».

Но иноки продолжали неотступно просить преподобного и говорили:

«Почему ты не хочешь исполнить наше желание? Ты основатель этой обители, будь же ея и настоятелем. Твоя добродетель собрала нас сюда; она же пусть и управляет нами. Ты насадил этот виноград, ты и питай нас своим учением и плодами примера твоего... Мы пришли сюда, ища спасения своей души; мы надеялись, что ты будешь нашим руководителем на пути спасения. Но если ты не хочешь быть пастырем душ наших, то мы уйдем из этого места и будем блуждать, как овцы без пастыря, а ты дашь ответ Богу за погибель душ наших».

Тронутый и побежденный их мольбами, святой, наконец, отправился с двумя старцами в Москву [14] , к Афанасию, епископу Волынскому, который по случаю отъезда митрополита Феогноста в Новгород или Орду управлял тогда делами митрополии. Святитель ласково принял подвижника, о коем давно дошли до него слухи, долго беседовал с ним о спасении души. После беседы преподобный Сергий смиренно поклонился Афанасию и стал просить у него игумена для своей обители. «Тебя избрал Господь, – сказал на это святитель, – отныне ты и будешь игуменом в новой обители Живоначальной Троицы для братии, тобою же собранной». Смиренный Сергий и теперь стал отрицаться, указывая на свое недостоинство, но по своему же смирению должен был согласиться с волею святителя после того, как этот последний укорил его в недостатке послушания. Афанасий немедленно рукоположил Сергия в иеродиакона, а на другой день посвятил его в сан пресвитера и поставил его в игумены. После приличного наставления святитель Афанасий с миром отпустил нового игумена к ожидавшей его братии.

С великой радостью встретили своего первого игумена пустынножители. Они вышли на встречу своему наставнику и отцу и с сыновней любовью поклонились ему. Радовался и игумен, видя своих духовных чад. Придя в церковь, он обратился с усердной молитвой к Господу, чтобы Он послал ему всесильную помощь в новом и трудном служении; затем он обратился к братии с словом назидания, убеждал иноков не ослабевать в подвигах ради Царства Небесного, просил у них содействия себе и в первый раз преподал им свое игуменское благословение.

И, сделавшись игуменом, преподобный управлял своею обителью не столько словом своим, сколько самой своей жизнью, показывая всем и во всем добрый примерь. И теперь он не переменил своего поведения и остался тем же смиренным иноком, как и прежде. Строгость к себе и любовь к братии, неутомимость в трудах, ночи, проводимые в молитве, обличение праздных, тиxие кроткие речи, растворенные слезами отеческой любви, – вот те черты, которыми отличалось игуменство Сергия. Каждый день преподобный совершал Божественную литургию к великому утешению братии. Никакая усталость, никакие заботы и дела не могли помешать ему первым являться в церковь, а выходил он из церкви всегда последним. Постоянно помня слова Господа: «Иже аще хощет в вас быти старей, да будешь всем раб» (Мф. 10, 44), – он по-прежнему продолжал служить братии в домашних делах: делал свечи, пек хлебы, особенно же просфоры всегда приготовлял сам, не допуская никого из братии участвовать в этом, даже пшеницу молол сам, колол дрова, носил воду.

В первые годы игуменства Сергия число братии в его обители не превышало двенадцати. Но это малое число братии со святым игуменом во главе отличалось многими добродетелями и подвигами, о которых молва распространилась быстро и далеко и повела к увеличению числа братии и расширенно самого монастыря. Славою о преподобном Сергии и его пустыни привлечен был сюда из далекого Смоленска архимандрит Симон, старейший архимандрит в Смоленской области и пользовавшийся здесь большим уважением и почетом. Увлеченный рассказами о святой жизни и подвигах преподобного, Симон «разжегся желанием пустынного жития и, оставив славу и честь, пошел к преподобному Сергию, чтобы стать одним из его учеников» [15]. С глубоким смирением просил Симон преподобного Сергия принять его в число своих послушников, и преподобный с любовью принял смиренного архимандрита. Обладая значительным богатством, Симон вручил его Сергию на устроениe монастыря, к чему этот последний тотчас и приступил. Прежде всего он поставил в монастыре новую деревянную церковь, но гораздо более просторную, чем прежняя, а «затем перестроил и самый монастырь, прибавив его площади и поставив келии правильным четырехугольником вокруг церкви» [16] , которая таким образом стояла теперь среди монастыря и была видна из всех келий.

С поступлением Симона началось умножение братии в обители Сергиевой. Вслед за ним стали приходить сюда и многие другие, желающие проходить иноческое житие под руководством преподобного Сергия. С любовью принимал св. игумен всех приходящих к нему; но, зная на опыте трудность монашеской жизни, постригал в монашество только после предварительных тщательных испытаний. Обыкновенно приходившего к нему облекали в длинную одежду из черного сукна и приказывали ему вместе с прочими иноками исполнять какое-либо послушание. Таким путем вновь прибывший в обитель мало-помалу узнавал весь монастырский устав. Лишь только после долгого испытания преподобный Сергий постригал прибывшего в мантию и давал клобук.

Подвизаясь в молитве, посте, труде и терпении, преподобный Сергий желал видеть и в братии такие же добродетели. Для достижения этой цели он установил в своей обители особый порядок жизни и тщательно наблюдал за его исполнением. Одним из правил этого порядка требовалось, чтобы после повечерия братия не ходили из келии в келию и не проводили времени в разговорах, но оставались безвыходно в своих келиях и занимались здесь молитвою и рукоделием. Преподобный строго наблюдал за исполнением этого правила. Поздно вечером, особенно в темные и долгие ночи, ревностный игумен после келейной молитвы совершал обход келий и чрез оконце смотрел, кто чем занят. Если оказывалось, что инок молится, занимается рукоделием или чтением Священного Писания и др. душеспасительных книг, то святой игумен радовался и благодарил за него Бога. Если же игумен слышал в келии недозволенную беседу между иноками, то, стукнув в дверь или окно келии, отходил далее, а на другой день призывал к себе нарушителей устава, вступал с ними в разговор и, не обличая их прямо, склонял их к смиренному сознанию в прегрешении; чистосердечно сознававшегося в своем проступке Сергий с отеческою любовью прощал; на упорных же и нераскаянных налагал епитимию.

Другое правило, узаконенное преподобным в его обители, требовало, чтобы никто из братии не ходил по селам и деревням для сбора подаяний; братия могла принимать лишь ту милостыню, которая будет принесена в монастырь самими христолюбцами [17] . Исполнение этого правила было очень тяжело для братии такой глухой, бедной и уединенной обители, какою была обитель Сергия. Она была окружена непроходимыми лесами, изобиловавшими всякими дикими зверями, и потому редко посещаема людьми. Неудивительно поэтому, что здесь часто оскудевало приношение милостыни, и чуть не каждый день могла чувствоваться нужда в самом необходимом для жизни. Нередко случалось, что ни у кого из братии не было ни куска хлеба, ни горсти муки, даже недоставало соли. Недоставало иногда воска для свеч и елея для лампад; тогда пустынники зажигали березовую и сосновую лучину и при ее слабом мерцании совершали утреню; а иногда у них не было вина для совершения Литургии, пшеницы для просфор, фимиама для каждения, тогда братия терпели лишение Божественной литургии. По свидетельству прп. Иосифа, в обители Сергия бывала такая нищета, такое нестяжание, что и «самые книги писались не на хартиях, а на берестах» [18] .

Сам преподобный игумен всего менее заботился о насущном хлебе лично для себя. Поэтому, когда монастырь страдал от голода, то недостаток в пропитании постигал преподобного Сергия прежде всех. Однажды у него не было ни хлеба, ни соли, и во всем монастыре ощущалась крайняя скудость в пище. «Три дня переносил он голод, но на четвертый, будучи не в состоянии больше терпеть его, взял топор и пошел к одному старцу по имени Даниилу, который имел несколько лишнего хлеба и вместе с тем нуждался в работе плотника. "Я слышал, старче, – сказал он Даниилу, – что ты желаешь пристроить сени к своей келии. Чтобы не быть праздным, я пришел к тебе поставить сени". – "Действительно, я желаю пристроить сени к келии, – отвечал Даниил, – давно приготовлен у меня для этого и лес, и только жду из села плотника; а что касается тебя, –прибавил он Сергию, – то боюсь, что ты слишком дорого возьмешь с меня за работу". Сергий отвечал, что, напротив, он желает взять с него очень дешево. "Мне вот хочется гнилого хлеба, а у тебя он есть; больше этого я не потребую с тебя". Даниил вынес Сергию решето с гнилым хлебом и сказал: "Вот если хочешь, возьми все, что тут есть, а больше ничего не могу дать". "Этого с избытком достаточно для меня, – отвечал Сергий, – но побереги это до девятого часа: я не беру платы прежде работы" [19] . Он принялся долбить столбы, тесать доски и к вечеру построил сени. Даниил вынес ему куски гнилого хлеба. Сергий помолился, благословил предложенное и с одною водою, даже без соли, кончил свой обед» [20] .

Терпеливое перенесение игуменом разнообразной нужды и нищеты монастырской служило примером для братии и поддерживало и их терпение в нужде. Но бывали случаи, когда недостатки и лишения пустынной жизни колебали мужество братии и возбуждали в ней большой ропот против игумена. Раз оскудение обители дошло до того, что братия три дня оставалась без пищи. Возроптали иноки на своего игумена, и наконец один из них с укоризною сказал преподобному: «Вот мы умираем с голоду; а ты не дозволяешь выходить из монастыря и просить того, что для нас необходимо; завтра мы уйдем отсюда каждый в свою сторону, чтобы никогда не возвращаться сюда». Видя, что дух уныния овладевает братиею, преподобный созвал всех иноков и стал кротко увещевать их, чтобы они не изнемогали в искушении, а возложили упование на Господа, Который с любовью промышляет о всех Своих тварях, а в особенности о людях, как это видно из слов Спасителя: «Зрите на птицы небесныя, яко ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш небесный питает их; не вы ли паче лучше их есте?» (Мф. 6, 26) – и наконец пророчески сказал: «Верую, что Господь не оставит живущих в этом месте». И, действительно, в это самое время услышали, что кто-то стучится во врата обители. Вратарь в отверстие увидел, что привезено множество хлебов. В радости он прибежал к преподобному со словами: «Отче, привезли множество хлебов; благослови принять». Святой велел впустить привезжих хлебы. Отворились монастырские ворота, и в них въехало несколько возов, нагруженных печеным хлебом, рыбою и другими припасами для монашеской трапезы. Преподобный Сергий прежде всего созвал братию в церковь и отслужил здесь благодарственный молебен Господу Богу, милующему и питающему рабов Своих, и затем благословил садиться братии за трапезу. «Где же привезшие дар?» – спросил он. – «По приказанию твоему мы приглашали их в трапезу и спрашивали: кем посланы они? Они отвечали, что прислал их любящий Христа, а им еще надобно спешить исполнением другого поручения». – «Видите ли, братия, – сказал при этом Сергий, – Господь не оставляет сего места. Будем подвизаться, не ослабевая» [22] . После этого и на другой день, и на третий неведомые благотворители присылали в обитель обильную пищу для братии. Сильно подействовал этот урок на малодушную братию. Уразумев, что это произошло по особому устроению и милости Божией, они славили и благодарили Бога с горячим усердием.

Все до сих пор сказанное ясно показывает, как бедна, скудна и мало обеспечена была в материальном отношении обитель преподобного в первые годы ее существования. «В монастыре все было бедно и скудно, или, – как выразился разочарованно один крестьянин, пришедший издалека в обитель преподобного Сергия повидать ее прославленного игумена, – все худостно, все нищетно, все сиротинско; в самой ограде монастыря первобытный лес шумел над самыми келиями и осенью обсыпал их кровли палыми листьями и иглами; вокруг церкви торчали свежие пни и валялись неубранные стволы срубленных деревьев; в деревянной церковке за недостатком свеч пахло лучиной; в обиходе братии столько же недостатков, сколько заплат в сермяжной ряске игумена; чего ни хватись, всего нет, по выражению жизнеописателя; случалось, вся 6paтия по целым дням сидела чуть не без куска хлеба» [22] . Но за то эта жалкая и скудная по внешности обитель богата была своими внутренними, духовными сокровищами; она сияла и преукрашалась святостью и подвигами своего великого основателя-игумена и его учеников. Внутренняя жизнь обители проникнута была миром, порядком, любовью и молитвою. Здесь были все дружны между собою и приветливы к пришельцам, во всем следы порядка и размышления, каждый делает свое дело, каждый работает с молитвой, и все молятся после работы; во всех чуялся скрытый огонь, который без искр и вспышек обнаруживался живительной теплотой, обдававшей всякого, кто вступал в эту атмосферу труда, мысли и молитвы [23] .

Все это благотворно действовало на людей и влекло их сюда. В особенности же привлекал их сюда светлый образ дивного подвижника Божия. К нему стремились они, желая испросить у него молитв, благословения, утешения и подкрепления в скорбях и услышать от него слово назидания. «Целые полвека приходившие к нему вместе с водой из его источника черпали в его пустыни утешение и ободрение и, воротясь в свой круг, по каплям делились им с другими. Никто тогда не считал гостей пустынника и тех, кого они делали причастниками приносимой ими благодатной росы. Но к концу жизни Сергия едва ли вырывался из какой-либо православной груди на Руси скорбный вздох, который бы не облегчался молитвенным призывом имени св. старца» [24] . В этих прекрасных словах с тонким изяществом и глубокомыслием изображено, как между соотечественниками преподобного постепенно распространялась слава его, незаметно и быстро возрастало его благотворное влияние на них, и становилось близко и дорого им его имя.

Эта слава о подвижнической и святой жизни преподобного и эта особенная его близость сердцу каждого православного на Руси были причиною и того, что в окрестностях его обители в разных местах стали селиться миряне и, спустя не более десяти лет со времени основания ее, около нее в разных местах, на более или менее далеком расстоянии от нее, возникли крестьянские поселки. Новыми поселенцами обыкновенно избиралось большее или меньшее лесное пространство, очищалось от леса, застраивалось необходимыми для них жилищами, распахивалось и засевалось теми или другими хлебными зернами. Если место было выбрано удачно, к первым поселенцам присоединялись новые, и таким образом мало-помалу возникала новая деревня. Заселение окружающей обитель Сергия местности шло так быстро, что в непродолжительное время она изменилась до неузнаваемости: где недавно был сплошной дремучий лес, виднелись села и деревни, окруженные большими полями и отделяемые одни от других лишь перелесками. И дорога из Москвы в северные города, шедшая дотоле вдали от монастыря, была приближена к самому монастырю, так что он очутился, так сказать, на полознице одной из наиболее проездных дорог [25] .

В особенности же привлекала к преподобному молва о чудодейственной силе, дарованной ему от Господа и проявленной им в разнообразных чудесах. Вот некоторые из них.

У одного из обитателей окрестных поселений сильно заболел единственный малолетний сын. Скорбящий отец понес своего ребенка к преподобному в полной уверенности, что по молитвам угодника Божия больной получит исцеление. Но в то время, как встревоженный отец вошел в келию преподобного и стал просить у него молитв о больном, мальчик испустил дух. Убитый горем отец впал в крайнее уныние и малодушие и, потеряв веру в силу молитвы преподобного, с горьким плачем и укоризною говорил св. Сергию: «Что же мне теперь делать? лучше было бы для меня, если бы мальчик мой умер дома; тогда, по крайней мере, я не оскудел бы верою, которую доселе питал к тебе, человече Божий!» С этими словами безутешный отец оставил мертвеца в келии подвижника и пошел домой, чтобы приготовить гроб для своего дорогого покойника. Видя глубокое горе несчастного отца, преподобный помолился, и по его молитве отрок ожил. Возвратившемуся с гробом для ребенка отцу преподобный возвестил, что сын его жив, что он вовсе не умирал, а только окоченел от холода и теперь пришел в себя и здоров. Будучи твердо уверен в том, что сын его был действительно мертв и если теперь жив, то ожил только по молитвам преподобного, обрадованный отец пал к ногам угодника Божия и горячо благодарил его за воскресение своего сына. Но преподобный строго запретил ему разглашать об этом чуде под опасением лишиться сына.

Не менее поразительно было чудо исцеления преподобным бесноватого вельможи, приведенного в обитель преподобного издалека, с берегов Волги. Припадки беснования у него были необыкновенно мучительны, сильны и наводили ужас на окружающих его. Он кусался, бился с такою нечеловеческою силою, что его едва могли удерживать десять человек. Услыхав о чудесах, бывающих по молитвам преподобного, родственники больного решились привезти его к преподобному. Многих трудов стоило им исполнение этого благого намерения. Когда они стали приближаться с больным к монастырю, бесноватый пришел в страшное неистовство и до того кричал: «Не хочу туда, не хочу туда», что опасались, как бы от крика не сделалось с ним удара. Дикие вопли его были слышны даже в стенах монастыря. Узнав об этом, преподобный Сергий созвал братию в церковь и начал молебствие о болящем. Совершив мoлeбcтвиe, преподобный вышел из церкви, приблизился к бесноватому и осенил его святым крестом; но больной отскочил в сторону, бросился в лужу воды, которая была поблизости, с ужасным криком: «Горю, горю страшным пламенем!» С этой минуты больной стал здоров; рассудок к нему возвратился, и на вопрос, зачем он бросился в воду, отвечал: «Когда меня привели к преподобному и он хотел осенить меня крестом, я увидел великий пламень, который исходил из креста и охватил меня со всех сторон; вот я и бросился в воду, чтобы не сгореть».

Один из окрестных жителей впал в тяжелую болезнь, вследствие которой в продолжение двадцати дней не мог ни есть, ни спать. Братья его скорбели о больном и решились с верою обратиться к чудодейственной силе преподобного. «Если Господь, – рассуждали они, – творил столько чудес чрез преподобного Сергия, то, может быть, умилосердится и над нами». И они принесли больного к преподобному и просили его помолиться за немощного. Преподобный сотворил молитву над больным и покропил его святой водою, и ему тотчас же стало легче. Вслед за тем он впал в продолжительный и крепкий сон, после которого он почувствовал себя совершенно здоровым.

Однажды пришел из Константинополя в Москву греческий епископ и здесь услышал много рассказов о подвижнической и святой жизни преподобного Сергия, о чудесах, совершенных чрез него Господом; но усомнился в справедливости зтих рассказов и не хотел верить, что в русских странах мог явиться такой святой муж. Но все же епископ решился отправиться в обитель преподобного, чтобы самому видеть его. В то время, как он стал приближаться к обители, на него напал страх, а когда он вошел в святую обитель и увидел преподобного, то на него напала слепота. Тогда епископ понял, что он наказан за грех неверия, и сознался в нем преподобному, и просил его о своем исцелении. Преподобный прикоснулся к его глазам, и с них спала как бы чешуя, и ослепший епископ опять прозрел и начал всем проповедовать, что преподобный истинно есть небесный человек и земной ангел.

Вместе с даром чудотворений преподобный получил от Господа дар прозорливости. Близкий друг преподобного Сергия святитель пермский Стефан однажды ехал из своей епархии в Москву. Спеша по своим делам в Москву, Стефан теперь не мог заехать к преподобному и потому совершал путь свой не по той дороге, которая шла около обители Сергия, а другою, кратчайшею, пролегавшею в некотором отдалении от монастыря. Но, проезжая вдали от монастыря, св. Стефан все-таки послал преподобному заочное приветствие. Для этого он остановился на пути, сотворил обычную молитву и поклонился в сторону монастыря с словами: «Мир тебе, духовный брат!» Это произошло в то время, когда прп. Сергий находился в трапезе за обедом. Увидев св. Стефана своими духовными очами, преподобный Сергий, в свою очередь, встал за столом, сотворил молитву и поклонился в ту сторону, где находился св. Стефан, говоря: «Радуйся и ты, пастырь Христова стада, и мир Божий да пребывает с тобою!» Видя и слыша все это, братия немало удивлялись словам и действиям преподобного, но некоторые уразумели, что это было недаром, а находилось в связи с каким-нибудь видением преподобному. Догадки братии подтвердились. На вопросы ее о причине и значении вставания и поклона во время трапезы, преподобный ответил: «В тот час проехал дорогой к Москве епископ Стефан и, находясь против нашего монастыря, поклонился Святой Троице и нас, смиренных, благословил», – причем указал и место на дороге, где останавливался Стефан. На месте, с которого св. Стефан Пермский благословлял Сергия, поставлен был на память об этом крест, и над ним впоследствии сооружена была часовня (место и часовня известны под именем места и часовни «у креста»), а в самом Троицком монастыре воспоминание об этом событии увековечено обычаем, по которому во время обедов пред последним блюдом ударяют в колокольчик, братия встают, и очередной иеромонах возглашает: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, помилуй нас!».

Вот и еще случай, обнаруживший прозорливость св. Сергия. Князь Серпуховской Владимир Андреевич относился к преподобному Сергию с великою любовью и глубоким почтением и потому нередко посещал его и доставлял ему в обилии необходимый для содержания монастыря средства. Вот однажды этот князь отправил с одним из своих слуг в обитель Сергия немало разнообразных жизненных припасов «в потешение, как говорит жизнеописатель, старцу с братиями». Во время пути слуга, сопровождавший этот обоз, соблазнился и попробовал как брашен, так и питей, посылаемых в обитель. По своей прозорливости преподобный узнал об его согрешении, и потому, когда слуга явился в монастырь, преподобный отказался принять посланное князем, обличил слугу его в том, что он, прельщенный врагом рода человеческого, вкусил от брашен и питей, от которых нельзя было вкушать прежде благословения. Слуга сознался и искренно раскаялся в своем согрешении и получил прощение от преподобного. Только после этого принят был дар князя.

Слава о преподобном Сергии, его святой и высокоподвижнической жизни, о многочисленных им совершенных чудесах распространялась все далее и далее, и с каждым годом увеличивалось число посещавших его обитель. Желая видеть святого подвижника, сюда к нему приходили многие не только из ближних, но и из самых дальних местностей и городов. К нему стремились и знатные и простолюдины, и богатые и бедные, и князья и вельможи. Одни искали у него спасительного совета, наставления и вразумления, другие просили у него благословения, молитв и исцеления болезней и недугов; были и такие, которые приходили с тем, чтобы здесь, в его обители, положить начало иноческой жизни, подвизаться под его руководством и жить вместе с ним.

Около этого времени к нему в обитель возвратился и старший брат его Стефан, некогда оставивший его в пустыни и удалившийся в московский Богоявленский монастырь. (Здесь он приобрел расположение великого князя Симеона Иоанновича, был игуменом монастыря и духовником великокняжеским). Несмотря на то, что здесь он пользовался расположением великого князя московского Симеона Иоанновича, сделался игуменом монастыря и великокняжеским духовником, он все-таки оставил Москву и переселился в обитель Сергия, побуждаемый, вероятно, искренним желанием проводить более строгую монашескую жизнь, чем какую он мог вести в Москве [26] . Вместе с собою Стефан привел в обитель Преподобного младшего сына своего Иоанна, 12-летнего мальчика, который, постриженный впоследствии преподобным Сергием с именем Феодора, стал известен как основатель московского Симонова монастыря и скончался в сане епископа Ростовского. Весьма вероятно, что Стефан имел немалые денежные средства и отдал их Сергию для благоустроения и украшения монастыря [27] .

Вместе с умножением числа посетителей увеличивалось и материальное благосостояние Сергиевой обители; она уже не терпела такой нужды, какую испытывала при своем возникновении; скромные потребности пустынножителей с избытком удовлетворялись приношениями благочестивых посетителей и окрестных жителей. Но эта слава преподобного и его обители, это постепенное увеличение ее благосостояния, довольства и даже богатства не произвели ни малейшей перемены в духовном строе и внешнем образе жизни преподобного. Он по-прежнему был чужд всякой привязанности к земным вещам; образ жизни его отличался совершенной простотой и отсутствием всяких житейских удобств; он жил так же, как и всякий рядовой инок его обители. Он работал так же, как и остальные иноки монастыря, а иногда он делал за двоих там, где требовалась большая физическая сила, которою Господь наделил его, не стыдился никакой работы: он бывал и плотником, и поваром, и портным, и сапожником для братии. И по одежде своей он нисколько не отличался от управляемых им иноков, а иногда одевался даже хуже, чем они. Раз в складе сермяжного сукна для одежды братии оказался кусок совершенно негодный, полинялый и неудобный для носки. Ни один монах не хотел носить одежду из такого сукна. Но преподобный взял его и сшил из него себе рясу, которую и носил до тех пор, пока она не свалилась с плеч. Обычная будничная одежда преподобного была до того скромна и бедна, или, по выражению его жизнеописателя, «худостна», что очень немногим отличалась от рубища [28] .

Оттого случалось, что богомольцы, стекавшиеся в обитель, чтобы посмотреть на прославившегося подвижника, видя его в бедном рубище, не хотели верить, что это действительно он. По этому поводу рассказывают случай, прекрасно характеризующий как крайнюю бедность одеяния прп. Сергия, так и глубокое его смирение и незлобие. Пришел издалека в обитель преподобного один крестьянин, которому захотелось видеть угодника и поклониться ему. Он обращается к братии с вопросом, где и как ему увидеть их благочестивого игумена. Братия указали ему на преподобного, который в это время в разодранной, покрытой заплатами одежде копал землю в огороде. Увидев здесь человека в такой убогой, нищенской одежде, крестьянин вообразил, что монахи потешаются над ним, и продолжал настойчиво просить их, чтобы они показали ему своего игумена. В это время преподобный вышел из огорода, и братия опять указали на него крестьянину, но этот отвернулся от него и сказал со скорбью: «Я издалека пришел сюда посмотреть на пророка, а вы мне показываете какого-то убогого нищего». Тогда преподобный, радуясь своему унижению, поблагодарил крестьянина за то, что он имеет надлежащее мнение об его убожестве, посадил его рядом с собою за трапезу и, утешая, говорил ему: «Не скорби; ты скоро увидишь того, кого ты ищешь». В это время в обитель прибыл князь, окруженный многочисленною свитою. Он еще издали смиренно поклонился до земли угоднику Божию, который поцеловал и благословил его. Затем оба они сели, а бояре и братия почтительно стояли вокруг них. Теперь только понял свое невежество крестьянин и стал упрекать себя за упрямое недоверие к словам братии. По удалении князя из обители крестьянин упал к ногам преподобного, умоляя его простить его невежество и неверие. Но преподобный успокоил и утешил его своими смиренными словами: «Не скорби, чадо! Один ты справедливо рассудил обо мне; ведь все они ошибаются, считая меня кем-то великим». Все это так подействовало на доброе сердце крестьянина, что он вскоре опять и навсегда пришел в обитель преподобного; здесь он принял пострижение и, потрудившись для Господа несколько лет, с миром преставился.

III

Преподобный Сергий имел чрезвычайно великое значение в истории нашего русского монашества. Имя его ставится наряду с именами преподобных Антония и Феодосия Печерских – и недаром. Преподобный Сергий отличался столь же высокою подвижническою жизнью, как и преподобные Антоний и Феодосий; а преподобному Феодоcию он уподобился еще и в том отношении, что был горячим ревнителем и восстановителем истинного и строгого монашества в северных русских монастырях.

По требованию канонических правил монашеские общины должны быть совершенным подобием той первоначальной христианской общины, о которой в книге Деяний Апостольских повествуется: У всего множества уверовавших было одно сердце и одна душа и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее (Деян. 4, 32). В соответствии с таким высоким взглядом на монашество каноническое правило требует: «Монахи не должны иметь ничего собственного» [29] , а толкователи этого правила [30] изъясняют смысл его так: восприемлющие на себя монашество почитаются умершими для миpa: как умершие ничего не имеют, так правило требует, чтобы и монашествующие ничего не приобретали» [31] . Отсюда само собою ясно, что истинное, строгое монашество состоит в полном отречении человека от миpa, следственно в полном отречении от всякого стяжания, от всякой собственности, и что осуществлениe такого монашества в жизни возможно только тогда, когда у братии монастырей, как у христиан Церкви апостольской бывает одно сердце и одна душа, и никто из них ничто не называет своим, но все бывает общим для всех. Очевидно, что истинное монашество неизбежно приводит ко введению в монастырях строгого общежития, при котором никто из монахов, по выражение преподобного Феодора Студита, не должен иметь ничего собственного, даже до иголки и до нитки [32] , но все должно быть у них общим; при котором келии их не должны иметь никаких запоров и в келиях их не должно быть никаких сундуков и шкатулок [33] .

И, действительно, монашество в первое время его существования было строгим общежитием. Св. Иоанн Златоуст о современных ему монастырях пишет: «Там не говорят: это мое, это твое; оттуда изгнаны слова сии, служащие причиною множества распрей» [34] . Такая же истинная монашеская жизнь, утверждавшаяся на началах строгого общежития, введена была у нас на Руси преподобным Феодосием вскоре после введения христианства.

Но как на Востоке, так и у нас, на Руси, истинное строгое монашество просуществовало недолго; оно стало постепенно забываться и, наконец, пришло в совершенный упадок. Это явление объясняется великой трудностью истинной монашеской жизни. При совершенном отсутствии частной собственности в общинах истинных монахов жизнь представляет одинаковую для всех «всякую скорбь и тесноту» – одинаковую для всех скудость в пище, одинаковую для всех худость в одежде, одинаковый для всех тяжелый труд, одинаковую для всех продолжительность церковных молитв и бдений. И люди, желавшие идти верным путем в Царство Небесное, но в то же время находившие этот путь слишком трудным для себя, решились, так сказать, угладить его для себя: они составили себе убеждение, что монашество все же останется верным путем спасения, если в большей или меньшей степени и облегчить его для себя, как после составилось убеждение, будто может спасти человека даже только возложение им на себя монашеской одежды. Облегченное, не совсем строгое монашество они и ввели. Дело было так, что человек богатый постригался в монахи и поступал в монастырь, но не вступал в общину монахов, чтобы не лишиться собственности, не подчиняться всем требованиям общежития относительно одежды и пищи, трудов и общественной молитвы, а ставил себе в монастыре свою особую келию и в своей особой келии, оставаясь полным хозяином всего, что имел прежде, питал и одевал себя, как хотел, совсем не участвовал в общих монастырских трудах, а в общественных монастырских молитвах участвовал по своему произволению. К этим людям, которые желали достигнуть Царства Небесного путем монашества углаженным, присоединились люди, которые хотели постригаться в монахи не для самого монашества, а лишь затем, чтобы, как говорят правила канонические, величаться одеждою монашескою и чтобы от чтимого одеяния воспринимать славу благочестия [35] . Понятно, что эти люди были за монашество, как можно более облегченное. К сейчас указанным двум классам людей богатых присоединились люди бедные, которые стали поступать в монахи затем, чтобы при помощи монашеской одежды приобретать себе содержание, т.е. в качестве монахов выпрашивать себе содержание у христолюбцев. Понятно, что и эти люди были за то же монашество, как можно более облегченное. И вот сначала появились только отдельные особножитные келии в монастырях общежитных, а потом мало-помалу целые монастыри общежительные превратились в особножитные. В таких монастырях каждый монах жил в своей собственной келии и имел свое особое от других хозяйство. У каждого монаха особножитного монастыря была своя собственная келия, или же самим поставленная, или купленная в готовом виде. Все доходы, которые получал монастырь, разделялись между братией в известной пропорции поручно, или полично, а затем каждый сам питал и одевал себя в своей келии и вообще был полным особым хозяином. В монастыре были иеромонахи (или же миpcкиe священники), которым шла за совершение служб особая плата или которые служили по найму, а вся остальная братия участвовала в общественных молитвах, сколько хотела, причем всякое уклонение от этих молитв могло быть извиняемо нуждами хозяйственными [36] .

Нет нужды говорить, что жизнь монахов таких монастырей никак не могла быть похожею на жизнь первенствующих христиан, у которых было одно сердце и одна душа. Напротив, здесь она находилась в крайне неблагоприятных условиях, которые могли служить постоянным поводом к нарушению мира, любви и единодушия между братьями. Бедные монахи проникались завистью к богатым и раболепно пресмыкались пред последними, а богатые монахи с презрением относились к бедным и обращались с ними как с холопами, так что вместо братства с единой душой и единым сердцем царствовали в них барская спесь и холопская приниженность. Что касается подвигов монашеских, то в монастырях подобного рода, по словам одного русского, довольно долго жившего на Афоне, «дело спасения предоставлено на волю спасающегося, и потому каждый живет, как ему совесть позволит; имеет деньги – ест и пьет, что хочет, одевается по желанию, и никто не имеет права вмешиваться в его дела». И у нас на Руси жизнь монахов особножитных монастырей была не лучше, чем была она в Греции. Свидетельство об этом мы имеем в поучении XVI–XVII веков, где говорится о видах или формах монашеской жизни. Здесь жизнь особножитных монастырей называется «самочинным, сваробоицким и худым иноческим житием». Называя особножитие сваробоицким житием, составитель поучения указывает на то, что отличительной чертой быта особножитных монахов служили свары или ссоры из-за приобретения и дележа доходов, из-за отбивания друг у друга благотворителей и благодетелей и т.д., следовательно, что в особножитных монастырях шла прискорбнейшая борьба за средства существования [37] .

Этот упадок монастырской жизни ясно видел прп. Сергий и глубоко был убежден, что для восстановления в монастырях истинной монашеской жизни необходимо подчинить жизнь монахов правилам строгого общежительного устава. Но, несмотря на свое искреннее и глубокое убеждение в необходимости общежития для наших монастырей, он вначале допустил в своей обители порядки особножития и только со временем решился ввести здесь общежитие. Действуя так, он руководился совершенно правильными соображениями. Он ясно понимал, что введение в наши монастыри общежития неизбежно должно вызвать вражду и противодействие огромного большинства тогдашних монахов; «ибо людям, привыкшим к монашеству весьма облегченному, никак не могла понравиться "затея" (стремление) ввести монашество строгое, причем жизнь монашеская из жизни прохладной и вольной превращалась бы для всех в жизнь, исполненную скорби и тесноты и подчиненную суровой дисциплине» [38] . Он хорошо видел, что в то время, как он начал устроять свою обитель, он не мог одержать победу над упомянутым противодействием как человек еще молодой (ему было около 26 л.) и не имевший еще большого значения. Он приступил к выполнение этого своего задушевного желания только тогда, когда он прославился святою подвижническою жизнью, даром чудотворений и прозорливости и приобрел себе расположениe и тесную дружбу святого Алексия, митрополита московского. Вполне сочувствуя желанию преподобного устроить монастырскую жизнь по правилам строгого общежительного устава, святитель московский Алексий исходатайствовал преподобному грамоту Патpиapxa Константинопольского Филофея, которою ободрялось и благословлялось его намерение ввести в его монастыре общежитие. В этой грамоте Патриарх писал: «Божиею милостию apxиeпиcкoп Константинограда господин Филофей о Св. Духе сыну и сослужебнику нашего смирения Сергию. Благодать и мир и Haшe благословение да будет с вами. Мы слышали о добродетельной жизни твоей и очень одобрили ее и славим Бога. Но одного недостает тебе – общежития. Ты знаешь, что и сам Богоотец пророк Давид, все обнявший своим разумом, изрек: Се что добро или что красно, но еже жити братии вкупе. Посему и мы преподаем вам добрый совет – устроить общежитие, и да будет с вами милость Божия и наше благословение». Вместе с этою грамотою посланные Патpиapxa принесли от него преподобному крест, параман [39] и схиму.

С этою грамотою преподобный отправился к святителю московскому Алексию и по прочтении ее ему спросил: «Что повелишь, святый Владыко?» На этот вопрос преподобного митрополит отвечал: «Мы очень благодарны Святейшему Патpиapxy за такой совет, и что он повелевает и благословляет, то благословляем и мы».

Только теперь, опираясь на благословение и одобрение тогдашнего верховного начальника Русской Церкви Патpиapxa Константинопольского, преподобный решился приступить к исполнению своего давнишнего и заветного намерения относительно общежития. Возвратившись из Москвы, он объявил братии своего монастыря о желаниии Патpиapxa и митрополита, чтобы в обители введено было общежитие. Большинство пустынников [40] согласилось на введение в обители общежития, и преподобный Сергий со всем усердием принялся за устройство этого дела. Немало новых трудов и тяжелых забот легло на него при введении новых порядков в обители. Теперь ему как игумену обители приходилось заботиться о пище, одежде и обо всем необходимом для братии, тогда как прежде каждый заботился о себе. Общежитие потребовало устройства особых зданий для трапезы, хлебопекарни, амбаров, кладовых и т.п. Соответственно общежительному уставу между монахами учреждены были разные хозяйственные и вообще общественные должности (келаря, казначея, трапезников, поваров и пр., экклесиapxa, или заведующего церковью и отправлением богослужения, больничных старцев). Соответственно общежительному уставу жизнь иноков подчинена была особым правилам. Так, устав общежительный требовал, чтобы все монахи обители, не исключая игумена, принимали совершенно одинаковое участие во всех монастырских работах, чтобы все они, не исключая и игумена, носили одинаковую по качеству одежду, ели и пили в общей трапезе, а не в келиях, без благословения и позволения настоятеля не выходили за стены монастыря, в свободное время находились в своих келиях, но не оставались праздными, а занимались каким-нибудь рукоделием на общую пользу и потребу братии и пр. За исполнением всех правил общежития строго наблюдал сам преподобный Сергий.

Хотя преподобный Сергий ввел общежитие только в своем собственном монастыре, и преобразование, совершенное им здесь, не коснулось других русских монастырей, в которых жизнь шла по-прежнему, подчиняясь требованиям и обычаям особножития, но тем не менее преподобный Сергий по справедливости должен быть признан восстановителем общежития и истинного монашества в наших русских монастырях. «Добро взяло верх над злом своею собственною силою», без всяких требований и предписаний со стороны церковной власти. «Прп. Сергий, введший в своем монастыре общежитие, и его монастырь, в котором введено было им общежитие, скоро прославились великою славою на всю Poccию и чрез свой пример стали немолчными проповедниками того, что истинною формою монашеской жизни должно быть общежитие. По примеру преподобного Сергия и его монастыря последующие лучшие основатели монастырей, из которых мнoгиe были личными учениками или собеседниками преподобного Сергия, начали основывать не иные монастыри, как общежительные. Последуя примеру лучших монастырей новых, начали принимать общежитие и лучшие монастыри прежние. А таким образом, благодаря преподобному Сергию, общежитие и было восстановлено в Московской Руси, как благодаря преподобному Феодосию Печерскому оно было первоначально водворено во всей Руси...» [41] .

«Когда довершилось таким образом благоустройство обители, то еще больше стало возрастать число ее братии и они стали всем изобиловать. Чтобы избыток в средствах к существованию не повлек за собою нерадения и распущенности среди братии и не послужил поводом к зависти и осуждению, преподобный ввел в обители странноприимство. Рука Сергиева, по выражению бл. Епифания, простерта была к нуждающимся как река многоводная, тихая струями. Если кому приходилось в зимнее время от сильного мороза и глубоких снегов или бурной метели умедлить в обители долее обыкновенного, то во все время пребывания своего в ней он получал все необходимое. А странники, нищие и болящие подолгу в ней отдыхали, пользуясь довольством и покоем по заповеди старца... В годы тяжелых скорбей для всей России много нуждающихся приходило в обитель Сергиеву, и она делилась с ними всем, что имела». Это учреждение принимания странников и всех нуждающихся в помощи преподобный считал столь важным для своей обители, что последующее ее процветание поставлял в зависимость от постоянного соблюдения его. «Если вы, дети, – говорил он братии, – сию мою заповедь сохраните без роптания, то и по отшествии моем от жития сего обитель процветет и на многие веки неразрушима постоит благодатию Христовою» [42] .

Но среди всех этих забот и трудов преподобного для благоустроения своей обители и для поддержания среди братии ее истинной монашеской жизни его постигли тяжелое искушение и великая скорбь. Ближайшею и видимою причиною ее был старший брат преподобного Стефан, а глубочайшим и скрытным источником этой скорби, по всей вероятности, служили недовольство и ропот некоторых из братии обители против Серия за введенное им общежитие.

Уже было упомянуто нами, что Стефан пришел в пустынную обитель своего брата, движимый, вероятно, желанием проводить здесь более строгую монашескую жизнь, чем какую он мог вести в Москве; но при таком добром желании он не успел еще победить в себе страсти властвовать над другими, развившейся в нем во время его игуменства в Богоявленском монастыре. Кроме того, он был старшим братом преподобного, вместе с ним полагал основание новой обители, хотя потом и бежал от него; может быть, он принес преподобному из Москвы денежные средства на благоустроение и благоукрашение монастыря. Все эти обстоятельства расположили Стефана думать, что он имеет больше прав на игуменство в монастыре, чем Сергий. Есть достаточные основания утверждать, что эти притязания находили поддержку и одобрение у некоторых из братии монастыря, по всей вероятности, недовольных общежитием и питавших надежду, что оно при игуменстве Стефана если и не будет уничтожено, то более или менее будет ослаблено.

И вот как обнаружились эти притязания Стефана и недовольство некоторых из братии на преподобного. В один субботний день преподобный Сергий служил вечерню и находился в алтаре, а Стефан, как любитель церковного пения, стоял на левом клиросе. Вдруг последний увидал в руках канонарха книгу, взятую им с благословения не его, a Сергия.

– Кто тебе дал эту книгу? – с раздражением спросил Стефан канонарха.

– Игумен! – был ответ канонарха.

– Кто здесь игумен? – с раздражением закричал Стефан на канонарха. – Не я ли первый сел на этом месте?

Сказаны были при этом и другие не мирные и жесткие слова, относившиеся к преподобному Сергию. Этот крик Стефана и грубые слова, сказанные им в раздражении, без сомнения, дошли до слуха Сергия; слышали и видели все это и братия, находившиеся в церкви. На этот взрыв раздражения и недовольства преподобный ответил полным молчанием. Но после вечерни преподобный не пошел ни в келию, ни в трапезу, куда пошла вся братия. Никем не замеченный, он вышел из обители и пешком отправился к своему другу преподобному Стефану Махрищскому, монастырь которого находился в 30 верстах на восток от его собственного монастыря [43] . Сообщив преподобному Стефану о своем намерении устроить себе новый монастырь, Сергий просил своего друга дать ему в провожатые такого монаха, который, хорошо зная окрестную местность, помог бы ему выбрать удобное для построения монастыря место. Осмотрев окрестности, преподобный выбрал для монастыря место на берегу реки Киржача, впадающей в Клязьму, верстах в 50 на юго-восток от оставленной им собственной обители.

Встревожились иноки, узнав об исчезновении игумена своего из обители, но сначала утешали себя надеждою, что он скоро возвратится. Но шли дни, недели, а надежда их не исполнялась. Начались поиски, разведки по окрестностям в предположении, не уединился ли преподобный в каком-нибудь из окрестных глухих мест для богомыслия и молитвы. Послали и в Махрищский монастырь узнать, не был ли здесь преподобный, и отсюда, наконец, получили верные известия, что преподобный Сергий был здесь, но давно уже ушел отсюда и выбрал место для построения себе нового монастыря. Узнав о местопребывании преподобного, некоторые горячо преданные своему игумену иноки один за другим стали оставлять свой прежний монастырь и переселяться к преподобному в новую избранную им пустыню. Вместе с ними преподобный поставил здесь несколько келий, обратился к митрополиту Алексию с просьбою о дозволении и благословении построить здесь церковь и, получив разрешение, немедленно приступил к построению ее и к устроению самого монастыря. При помощи окрестных жителей и при всяческом содействии многих почитателей своих из бояр и князей преподобный Cepгий был в состоянии скоро построить и церковь во имя Благовещения Богородицы, устроить и весь монастырь. Не подлежит сомнению, что в этом новом основанном монастыре с самого начала монашеская жизнь подчинена была правилам общежительного устава.

Между тем Троицкий монастырь остался без действительного игумена, бывшего и устроителем обители, и душой всей внутренней ее жизни. По всей вероятности, после удаления Cepгия в обители чувствовалась большая пустота, а в душах ее обитателей было большое смущениe. Сначала, вероятно, братья утешали себя надеждою на возвращение преподобного в свою прежнюю обитель; но проходили не только недели, месяцы, но и годы, а надежда эта не сбывалась. Тогда наступило здесь, надобно думать, время тревоги и опасений за самое существование монастыря, причем ясно обнаружилось, что большинство братии питает горячую любовь и сочувствие к преподобному и желает, чтобы он возвратился в оставленную им обитель. Поэтому братия Троицкого монастыря не раз обращались к преподобному с просьбою, чтобы он оставил Киржач и опять возвратился в прежнюю свою обитель; но преподобный не соглашался исполнить их желание. Тогда троицкие старцы отправились в Москву и со слезами умоляли святителя Алексия возвратить их обители настоятеля и пастыря. Понимая, как Сергий был нужен для Троицкой обители, митрополит Алексий отправил к нему двух архимандритов с увещанием исполнить просьбу братии, причем дал ему обещание удалить из монастыря всех, творивших ему досаду [44] . Преподобный не дерзнул ослушаться увещаний митрополита и выразил свою готовность исполнить его волю в следующих словах: «Так скажите господину моему митрополиту: все, что исходит от твоих уст, принимаю с радостью, как исходящее от уст Христовых, и ни в чем тебя не ослушаюсь».

Вскоре после этого преподобный Cepгий возвратился в первоначальную свою обитель, а в возникшем новом Киржачском Благовещенском монастыре [45] поставил строителем ученика своего Романа. Торжественна и трогательна была встреча, устроенная преподобному братией Троицкого монастыря. Как только узнали здесь, что преподобный приближается к обители, все иноки поспешили к нему навстречу; одни со слезами радости, другиe со слезами раскаяния бросались к ногам святого старца; одни целовали его руки, другие – ноги, третьи одежду его; иные, как малые дети, забегали вперед, чтобы поглядеть на своего возлюбленного игумена, и крестились от радости о возвращении в оставленную им обитель. И преподобный был глубоко утешен сыновнею любовью и преданностью своих учеников.

Чувствуя ослабление своих сил и приближение своей кончины, святой митрополит Алексий захотел избрать себе преемника еще при своей жизни, и преемником своим он желал иметь преподобного Сергия. С этою целью митрополит призвал преподобного Сергия из его монастыря в Москву. Когда преподобный явился к митрополиту, этот приказал принести митрополичий параман [46] с золотым крестом и сказал, что хочет подарить его преподобному. Не понимая значения такого подарка, преподобный со смирением отказался принять его, говоря: «Прости меня, Владыко, от юности моей не был златоносцем, тем более хочу пребывать в нищении в лета старости». Тогда святитель Алексий уже прямо объявил, что он передает ему этот параман как некоторое обручение святительству и что он желает иметь его своим преемником. Это предложение святителя Алексия было совершенною неожиданностью для смиренного Сергия, никогда не помышлявшего об apxиepeйстве, и потому привело его в величайшее смущение [47] . Пришедши в себя после такого неожиданного предложения, преподобный не только с великим смирением и скорбью, но и с решительной настойчивостью отказался исполнить эту волю митрополита. «Прости мне, Владыко святый, – говорил он митрополиту, – ты хочешь возложить на меня бремя свыше меры моей, ибо кто я, грешный и худший паче всех человек? Нет, ты не найдешь во мне того, чего ищешь!» А когда святитель Алексий продолжал настоятельно убеждать Сергия принять на себя святительский сан, то смиренный старец откровенно сознался митрополиту, что он скорее убежит куда-либо в пустыню, чем исполнит это желание митрополита. Это показало непреклонность решения угодника Божия и положило конец настоятельным убеждениям святителя. Смиренным мыслям о своем недостоинстве носить высокий сан епископа преподобный Сергий остался неизменно верен и после кончины святителя Алексия, последовавшей в непродолжительном времени после только что описанных нами происшествий И теперь смиренный Сергий на просьбу и предложение великого князя и других знатных людей занять кафедру Московскую, принять святительский жезл после митрополита Алексия опять отвечал отказом.

IV

Хотя преподобный Сергий по смиренно своему отказался служить Русской Церкви в сане епископа, но тем не менее он и в скромном сане и положении игумена Троицкой обители оказывал могучее и благотворное влияние на дела Русской Церкви и государства. Особенно это надобно сказать о том времени, когда он своей святою и подвижническою жизнью, даром прозорливости и чудотворений приобрел себе великую славу среди русских людей всех званий и состояний, стяжал себе великий нравственный авторитет во всей Русской земле, или, говоря словами его жизнеописателя, когда «слава и слышание пронесеся о нем повсюду, и вси имеяху его, яко единаго от пророкъ»; когда имя его все произносили с благоговением, прибегали к его святым молитвам, обращались к нему за советом и вразумлением, прислушивались к его словам и наставлениям и проникнуты были готовностью исполнять его волю и советы. И как нужен был для всего русского народа такой светильник, такой мудрый советник и руководитель и такой усердный молитвенник в то тяжелое и мрачное время! То время поистине было скорбной и мрачной годиной для русского народа. Русская страна была опустошена и покорена дикими татарами, около полутораста лет платила им тяжкую дань и находилась в зависимости от их жестокого и хищнического произвола. Весь русский народ был разорен, унижен и поник духом под тяжелым ярмом татарского ига. «Это было одно из тех народных бедствий, – скажем словами нашего глубокомысленного, тонкого и изящного истолкователя жизни русского народа, – которые приносят не только материальное, но и нравственное разорение, надолго повергая народ в мертвенное оцепенение. Люди беспомощно опускали руки, умы теряли всякую бодрость и упругость и безнадежно отдавались своему прискорбному положению, не находя и не ища никакого выхода. Что еще хуже, ужасом отцов, переживших бурю, заразились дети, родившиеся после нее... Внешняя случайная буря грозила превратиться во внутренний хронический недуг; панический ужас одного поколения мог развиться в народную робость, в черту национального характера, и в истории человечества могла бы прибавиться лишняя темная страница, повествующая о том, как нападение азиатского монгола повело к падению великого европейского народа» [48] . В такое ужасное время преподобный Сергий был для всего русского народа великой нравственной силой, крепкой опорой, поддержкой и вдохновителем для него. «Примером своей святой жизни, высотой своего духа он поднял упавший дух родного народа, пробудил в нем довepиe к себе, к своим силам, вдохнул веру в свое будущее... Своею жизнью, самой возможностью такой жизни преподобный дал почувствовать заскорбевшему народу, что в нем еще не все доброе погасло и замерло; своим появлением среди соотечественников, сидевших во тьме и сени смертней, помог им заглянуть в свой собственный внутренний мрак и разглядеть там еще тлевшие искры того же огня, которым горел сам он... Оживить и привести в движение нравственное чувство народа, поднять его дух выше привычного его уровня – такое проявление духовного влияния всегда признавалось чудесным творческим действием... Человек, давший обществу живо ощутить в себе присутствие нравственных сил, которых оно в себе не чаяло, становится для него носителем чудодейственной искры, способной зажечь и вызвать к действию эти силы всегда, когда они понадобятся» [49] . «Таким носителем чудодейственной искры, зажегшей и приведшей в действие силы русского народа, и явился преподобный Сергий. И вот народ, сто лет привыкший дрожать при одном имени татарина, собрался, наконец, с духом, встал на поработителей и не только нашел в себе мужество встать, но и пошел искать татарских полчищ в открытой степи и там повалился на врагов несокрушимой стеной, похоронив их под своими многотысячными костями. Как могло это случиться? Откуда взялись, как воспитались люди, отважившиеся на такое дело, о котором боялись и подумать их деды?.. Мы знаем одно, что преподобный Сергий благословил на этот подвиг главного вождя русского ополчения, сказав: "Иди на безбожников смело, без колебания, и победишь", – и этот молодой вождь был человек поколения, возмужавшего на глазах преподобного Cepгия и вместе с князем Димитрием Донским бившегося на Куликовом поле» [50] . Поэтому неудивительно, что имя преподобного Сергия неразрывно связано с воспоминанием о знаменитой, решившей судьбу России Куликовской победе князя Димитрия Ивановича над Мамаем. Этому гордому и грозному повелителю татарской орды не нравилось, что русская страна стала благоустроиться и крепнуть и перестала оказывать ханам татарским прежнюю беспрекословную покорность и трепетное повиновение их повелениям; и он решился привести ее в то же отношение к себе, в каком она была к первому своему покорителю – Батыю. Для этого он собрал и двинул на русскую землю не только свои, но и наемные полчища; как грозная туча надвигались они на нашу родину и наводили страх и трепет на всех. Сильно беспокоился и тревожился за судьбу Русской земли и великий князь московский Димитрий Иванович, главный предводитель русского войска. Поэтому, отправляясь на битву с Мамаем, великий князь в сопровождении князей, бояр и воевод приехал к преподобному Сергию в его обитель просить его совета, молитв и благословения. На вопрос великого князя, идти ли ему против сильного и грозного врага, преподобный после молитвы сказал: «Так как гордый Мамай отвергает предложения любви, то иди, государь, против нечестивых: они унижены будут, а за тебя Бог правды». Вследствие тревожных известий о движении Мамаева полчища великий князь беспокоился и торопился к своим полкам. Но преподобный, обнадежив великого князя помощью Господа Бога и Пресвятой Богородицы, успокоил и упросил его есть хлеба в монастырской трапезе. После трапезы угодник Божий благословил великого князя крестом, окропил святою водою и снова обнадежил помощью и милостью от Господа, Пречистой Богородицы и всех святых. При этом великий князь стал просить у преподобного двух его монахов – Пересвета и Ослябю, – которые до принятия монашества «были ведомые всем ратники великие и богатыри крепкие, и люди весьма смысленные по воинскому делу и наряду». Преподобный исполнил просьбу великого князя и приказал монахам тотчас же изготовиться в путь, а они с радостью исполнили его повеление. Вместо лат и шлемов он возложил на их головы схимы с нашитыми на них крестами. «Вот вам, дети мои, – говорил при этом преподобный, – оружие нетленное: да будет оно вам вместо шлемов и щитов бранных!» Благословив крестом и окропив еще раз святою водою великого князя, своих иноков-витязей и всю княжескую дружину, Преподобный сказал великому князю: «Господь Бог будет тебе помощником и заступником. Он победит супостатов твоих и прославить тебя!» После этого князь с дружиною, почти не заходя в Москву, отправился в поход и прибыл на Куликово поле (в нынешней Тульской губ., Епифанском уезде), где уже находились русские войска. С раннего утра 8 сентября 1380 года они стали в боевой порядок между реками Доном и Непрядвою, готовясь встретиться с врагом. Страшно было войско, приведенное Мамаем для битвы: оно простиралось до четырехсот тысяч человек. При виде несметных полчищ татарских многие из русских невольно затрепетали от страха. Предвидя нужду в новом подкреплении мужества русских, преподобный Сергий прислал туда пред самой битвою своего борзоходца с просфорою и своею благословенною грамотою, в которой писал великому князю: «Без всякого сомнения, государь, иди против них и, не предаваясь страху, твердо надейся, что поможет тебе Господь». Весть об этой грамоте быстро разнеслась по всем полкам и воодушевила воииов. Теперь каждый из них, ободренный надеждою на молитвы великого старца, бесстрашно шел на битву с готовностью положить душу свою за веру православную, за своего любимого князя и за свое дорогое Отечество. Началась страшная, продолжительная и кровавая битва, «заблестели мечи острые, как молнии, затрещали копья, полилась кровь богатырская под седлами, покатились шлемы золоченые под ноги конския, а за шлемами и головы богатырския» [51] . Много погибло тогда доблестных русских воинов [52] ; тогда же погиб в единоборстве с татарским богатырем и бесстрашный инок Пересвет. Долгое время трудно было решить, на чью сторону склонится победа. Но наконец по молитвам преподобного Сергия pyccкиe одолели татар. Битва кончилась совершенным поражением полчищ Мамая и бегством его самого с поля битвы, усеянного на много верст трупами ордынскими. Куликовская победа послужила началом освобождения России от тяжелого татарского ига. А в то время, как происходила эта битва, преподобный Сергий в своей обители собрал всю братию и возносил Богу горячие молитвы за успех великого дела. Телом стоял он в храме на молитве, а духом был на Куликовом поле и созерцал все совершавшееся там. Как бы очевидец, возвещал он братии о постепенных успехах русского войска, называл по именам падших за веру и Отечество, сам приносил заупокойные молитвы и наконец возвестил о совершенном поражении врагов и принес благодарение Богу за дарованную победу. Возвратясь с победою, великий князь поспешил в обитель преподобного, благодарил его за советы и молитвы и с восторгом прославлял милость Божию к России.

Кроме татарского ига, от которого так тяжело и долго страдала Русская страна, у ней был еще один давнишний и злой недуг, который давно истощал и ослаблял ее силы и был одною из главных причин, почему русский народ подпал под иго монгольское. Это – вражда и междоусобные войны между удельными князьями. И теперь, когда московские князья приобрели значительный перевес над остальными князьями и многих из них подчинили себе, все еще существовало несколько удельных князей, которые нередко враждовали и с московским князем, и между собою. И для уврачевания этого недуга родной страны не мало послужил угодник Божий преподобный Сергий. Он не раз являлся к враждующим князьям в качестве миротворца.

Так, в 1365 году поссорились между собою князья суздальские Дмитрий и Борис Константиновичи из-за того, что младший брат захватил Нижний Новгород, оставшийся после третьего умершего брата, и не хотел уступать его старшему. Дмитрий обратился с жалобой на Бориса к великому князю московскому Дмитрию Ивановичу и к митрополиту Алексию, который в малолетство великого князя (родившегося в 1350 г.) был правителем государства. Великий князь и митрополит хотели заставить младшего брата удовлетворить требованию старшего брата без вмешательства оружия и для сей цели отправили в Нижний Новгород к Борису преподобного Сергия, причем митрополит поручил Сергию в случае упорства Бориса затворить в Нижнем все церкви или наложить на город церковное отлучение. Однако надежда великого князя и митрополита обойтись без вмешательства opyжия оказалась тщетной: Борис не внял увещаниям Сергия и даже не хотел покориться и после того, как этот согласно поручению митрополита затворил в Нижнем церкви. Только высланное против Бориса войско московское заставило его покориться требованию великого князя [53] .

Другой случай. Против великаго князя Дмитрия Ивановича упорно враждовал рязанский князь Олег Иванович, оставшийся единственным из русских удельных князей, которого великий князь не привел под свою руку. То поражаемый Дмитрием Ивановичем, то сам нанося ему поражения, Олег Иванович в 1385 году своей победой над московским войском поставил великого князя в такое положение, что этот нашел за благое искать с ним примирения. Посылали к рязанскому князю несколько послов с предложением мира, и все напрасно. Наконец, великий князь решил послать к нему самого, как выражается летописец, преподобного игумена Сергия Радонежского. Путешествие Cepгиeво к Олегу было совершено благоуспешно. Летописец говорит о нем: «Преподобный игумен Сергий, старец чудный, тихими и кроткими словами и речьми и благоуветливыми глаголы, благодатию, данною ему от Святого Духа, беседовал с ним (князем Олегомъ) о пользе душевной и о мире и о любви; князь же великий Олег преложи свирепство свое на кротость и утешись и укротись и умились вельми душею, устыдебось толь свята мужа, и взял с великим князем Дмитрием Ивановичем вечный мир и любовь в род и родъ» [54] .

V

Обитель преподобного Сергия стала великим монастырем и знаменитой Лаврой, более богатой монахами, чем какой-либо другой из северно-русских монастырей, еще при жизни самого преподобного. Это было уже началом исполнения того, что ему открыто было в ночном видении относительно будущей судьбы его обители. Однажды, глубоким вечером, он совершал свое обычное правило и горячо молился о братьях своего монастыря, «да поспешит им Господь, – по выражению жизнеописателя, – в обхождениях дневных и преспеяниях». Вдруг он слышит голос, который зовет его по имени: «Сергий!» Удивившись столь необычному в ночное время зову, он сотворил молитву и открыл оконце келии, чтобы видеть, кто его зовет, и видит чудное видение: на монастыре пред ним необычайный свет, сходящий с неба и блистающий ярче солнечного света, а таинственный голос в другой раз зовет его и говорит: «Сергий! ты молишься о своих чадах, и Господь принял твою молитву. Смотри, какое множество иноков сошлось во имя святой и живоначальной Троицы в твою паству и под твое руководство». Преподобный посмотрел и видит множество птиц «зело красных» (прекрасных), которые не только наполнили весь монастырь, но летали и кругом его, а голос продолжал: «Сколько видишь ты этих птиц, так умножится и число учеников твоих, и после тебя не оскудеют они, если восхотят последовать стопам твоим». Небесная радость наполнила сердце смиренного Сергия, и он захотел разделить ее с кем-нибудь из присных учеников его. Поэтому он немедленно же позвал к себе жившего в соседней с ним келии экклесиарха Симона; но этот, хотя и поспешил на зов преподобного, не сподобился быть зрителем всего видения, а увидел только некоторую часть чудного света. Преподобный рассказал ему все, что он видел и слышал, и они вместе провели ночь, радуясь и трепеща душою от неизреченного видения.

Видение птиц преподобным Сергием

Небесное обетование преподобному Сергию о том, что число его учеников и последователей будет столь же велико, сколь велико было число прекрасных птиц, показанных ему в видении, сбылось на самом деле. Пример святой подвижнической жизни преподобного Сергия оказал столь сильное и могучее влияние на его современников, что истинно монашеская, строго подвижническая жизнь стала быстро распространяться во всей северной Руси. Кроме монастырей, основанных самим преподобным Сергием, по образцу их устроено множество монастырей и обителей в лесах и пустынях, находившихся в пределах нынешних губерний Московской, Владимирской, Нижегородской, Костромской, Ярославской и Тверской. Все эти монастыри и обители были устроены учениками и собеседниками преподобного Сергия и строго держались требований и правил общежительного устава [55] . Благотворное влияние преподобного Сергия отсюда проникло и в Поморье, и в Прионежье, и на Соловецкие острова. И здесь появилось много строгих подвижников, и возникло немало обителей и монастырей. Конечно, некоторые из этих монастырей, после более или менее продолжительного времени, прекратили свое существование, но многие из них продолжают существовать и процветать и до настоящего времени. Все эти монастыри были, по крайней мере, в лучшую пору своего существования школами строго-подвижнической святой жизни, школами, из которых выходило много людей, способных с непоколебимою твердостью бороться со всяким злом в своей человеческой природе, со всеми злыми и нечистыми стремлениями и страстями своей души, с неодолимым мужеством и непреодолимою настойчивостью развивать в себе все доброе, святое и бестрепетно жертвовать всем чувственным, земным и тленным для достижения благ духовных, небесных и нетленных; отсюда, без сомнения, выходило много нищих духом, плачущих, кротких, милостивых, чистых сердцем, миротворцев, которых ублажает сам Спаситель и которым обещает великую награду на небесах. Если мы примем во внимание очень большое количество этих подвижнических школ, возникших на Руси по благословению и под влиянием примера Радонежского чудотворца, школ, в которых в продолжение веков получили воспитание многиe сонмы учеников, то мы поймем смысл видения Сергием множества прекрасных птиц и убедимся в исполнении данного ему обетования.

Видения чудных действий Божественной благодати, действовавшей в угоднике и чрез угодника Божия, удостоивались и некоторые другие из учеников его. Так, один из них, преподобный Исаакий, любитель безмолвия, просил святого старца благословить его на подвиг совершенного молчания. Исполняя его желание, преподобный Сергий после причащения Святых Таин за Литургиею осенил Исаакия крестным знамением и сказал: «Господь да исполнит желание твое!» В это самое время Исаакий увидел, что чудный пламень исходит от руки преподобного Сергия и объемлет его, Исаакия.

Раз преподобный Сергий совершал Литургию. Тот же молчальник Исаакий стоял в церкви и видел в алтаре мужа весьма чудного, несказанно светлого видом, сослужащего Сергию в ризах необычно светлых. На входе с Евангелием этот чудный муж шел вслед за Сергием, и лицо его блистало таким сильным светом, что Исаакий не мог смотреть на него. Чудо разрешило ему уста, и он спросил благоговейного Макария: «Кто это?» «Не знаю, – отвечал Макарий, – и меня проникает ужас. Я думал сперва, что это пресвитер, пришедший с князем Владимиром (Серпуховским); но бояре сказали, что с ним нет никакого священника». Тогда Исаакий и Макарий поняли, что они видели Ангела Божия, сослужившего преподобному Сергию. По окончании Литургии оба ученика умоляли учителя сказать им, кто служил с ним, и Сергий открыл им, что это был действительно Ангел Божий, который сослужит ему постоянно каждую Литургию, но при этом преподобный обязал их хранить тайну об этом до его кончины.

Не менее чудного видения удостоился третий ученик преподобного экклесиарх Симон, равный по строгости жизни Исаакию. Во время совершения Литурии преподобным он видел огонь, ходящий по жертвеннику и окружающий алтарь и Сергия. Когда же пришло время причащения, этот божественный огонь, свившись, как плат, вошел в Святую Чашу, из которой причащался преподобный Сергий. «Чего устрашился дух твой, чадо мое?» – спросил преподобный Симона, причастившись и заметив его трепет. «Я видел благодать Св. Духа, действующую с тобою, отче», – отвечал тот. Тогда преподобный запретил Симону говорить об этом до его кончины.

Преподобный Сергий священнодействующий

Преподобный Сергий дожил до глубокой старости, и приближалось время отшествия его из сей жизни. Но прежде переселения его в иную блаженную жизнь он удостоился посещения Божией Матери, которая своими собственными устами подтвердила ему то, что говорил ему во время видения птиц неведомый небесный голос.

Однажды в глубокую ночь преподобный горячо молился пред иконою Богоматери и, взирая на святой лик Ее, говорил: «О пречистая Мати Христа моего, заступница, ходатаица и крепкая помощница роду человеческому! буди нам недостойным ходатаица; присно моли Сына Твоего и Бога нашего, да призрит на святую обитель cию, воздвигнутую в похвалу и честь святого имени Его во веки! Тебя, Матерь сладчайшего моего Христа Иисуса, призываем на помощь рабы Твои, ибо Ты имеешь великое дерзновение у Сына Твоего и Бога! Буди же всем спасительное упокоение и пристанище!» Окончив молитву, преподобный сел для отдохновения; но вдруг, ощутив приближение небеснаго явления, он говорит своему ученику Михею: «Чадо, трезвися и бодрствуй, потому что сейчас имеет быть нам чудное и ужасное посещение». Едва он успел сказать это, как услышан был голос: «Пречистая грядет!»

Посещение Божией Матерью отца Сергия

Святой встал и поспешно вышел в сени, где осиял его свет сильнее солнечного, и увидел Пречистую с двумя апостолами Петром и Иоанном, блистающую в неизреченной славе. Не будучи в силах вынести блистание неизреченной славы Небесной Посетительницы, преподобный пал ниц. Но Пречистая прикоснулась к нему и ободрила его словами благодати: «Не ужасайся, избранник Мой, Я пришла посетить тебя. Услышана молитва твоя об учениках твоих и об обители твоей. Не скорби более, ибо отныне она всем будет изобиловать и не только до тех пор, пока ты будешь жив, но и по твоем ко Господу отшествии неотступна буду от твоей обители, подавая неоскудно потребное и снабдевая ее и покрывая». Сказав это, Пречистая стала невидима. Преподобный же трепетал от страха и радости и был как бы в исступленном состоянии. Пришед в себя, он увидел, что ученик его от страха лежит как мертвый, и поднял его. «Скажи мне, отче, – спрашивал Михей, – что это за чудное видение было? душа моя едва не отделилась от тела». Но святой ничего не мог сказать от сильного волнения душевного; только лицо сияло неизреченной радостью. Наконец, промолвил он: «Потерпи, чадо, потому что и во мне трепещет дух мой от чудного видения». И так они стояли в безмолвном удивлении друг против друга. Потом, успокоившись, преподобный повелел позвать двух благоговейных учеников своих Исаака и Симона и рассказал им по порядку, как видел Пречистую с апостолами и какие чудные обещания изрекла Она ему. Услышав об этом, они исполнились несказанной радости и все вместе отпели молебен Богоматери, а преподобный всю ночь провел без сна, созерцая умом неизреченное видение.

За шесть месяцев до своей блаженной кончины преподобный получил откровение об этом событии. Призвав к себе братию, он передал игуменство над нею ученику своему Никону, а сам предался совершенному безмолвию. В начала сентября 1392 г. он тяжко заболел и, чувствуя приближение своей кончины, опять призвал к себе братию. Когда она собралась, преподобный в последний раз обратился к ней с поучением и наставлением. Он увещевал иноков пребывать в вере и единомыслии, умолял их сохранять чистоту душевную и телесную, завещал питать ко всем нелицемерную любовь, советовал им удаляться от злых похотей и страстей, наблюдать умеренность в пище и питье, убеждал не забывать страннолюбия, быть смиренными и бежать от земной славы. Наконец, он сказал им: «Я отхожу к Богу, меня призывающему, и поручаю вас Всемогущему Господу и Пречистой Его Матери; да будет Она вам прибежищем и стеною от стрел лукавого».

Предсмертное причащение преподобного Сергия

В самые последние минуты жизни своей преподобный пожелал приобщиться Святых Таин Христовых. Руки учеников поддерживали его ослабевшие члены; с помощью их он приподнялся с своей убогой постели, с глубоким благоговением вкусил от Святой Чаши и в изнеможении опустился на смертное ложе. «В руце Твои предаю дух мой, Господи!» – тихо произнес он и с этою молитвою предал Господу чистую свою душу. В минуту его кончины благоухание разлилось от тела его, а лицо его просияло небесным блаженством. Кончина его последовала 25 сентября 1392 года, после 78 лет его жизни и 55 лет монашества. Преподобный завещал положить свое тело не в церкви, а на общем монастырском кладбище; но братию очень опечалило такое его приказание; она очень желала положить его в церкви Св. Троицы, им самим устроенной. В этом затруднении братия обратилась за советом к митрополиту Киприану, который по обсуждении вопроса о месте погребения преподобного признал более приличным погребсти его в церкви на правой стороне.

Погребение преподобного Сергия

Весть о кончине преподобного привлекла ко дню погребения его множество народа не только из окрестных селений, но и из ближайших городов. С глубокою скорбью и слезами братия погребли честное тело своего учителя и наставника. С неменьшим благоговением и почтением относились к почившему и миряне, присутствовавшие при его погребении: каждому хотелось приблизиться ко гробу богоносного старца и взять себе на память и на благословение что-нибудь из его одежды и келейных вещей.

Тело преподобного почивало в земле в продолжение тридцати лет и было изнесено из нее по особому откровению.

Один благочестивый человек, проникнутый глубоким почтением к преподобному и имевший великую веру в него как праведного мужа, часто приходил молиться у гроба его. Однажды ночью после молитвы он заснул тонким сном; вдруг ему является преподобный и говорит: «Скажи игумену монастыря моего, что напрасно столько времени он оставляет меня под землею, где вода утесняет мое тело». Пробудившись от сна, тот исполнился страха и вместе с тем почувствовал в сердце своем радость и поспешил возвестить о своем видении ученику преподобного Никону, бывшему тогда игуменом обители. Выслушав этот рассказ, Никон возвестил о нем всему монастырскому братству и тем обрадовал всех несказанно. Постановлено было изнести тело преподобного из земли. Быстро разнеслась весть о скором открытая мощей преподобного и привлекла сюда множество народа – в этом торжестве принимали участие многие духовные лица и князья, между которыми первенствовал князь Юрий Димитриевич, сын Донского и крестный сын преподобного Сергия. «И вот, – говорится в повествовании об открытии мощей, – когда священный Собор открыл чудотворный гроб, из него распространилось на всех благоухание и всем открылось чудное и умилительное зрелище: не только тело святого сохранилось целым и светлым, но и одежда его, в которой он был погребен, оказалась невредимою и совершенно непричастною тлению; вода же, оказавшаяся по ту и другую сторону гроба, нисколько не прикасалась к телу и ризам святого» [56] . Это торжество открытия мощей совершилось 5 июля 1422 года. Тогда же мощи преподобного Сергия положены были в новую раку и временно поставлены в деревянном храме, из которого потом были перенесены во вновь устроенный пр. Никоном Троицкий каменный собор [57] , куда и до настоящего времени стекаются громадные толпы богомольцев для поклонения честным и многоцелебным мощам угодника Божия.

VI

Еще при жизни своей на земле преподобный Сергий явился дивным чудотворцем и сподобился необычайных видений. Уже и в это время на нем исполнилось слово Писания: Дивен Бог во святых Своих (Псал. 67, 36). Но несравненно больше прославился Господь чрез угодника своего преподобного Серия после блаженной его кончины и после обретения его нетленных мощей. Чудеса, совершенные Господом по молитвам угодника Своего, так многочисленны, что подробно рассказать о них нет возможности. Благодать Божия проявляла чрез него свою чудодейственную силу самыми разнообразными способами. По молитвам преподобного и по вере обращающихся к нему слепые получали зрение, немые – дар слова, хромые – способность ходить, бесноватые – освобождение от нечистых духов, больные выздоравливали, находящееся в бедах, скорбях и страданиях получали помощь, защиту, утешение и успокоение и пр. Здесь мы расскажем кратко только о самых важных чудотворениях, совершенных Господом чрез угодника Своего преподобного Cepгия.

После своей блаженной кончины преподобный Сергий не переставал невидимым образом оказывать свое попечение и покровительство своей обители. Чтобы укрепить в братии веру в это, преподобный не раз являлся тому или другому из иноков. Таково было явление преподобного иноку Игнатию. Однажды, во время всенощного бдения, этот инок увидел, что преподобный стоит на своем обычном месте и участвует в церковном пении вместе с остальными иноками.

Еще более замечательно в этом отношении было другое явление преподобного тоже одному из братии монастыря. Этот инок рубил лес для построения келии и сильно поранил себе лицо топором. От сильной боли и потери крови он принужден был прекратить работу и возвратиться в свою келию. Наступил вечер, и пострадавший инок вдруг слышит, что кто-то постучался к нему в дверь келии и назвал себя игуменом, хотя игумена в то время не было в монастыре. Инок хотел отворить дверь, но от сильной боли и потери крови не мог сделать этого. Вдруг дверь отворилась сама, и чрез нее вошел светоносный старец, а вслед за ним другой в архиерейском одеянии. Свет осиял келию, а болящий инок мысленно просил у пришедших благословения. Обошедши келию, они стали невидимы, а болящий инок почувствовал в своем положении быструю перемену к лучшему; рана закрылась, и он почувствовал себя бодрым и сильным. В одном из чудесно явившихся ему старцев он узнал преподобного Сергия, а относительно другого заключил, что это был святитель Алексий.

Московский купец по имени Симеон заболел столь сильно, что лишился движения, сна и пищи и лежал, как мертвый, на своей постели. Во время тяжелых страданий своих он вспомнил о преподобном Сергии и о многих исцелениях, совершенных Господом чрез него, и обратился к угоднику с горячею слезною молитвою об уврачевании недуга своего. Вскоре за усердною молитвою болящего последовала и чудесная помощь ему. Поздно ночью, когда домашние Симеона были объяты сном, пред ним предстали два старца, окруженные необыкновенными светом. Один из них был преподобный Никон, которого больной знал еще при его жизни, а о другом у него не было сомнения, что эта был преподобный Cepгий. Осенив больного крестом, преподобный Сергий велел своему ученику осенить его иконою, стоявшею у постели. После этого больному показалось, что они взяли его за волосы и содрали у него кожу от головы до ног. Вслед за этим преподобные стали невидимы. В ту же минуту Симеон почувствовал себя совершенно здоровым, так что он немедленно встал с своей постели и земными поклонами пред иконами преподобных стал усердно благодарить их за свое исцеление.

Однажды в обитель преподобного, к празднику в честь Св. Троицы, пришел бедный слепец, с семилетнего возраста потерявший зрение. Проводник, с которым он пришел сюда, на некоторое время оставил его одного, среди толпы, вне церкви, где совершалось торжественное богослужение. Слушая издали церковное пение, слепец скорбел, что он лишен возможности войти в церковь и поклониться мощам преподобного, подающего столь много исцелений. Взволнованный скорбным чувством при сознании своей беспомощности, он стал горько рыдать. В это время подходит к слепому некто, берет его за руку, вводит его в церковь и подводит его к раке преподобного; слепец поклонился мощам угодника, и тотчас исчезла слепота его. Многие были свидетелями этого чуда и прославляли Бога и угодника Его за такое великое чудо; а человек, получивший исцеление, навсегда остался в обители преподобного и в благодарность за свое исцеление помогал братии в их работах.

Вид Свято-Троицкой Сергиевой Лавры

А вот несколько чудесных исцелений, совершенных Господом по молитвам угодника Божия во времена сравнительно недавние, недалекие от нынешнего столетия. В 1741 г. в селе Рождествене Переяславскаго уезда Владим. губ. у дьячка Феодора Фаддеева двенадцатилетний сын Герасим внезапно был поражен параличом обеих ног до колен и обеих рук до кистей; пальцы на руках сжались в кулаки, а на ногах пригнулись к подошвам и не могли разгибаться. Вследствие этого Герасим стал жалким калекой: не мог ни заниматься каким-либо делом, ни ходить, как следует, а принужден был ползать на коленах, опираясь о землю своими изуродованными руками. Такое несчастное положение продолжалось восемь лет. От ползанья у больного образовался на правом колене нарост. Находясь в таком безнадежном положении, больной решился принять пострижение в монашество в Троицкой Лавре. Для этого родные привезли его в Лавру в 1747 году, когда Герасиму было 18 лет; но он не был пострижен за неимением положенных для того лет. С тою же целью больного Герасима родные привезли в Лавру в феврале 1749 года и остановились с ним в приходе пророка Илии, в доме умершего священника Иродионова. Здесь видели Герасима в его болезненном состоянии священник Ильинской церкви Михаил Леонтьев да сын умершего священника ученик Троицкой семинарии Иван Иродионов. Была вторая неделя Великого поста. Когда заблаговестили в монастыре к часам, Герасима повезли в монастырь на лошади родственные ему дерюзинский дьячок Семен Савельев и мать его Евдокия Дорофеева. У паперти Троицкого собора Герасима вынули из саней, и он на коленях и локтях вполз в церковь, прослушал часы и вечерню и по окончании службы подполз к раке мощей преподобного Сергия. Лишь только он приложился к мощам, как почувствовал некоторую свободу в ручных и ножных жилах, пальцы рук его разогнулись, но владение ногами еще не возвратилось. Полуисцеленный Герасим выполз из церкви и отвезен не на прежнюю свою квартиру, а к своему двоюродному брату Федору Иванову, жившему в лаврской келии близ больничной церкви. Здесь в келии он пробыл 13 и 14 февраля, а на службу приползал в больничную церковь. 14 числа Герасим получил полное исцеление: пальцы ног отогнулись от подошв и выпрямились, ноги его укрепились, и он по-прежнему стал ходить как здоровый. Когда распространился слух об этом чудесном происшествии, учрежденный Собор Лавры назначил следствиe, которое подтвердило, что Герасим, действительно, в продолжение восьми лет не владел руками и ногами и что на второй неделе Великого поста в 1749 г. получил чудесное исцеление у мощей преподобного Сергия. Герасим затем принят был в число лаврской братии [58] .

Изображение раки, в которой покоятся святые мощи преподобного Сергия

В 1855 г. одиннадцатилетняя дочь купца Василия Ивановича Р., жившего в Епифани и проходившего должность церковного старосты при местном соборе, по имени Раиса в ночь на Неделю жен-мироносиц от испуга подверглась сильным припадкам, которые сопровождались конвульсиями (корчами), криком и потерею памяти. Больная изрыгала хулы на Бога и на святых Его, в особенности на преподобного Сергия. Против внезапной болезни на другой же день употреблены были медицинские средства. Но недуг не уступал ни силе молитвы, ни врачебным пособиям, хотя припадки сравнительно стали немного легче. Прошло два месяца от начала болезни; 11 и 12 июня больная подверглась более сильным припадкам, чем как было в день жен-мироносиц. По временам, приходя в память в эти дни, она твердила: «Ко мне приходил преподобный Сергий, долго беседовал со мною, приносил просфору и приказывал есть». Семейные действительно замечали, что она во время припадков с кем-то тихо разговаривала и после что-то начинала есть с особенным благоговением, как будто стараясь не уронить ни одной крупинки, тогда как в руках у нее ничего не было видно. Но такие чудесные посещения сначала казались родным ее невероятными, особенно не верил им брат ее Николай, который думал, что это не более как одно из видоизменений болезненного припадка. Больная же с своей стороны старалась всех уверить в действительности явления преподобного Сергия и в особенности восставала против неверия брата Николая: «Ты напрасно, брат, – говорила она ему с упреком и негодованием, – не веришь тому, что преподобный Сергий приходил ко мне; напрасно сомневаешься; это – действительная правда». Из слов больной, произнесенных после разговора с невидимым собеседником, и потом из рассказов, слышанных от нее родственниками после ее исцеления, видно, что во время посещений преподобный Сергий учил ее молиться. По его наставлению Раиса просила всех, находившихся в доме, читать псалом «Да воскреснет Бог...», сопровождая чтение его крестным знамением, просила, чтобы мать сложила ее персты для крестного знамения и перекрестила ее. Когда мать с великим трудом сложила ее персты и осенила ее крестным знамением, больная сказала: «Вот я и маленькая, да прогнала вас старых». Под старыми разумела она, по ее собственному объяснению, нечистых духов, которые тотчас же, как возлагаемо было ею на себя крестное знамение, удалялись от нее. Другое внушение, сделанное больной преподобным Сергием, состояло в том, чтобы на больную возложен был его образ, который, по указанию самого преподобного, найден в углу за иконами. Наконец, из беседы с преподобным Раиса передавала отзыв его о состоянии двух умерших ее братьев: «Им там хорошо, – говорил он, – а ты с ними быть не можешь, они, как младенцы, безгрешны, а ты, несмотря на то, что мала, грехи уже имеешь, хотя и не великие. Напрасно мать твоя жалела об их смерти: оставшись в живых, они того не получили бы». Внешний вид преподобного Сергия Раиса описывала так: это был старичок небольшого роста, с седыми волосами на голове и в бороде, с посохом в руках.

Чтобы уничтожить тягостное для больной невepиe брата, она после вкушения невидимой ни для кого просфоры потребовала себе чистой воды, выполоскала рот, и, когда вылила изо рта воду в чистый стакан, домашние увидели, что в воде находились крошки белого хлеба, которого есть ей никто не давал. Чтобы еще более уверить родных в истине явления, она на основании слов преподобного Сергия объявила, что он придет к ней 13 числа. Домашние признали эти слова за бред ее в болезненном состоянии; но слова ее сбылись на самом деле. Явление ей преподобного Сергия повторилось, больную избавило от тяжелого недуга, а родных ее от болезни неверия. Вечером, в одиннадцатом часу, 13 дня с больною сделался припадок сильнее и продолжительнее всех прежних: она долго кричала и билась, Через полчаса припадки прекратились, и Раиса, сказав: «Вот идет преподобный Сергий», – быстро подбежала к окну. Когда семейные с тревогой в один голос сказали: «Зачем ты сюда идешь?» – она хладнокровно отвечала: «Не беспокойтесь! в окно не уйду», – и отворила окно, опустила за него руки и начала с кем-то разговаривать. Через несколько минут она обращается к брату Николаю и, подавая ему что-то завернутое в бумажке, говорит: «На! держи, да смотри, держи с благоговением: это – святыня! Ты все время не верил, что меня посещал преподобный Сергий! Не сомневайся, это не призрак – призрак осязать нельзя; прикоснись и осязай, но показывать всем погоди!» Брат поданное ему в бумажке сжал в своей руке. Между тем Раиса показала данный ей под окном крест из лент белого атласа, похожий на те кресты, какие нашиваются на епитрахилях, и сказала, что крест этот велено отдать назад. В то время, как Раиса держала в руках крест, лицо у нее сделалось до того светло, что родители и все домашние едва могли смотреть на нее, и все находились в каком-то неизъяснимом расположении духа: испытывали и радость, и благоговейный трепет и недоумевали, что делается с ними. Семейные стали просить, чтобы Раиса дала им в руки крест, но она сказала, что преподобный Сергий не велел никому давать креста в руки, и, несмотря на их настойчивые просьбы, опять подошла к окну, опустила за него руки, и крест пропал с ее ладони. Они выбежали на улицу, усердно начали искать крест под окнами своего дома (дом был одноэтажный), думая, что он обронен, но ничего там не нашли. Когда взошли опять в дом, Раиса, обращаясь к брату своему Николаю, сказала: «Ну, теперь показывай, что у тебя в руке». В руке у него оказалась завернутая в бумажку частица из просфоры и несколько росинок ладана. На бумажке было написано незнакомым никому из них почерком: «Ты eси Господи». Частица имела углообразную форму в какой вынимают частицы из большой просфоры и, по замечанию видевших ее, была из просфоры печенья лаврского. Когда была развернута бумажка, все бывшие при этом опять были проникнуты неизъяснимым чувством радости, соединенной с невольным страхом. Больная оказалась мгновенно исцелевшею, и это признали все свидетели чудесного явления. Когда они спросили, что с ней было, она отвечала: «Ко мне приходил преподобный Сергий и с ним прекрасный мальчик в белой одежде, препоясанный орарем по-диаконски. Преподобный Сергий вынул из-за пазухи синюю салфетку и из нее достал и дал мне крест, частицу из просфоры и ладан и, подавая мне все это, сказал: "Покажи это своим родным, только крест отдай назад, а частицу просфоры и ладан оставь у себя и уверь своих родных и особенно брата, чтобы они не сомневались", – и потом, указав на стоявшего подле него светоносного мальчика, прибавил: "А он будет хранить тебя"». С того времени Раиса не подвергалась никаким припадкам, и в июнe 1856 г. вместе с матерью и сестрою приезжала в Троицкую Лавру принести благодарение преподобному Cepгию за чудесное исцеление. И сама она, и мать в подробности поведали начальству и братиям обители все обстоятельства явлений преподобного. Исцелевшая имела при себе частицу просфоры и ладан, которые были рассматриваемы в Лавре. По известиям из Епифани от 4 июля 1861 года Раиса пользуется цветущим здоровьем, родители ее здравствуют. Частица просфоры и ладан, зашитые в ладанку, хранятся у них в киоте с иконами. Действительность описанного события утверждена собственными подписями отца, матери и брата исцеленной девицы, равно подписями протоиерея, священника и диакона епифанскаго Николаевского собора [59] .

Пребывающий в Астрахани В.Г. во второй половине 1857 г. писал о. наместнику Лавры архимандриту Антонию, что жена его О.П. давно уже страдает общим расслаблением тела и, видя безуспешность врачебных средств, просит ради теплой веры ее в действительность молитв преподобного Сергия прислать ей какую-либо вещь, освященную прикосновением к святым мощам угодника Божия. 8 ноября того же года в исполнение просьбы болящей из Троицкой Лавры посланы были в Астрахань покровец, возлежавший на главе преподобного Сергия, икона его, писанная на кипарисной доске, и часть хлопчатой бумаги, напитанной елеем из лампады, висящей пред гробом преподобного. От 24 декабря муж ее уведомлял о. наместника Лавры, что «бедная со слезами облобызала драгоценный дар, и ей стало легче». В течение 1858 года вера в благодатную помощь преподобного Сергия укреплялась и в конце года выразилась посланною в Лавру просьбою отслужить пред мощами преподобного Сергия молебен, принести просфору на проскомидию с молитвою за здравиe болевшей и просфору эту прислать к ней. От 7 февраля 1859 г. больная собственноручным письмом известила о. наместника Лавры, что она получила исцеление от болезни по молитвам преподобного Сергия. В письме своем писала она: «Посланное по вашему поручению чрез иepoмонаха о. Сергия просфору, благословенный хлеб и образочек чудотворца Сергия я получила, за что приношу вам душевную благодарность. Вместе с тем не могу не сообщить вам нашей общей радости, что великий угодник Божий и чудотворец Сергий Радонежский не оставляет нас в отдаленном крае Poccии в г. Астрахани, чудодействует чрез покровец, посланный из обители по вашему поручению иеромонахом о. Сергием. Не буду описывать собственное исцеление, но родная сестра моя была при смерти и исцеление ее совершилось скоро. Когда положили ей на голову покровец, то больная стала спрашивать, кто так приятно дует ей на голову и грудь и облегчает жар, палящий ее. Мы объяснили, что у нее на голове покровец от угодника Божия Сергия. Она стала молиться: через четверть часа получила облегчение. В настоящее же время спасен от смерти угодником инспектор врачебной управы доктор Б., который лежал в тифозной горячке и возложением покровца спасен от предназначенной ему смерти на диво всему медицинскому факультету» [60].

В «Душеполезном чтении» за 1866 г. напечатано письменное заявление крестьянина Корнева о своем чудесном исцелении при мощах преподобного Сергия. Вот это заявление: «1865 года, декабря 16 дня, я, нижеподписавшийся, Владимирской губернии села Палеха крестьянин Николай Иларионович Корнев, в Свято-Троицкой Лавре объявил наместнику Лавры о. архимандриту Антонию и некоторым из иеромонахов о своем посещении и исцелении угодником Божиим преподобным отцом Сергием таким образом: бывши по художеству иконописному в Вятской губернии в городе Елабуге я простудился от неосторожности и страдал недели три горячкою, и, наконец, открылась водяная болезнь. Находясь в безнадежном положении, прибегал я с теплою молитвою к Господу и угоднику Божию преподобному отцу Сергию. В одну ночь (в мае), явившись в монашеском облачении, старец благословил меня и сказал мне: "Поезжай в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру к мощам преподобного отца Сергия и там получишь исцеление". Без замедления по явлении угодника Божия я отправился в болезненном положении в Лавру. На пути в город Казань я почувствовал большое облегчениe, a приехавши в Сергиеву Лавру, помолившись у святых мощей преподобного отца Сергия, я уже чувствую себя окончательно здоровым, прославляя Господа, подающего дивные чудеса святым Своим угодникам. О чем и объявляю собственноручно письменно. Николай Иларионов Корнев». Видение в это время Корнева в Лавре свидетельствуют, что на лице его, бледном и опалом после опухоли, видны следы тяжкой болезни; но болезненности он не чувствует.

Много и других чудотворений [61] совершено Господом по молитвам преподобного Сергия на благо и спасение тех или других частных людей, с верою и упованием прибегавших к нему за помощью; но в особенности много чудес совершено преподобным Сергием в тяжелые времена для нашего Отечества, когда страшные опасности, как тучи, надвигались на него со всех сторон и угрожали самому его существование; в это-то время он и является сильным помощником и теплым молитвенником за всю Русскую землю. Время общественных бедствий есть его время: когда кажется, что все уже погибло, что русские люди ничего уже не могут сделать для спасения своей Родины, тогда воздвигается Сергий и его молитвенное предстательство пред Богом спасает православную Русь. Чудодейственную свою помощь и заступление преподобный Сергий оказал нашему Отечеству особенно в начале семнадцатого столетия, когда у нас на Руси наступило тяжкое Смутное время.

Русскую землю разоряли поляки и литовцы, вместе с ними и pyccкиe изменники сражались против своих; храмы Божии разрушались и осквернялись; все святое предавалось поруганию; люди бежали в леса, но и там не находили спасения: на них охотились с собаками. К довершению всех бед, Москва с ее заветными святынями находилась в руках поляков; не стало тогда царя на русской земле, и ей грозила, по-видимому, неминуемая погибель.

В 1608 году усилился второй самозванец, известный под именем Тушинского вора. Поляки сильно поддерживали его и действовали в его пользу под Москвою и на севере. Из них выделился сильный отряд и под предводительством Спиеги и Лисовского осадил Троицкую Лавру. Поляки рассчитывали скоро овладеть монастырем и, по-видимому, имели вполне достаточные основания надеяться на это. Троицкая обитель имела тогда 300 человек братии и отряд войска под начальством двух воевод, присланных царем Василием Ивановичем Шуйским для защиты монастыря; были в монастыре и стрельцы из жителей окрестных селений и подмонастырской слободы. Но число всех этих защитников Лавры не превышало 2300 человек, тогда как неприятельское войско доходило до 30000. Стены и башни монастырские не отличались прочностью, а западная стена Лавры была худа от ветхости. Хотя в обители хлебных запасов было много, но мельницы находились за стенами монастыря; и молоть рожь во время осады было затруднительно; в обители не было достаточного запаса сена и дров. По-видимому, все располагало думать, что обитель не имеет в своем распоряжении достаточных средств для своей защиты и не может долго выдержать осаду поляков; но по молитвам преподобного Сергия Господь помог защитникам Лавры выдержать продолжительную осаду, отразить множество приступов врага и заставить его удалиться от стен монастыря без всякого успеха.

Когда многочисленные польские войска окружили Лавру и начали осаждать ее, то малочисленные защитники ее почувствовали немалую тревогу в душах своих. Но преподобный Сергий поспешил ободрить находившихся в скорби и унынии видением, бывшим иноку Пимену. Во время молитвы его в келии его вдруг стало светло как днем. Думая, что враги подожгли обитель, Пимен вышел из своей келии и увидел дивное явление: над главою храма Живоначальной Троицы возвышался огненный столп и поднимался до небес. Кроме Пимена, видели это чудное явление некоторые иноки и миряне и немало удивлялись сему. Спустя несколько времени, столп начал опускаться и, свившись огненным облаком, вошел в храм Троицы через окно над входом [62] .

Если защитники Троицкого монастыря были в большой тревоге за судьбу его, то враги, напротив, думали, что монастырь будет взят ими без правильной осады, одним приступом, который и произведен был ими 30 сентября, но был мужественно отбит осажденными. После этого поляки повели правильную осаду против Лавры. На южной и западной стороне от монастыря они устроили батареи, поставили на них 63 пушки и с 3 октября начали пальбу по монастырским стенам. Стены и башни монастыря тряслись от пальбы, но не разрушались, ядра падали в пустые места и вообще не причиняли существенного вреда осажденным. Ободренные видением и верою в помощь и защиту Бoжию, осажденные сами делали неоднократный вылазки и наносили большой вред неприятелю, не ожидавшему такого сильного отпора со стороны горсти чернецов. Раздраженные таким сопротивлением, поляки решились взять монастырь приступом и действительно произвели его 13 октября ночью, но неудачно. Осажденные мужественно встретили нападающих и отразили их, а на утро сожгли оставленные врагами осадные орудия (лестницы, щиты, тараны) и благодарили Бога за избавление от врагов. В скором времени поляки решили произвести другой приступ к монастырю. Но преподобный Сергий, явившись во сне пономарю Иринарху, предуведомил осажденных о готовящемся на них нападении и велел сказать воеводам, чтобы они не падали духом, но действовали против врага мужественно в надежде на помощь Божию. Для подкрепления этой надежды преподобный прошел по стене обители, кропя ее и здания монастыря святою водою. Ночью действительно последовало нападение поляков, но встретило сильный отпор со стороны защитников монастыря, причем поляки потерпели не малый урон в людях.

Вскоре после этого в монастыре получили известие, что поляки давно ведут подкоп под стены монастыря. Это сильно встревожило защитников Лавры, особенно потому, что им неизвестно было, с какой стороны ведется подкоп. В монастыре пришли в такое уныние, что с каждым часом ожидали взрыва и, готовясь к смерти, исповедывались и причащались Св. Таин. В это скорбное время преподобный Сергий опять оказал свою помощь и поддержку защитникам своей дорогой обители. Настоятель монастыря архимандрит Иоасаф увидел в церкви преподобного Сергия стоящим пред чудотворным образом Св. Троицы, воздевшим руки горе и со слезами молящимся. После молитвы преподобный, обратившись к архимандриту, сказал: «Идите и молитесь. Всесильный Господь по множеству щедрот Своих помилова вас и прочее время подаст вам, да в покаянии поживете» [63] . Были в это же время архимандриту Иоасафу и некоторым из братии и другие видения. Ободренные этими видениями, защитники Лавры воспрянули духом. Узнав от пленного поляка, что подкоп ведется под круглую башню и оттуда к Святым воротам, они насыпали против этого места вал, поставили на нем пушки и решились на большую вылазку, которая произведена была рано утром 9 ноября 1608 г. и удалась им вполне. Они смяли врагов и, погнав их от монастырских стен, нашли устье подкопа, веденного под монастырь. Подкоп был взорван двумя клементьевскими крестьянами, погибшими при этом. Разбитые поляки бежали в свой стан, оставив осажденным восемь пушек, много орудий и пороху и потеряв до 2000 убитыми и ранеными. Потери монастырских воинов были впятеро меньше [64] . Весть об этом славном бое быстро разнеслась по всей России и сильно подняла дух всех верных сынов Отечества.

И после этого долго еще продолжалась тяжелая осада монастыря. Сапега со всех сторон вокруг монастыря поставил заставы, которые стерегли все выходы из него, не давали ему возможности сноситься с Москвой и другими городами, ввозить в него какие-либо припасы, даже рубить дрова в ближних лесах. Положение осажденных было крайне затруднительно. Чтобы добывать необходимые для них запасы, они принуждены были делать частые вылазки. Но мужество их не ослабевало, и среди таких тяжелых условий они нередко одолевали врагов и наносили им значительный ущерб. Но все же с каждым днем ряды защитников Лавры редели: каждый воз сена, каждая связка дров покупались ценою крови; но больше всего погибло их от болезней; от необыкновенной тесноты и неразлучной с нею страшной неопрятности, весьма плохой пищи, от загрязненной воды и проч. В монастыре появилась цинготная болезнь, которая свирепствовала чуть не полгода и от которой умирало в сутки сначала по двадцати, потом по пятидесяти и наконец даже по сто человек. Мор был ужасный, и за больными не было никакого ухода. Монастырь наполнился смрадом от зараженных и умирающих и превратился в одну страшную заразную больницу; стоны страждущих раздавались в стенах монастыря и днем и ночью; в одну могилу клали по нескольку десятков покойников. К довершению бед между осажденными появились вражда, ссоры, подозрительность и нравственная распущенность. Явилось подозрение, что в монастыре есть люди, желающие предать его в руки поляков, – нашлись стрельцы и казаки, которые бесчинствовали и ссорились с иноками, после каждой вылазки пьянствовали и творили всякие беспутства [65].

Пришла ужасная зима, в продолжение которой свирепствовала цинга, убавившая количество защитников монастыря до двухсот человек, и наступила не менее ужасная весна, когда должны были возобновиться нападения поляков, которым, казалось, монастырь не мог уже дать надлежащего отпора. Вполне ясно понимая почти беззащитное положение монастыря, воеводы и архимандрит с соборными старцами в начале 1609 года обратились к царю с настоятельною просьбою о присылке вспомогательного войска. Но царь, крайне нуждаясь сам в войске для защиты Москвы, мог послать в монастырь только незначительный отряд казаков в количестве 60 человек и небольшое количество пороха и то после настойчивых просьб и убеждений келаря Авраамия Палицына и Патриарха Гермогена, говоривших царю: «Если взята будет обитель преподобного, то весь северный предел России будет в руках неприятеля». Таким образом, к весне 1609 года в осажденном монастыре было не более 250 человек воинов. «Если и теперь монастырь не был взят поляками, так это уже истинно и единственно потому, что он был ограждаем молитвами к Богу преподобного Сергия» [66] . В это время защитники монастыря, видя свою крайнюю малочисленность, потеряли веру в свои силы и возложили все свое упование на преподобного Сергия, и это упование не посрамило их. В продолжение весны и лета поляками произведены были три приступа к монастырю, а именно: 27 мая, 28 июня и в последний раз 31 июля. Но истомленная частыми тревогами ничтожная горсть осажденных напрягала все свои силы и при невидимой помощи преподобного Сергия успешно отражала нападающих и наносила им значительный урон.

При всем том положение монастыря было отчаянное. Хотя поляки уже не делали более нападений на монастырь, но держали его в строгом заключении; каждый выход из него сопряжен был для осажденных с опасностью потерять голову. Более слабые из защитников упали духом и готовы были сдаться врагам; более мужественные еще не доходили до такого малодушия, но и они сильно жаловались на то, что у врагов заставы слишком часты и бдительны и отнимают всякую возможность дать вести царю о несчастном положении осажденных. Тогда преподобный Сергий явился пономарю Иринарху и сказал: «Скажи братии монастыря и всем ратным людям: для чего скорбят, что нельзя послать весть в Москву? Сегодня в третьем часу ночи я послал от себя в Москву в дом Пречистой Богородицы и к московским чудотворцам трех моих учеников Михея, Варфоломея и Наума, чтобы они совершили там молебствие. Поляки и русские изменники видели посланных; спросите, почему они не схватили их?» Из расспросов у осаждающих, особенно же из показаний пленника, узнали, что осаждающие действительно видели в ту ночь и преследовали трех старцев, поспешно ехавших из монастыря в Москву на худых конях, но не могли догнать их: кони под ними неслись, как будто крылатые. Больной монах, находившийся в это время в монастырской больнице, с недоверием и сомнением отнесся к истине этого видения и про себя думал: «Что это за лошади, на которых поехали старцы?» В это время является ему преподобный Сергий и, исцелив его от болезни, говорит: «Я послал старцев на тех трех слепых меринах, которых конюший Афанасий Ощерин ради скудости корма выгнал из монастыря». Вместе с тем преподобный Сергий приказал монаху сказать всем от его лица: «Не столько гнусен мне смрад блуда согрешающих миpян, сколько монахов, не соблюдающих своего обета; всех врагов, пришедших под стены обители моей, истреблю, а в обители нечисто и двоемысленно (лукаво, лицемерно) живущих погублю и со осквернившимися управлюся». Стали искать меринов, выгнанных Афанасием Ощериным из монастыря, и, не нашедши их после долгих розысков, уверились в истинности явления преподобного Сергия монаху [67] .

Вскоре после этого Сапега и Лисовский отошли с своим войском от монастыря и двинулись навстречу князю Михаилу Скопину-Шуйскому, а под стенами монастыря оставили только несколько рот для наблюдения. Под Калязиным войска Сапеги были разбиты Шуйским и бежали опять к Троицкому монастырю. Но здесь оставались недолго; разбитые здесь еще раз при помощи отрядов, присланных в монастырь Скопиным, и, опасаясь нового нападения со стороны последнего, они с своим предводителем Сапегою 12 января 1610 г. обратились в бегство по дороге к Дмитрову. Так кончилась осада Лавры, продолжавшаяся более 16 месяцев и стоившая жизни 2125 человек. Свое освобождение от этой тяжкой осады Лавра каждогодно празднует 12 января, совершая в этот день крестный ход по стенам монастыря.

Защищая своими святыми молитвами обитель свою от угрожавшего ей вражеского опустошения и разорения, преподобный Сергий неоднократно являлся чудным помощником и для Москвы, и для всего нашего Отечества, находившегося в то время в крайней опасности.

В то время, как Сергиева Лавра находилась в тяжкой осаде, вокруг Москвы бродили шайки самозванца и крайне затрудняли подвоз в нее хлеба. Этими обстоятельствами не преминули воспользоваться корыстолюбивые торговцы и чрезвычайно подняли цены на хлеб. Ни приказания царя, ни увещания Патpиapxa Гермогена не могли принудить купцов к понижению цены на хлеб. Тогда царь и Патриарх убедили келаря Троицкого монастыря Авраамия продать по низкой цене часть хлеба из запасов подворья. Авраамий приказал вывезти на рынок до 200 четвертей ржи и продавать ее вместо семи по два рубля за четверть и тем принудил и остальных продавцов понизить цену на хлеб. Но чрез несколько времени цена хлеба опять повысилась. Царь и Патриарх хотели употребить то же средство против вздорожания хлеба, но у Aвраамия явилось опасение, что тогда нечем будет питать даже живущих на подворье. Но его сомнение уступило место вере и упованию на Бога. Призвав на помощь преподобного Сергия, Авраамий распорядился вторично вывезти хлеб на продажу по пониженной цене. Нагребая ржи на хлебы братии, служащий при житнице заметил, что рожь сыплется из щели в стене житницы. Ржи становилось все более и более по мере того, как он отгребал ее. Видя такое чудо, он рассказал об этом другому служителю, а потом и самому келарю. То же продолжалось и тогда, когда пришел келарь. Этим хлебом, который по мере надобности чудесно умножался, во все продолжение осады питались не только жившие на подворье, но и многие приходившие сюда.

При чудесном участии и содействии преподобного Сергия совершилось и освобождение Москвы и России от польского владычества. Когда Дума боярская избрала русским царем польского королевича Владислава, когда Москва была в руках поляков, когда опасность угрожала русскому государству и православной вере, тогда на защиту Отечества и веры православной выступили архимандрит Дионисий и келарь Авраамий Палицын. Они разослали по всем городам и полкам увещательные грамоты, в которых умоляли народ идти на помощь осажденной Москве, умоляли всех вооружиться за веру и Отечество. Одна из таких грамот получена была в Нижнем Новгороде в октябре 1611 года. Когда она была прочитана в соборной церкви пред всем народом, то земский староста (городской голова), мясной торговец Кузьма Минич Сухоруков начал говорить: «Если мы желаем помочь московскому государству, то нечего нам жалеть имения, не пожалеем ничего; дома свои продадим, жен и детей заложим и будем бить челом, кто бы вступился за православную веру и был у нас начальником». Известно, что следствием этих горячих речей Кузьмы Минина было то, что потекли щедрые пожертвования и собраны были большие деньги на снаряжение и содержание войска. Скоро составилось ополчение, которое под предводительством князя Пожарского двинулось к Москве. В октябре следующего года Москва была освобождена от поляков, взят был Китай-город, и 27 ноября ополчение и народ с торжеством вошли в очищенный от врагов Кремль.

Но Кузьма Минич Сухоруков – один из главных виновников этого патриотического движения, спасшего русский народ от владычества поляков и положившего начало возрождению государственной жизни нашего отечества, – был возбужден и воодушевлен к этому делу преподобным Сергием. Он явился Минину во время молитвы и повелел ему собирать казну для военных людей и идти с ними для очищения Москвы от врагов. Минин был в великом страх от видения, но ни на что не решался, думая, что устройство войска не его дело. Видение повторилось, но и после этого Минин остался в нерешительности. Тогда преподобный явился ему в третий раз и возобновил свое повеление с угрозою, причем сказал, что Господь помилует православных и водворит мир в Русской земле. Только после этого Кузьма Минин ревностно и мужественно принялся за исполнение дела, к которому призывал его преподобный и которое повело к таким благотворным последствиям для жизни нашего Отечества.

В 1812 году чудное предстательство преподобного Сергия спасло Лавру от нашествия французов. Москва была разорена, Дмитров и Богородск находились в руках неприятеля; отряду французских войск было дано повеление идти к Лавре; уже началось его движение, но густой туман и необъяснимый страх, обуявший закаленных в битвах воинов, заставил их вернуться в Москву. Признавая в этом явное милосердие Божие, митрополит Платон в своем донесении Св. Синоду писал: «Лавра и Вифания по судьбам Провидения не испытали на себе бедствий войны. Это суть места, идеже мир и тишина положили селение свое! Дивен Бог во святых своих! Дивен в преподобном Сергии! Аще не его ради, Аз погубил бых вас! Сему верю, на сем утверждаюсь, cиe исповедую» [68] .

VII

Kpoме преподобного Cepгия, в храмах основанной им Лавры почивают еще следующие угодники Божии:

1. Преподобный Никон. Он был родом из города Юрьева нынешней Владимирской губернии. В юных летах он услышал о святой жизни преподобного Сергия и возжелал видеть его и последовать ему в жизни. Явившись к преподобному Сергию, он просил принять его в число монашествующих Троицкой обители. Но Сергий послал его в Серпухов, на Высокое, к ученику своему Афанасию, которым он и был пострижен в монашество. Достигнув в монастыре Афанасия совершенного возраста и быв сподоблен священства, он возвратился к преподобному Сергию. Своим нравом и своею жизнию он приобрел такую любовь преподобного, что этот взял его в свою келию и решил оставить его своим преемником на игуменстве в монастыре. Быв предвозвещен о своей кончине за шесть месяцев до нее, Сергий тотчас же возложил на него игуменство, чтобы самому провести остаток дней жизни в безмолвии. Но вскоре после смерти преподобного Сергия Никон отказался от игуменства и удалился для упражнения в подвиге безмолвия, игуменом же на его место был избран Савва Дубенский, впоследствии Звенигородский. По прошествии шести лет и Савва оставил начальствование и удалился в удел князя Юpия Дмитриевича, чтоб там основать новую обитель на «Стороже». Тогда братия Лавры убедили преподобного Никона опять вступить в должность игумена. Пред нaшecтвиeм на Москву хана Едигея, которое случилось в конце 1408 года, преподобный Сергий явился св. Никону в видении вместе с святыми митрополитами Петром и Алексием, предвозвестил ему о сожжении монастыря и вместе утешил обещанием, что после того монастырь еще более распространится. Чтоб спасти братию от меча татарского, Никон уводил ее куда-то в безопасное место, а когда монастырь действительно был выжжен татарами, он возобновить его в более пространном виде. В 1422 году он открыл мощи преподобного Сергия, а вслед затем над мощами его вместо деревянной церкви построил прекрасную каменную. О великой славе его между современниками свидетельствует его жизнеописатель Пахомий Сербин, говоря в житии его, что «повсюду бе Никоново имя слышати, яко священие некое обносимо и всякими усты человеческими хвалимо». Пахомия подтверждают летописи, в которых под 1428 годом записано, что «преставись игумен Никон, чудный старецъ». Скончался он 17 ноября 1428 года. Преподобный Никон погребен вне Троицкого собора, у южной его стены, против того места, на котором в самом соборе погребен был подобный Сергий. Поэтому Никоновская церковь пристроена к Троицкому собору, имея одною из своих стен одну его стену [69] . В Лавре сохранились деревянные богослужебные сосуды преподобного Никона и богослужебные книги его: Евангелие, служебник, Октоих и другие, писанные при нем.

2. Св. Cepaпион, архиепископ Новгородский. Он был уроженец подмосковного села Пехорки; был некоторое время сельским священником. По смерти своей жены и родителей он принял монашество в Дубенском Успенском монастыре, был строителем в этой обители. Но, тяготясь этою заботливою должностью, он отказался от нее и перешел в Сергиеву Лавру. В 1493 г. по воле митрополита и великого князя он был определен на должность игумена Лавры. В 1506 г. он был посвящен в apxиeпископа Новгородского. Вследствие ссоры с Иосифом Волоколамским, причем оскорблен был им великий князь Василий Иванович в 1509 г., Серапион был лишен кафедры, подвергнут отлучению и тяжкому заключению в Москве в Андрониевом монстыре. В 1511 г. с дозволения великого князя Серапион опять возвратился в Лавру преподобного Сергия, где и жил до своей кончины, последовавшей 16 марта 1516 г. Мощи его, обретенные 7 апреля следующая года, покоятся под спудом в Серапионовской палатке, составляющей юго-западный притвор Троицкого собора Сергиевой Лавры. В той же палатке почивают преподобный Дионисий, архимандрит Троицкого монастыря, и св. Иосаф, митрополит.

3. Преподобный Дионисий был родом из города Ржева; в миpу носил имя Давид и фамилию Зобниновский. После непродолжительной семейной жизни он принял монашество с именем Дионисия в Старицком Богородицком монастыре, в котором потом был казначеем и архимандритом. В 1610 г. он переведен был на место настоятеля Троицкой Лавры, которая после осады поляков нуждалась в хорошем благоустроителе. Он принимал самое деятельное (прославившее и Лавру и его самого) участие в освобождении Отечества от поляков, усердно заботился о призрении разоренных и избитых поляками жителей Москвы. В 1616 году Дионисию поручено было исправление требника от грубых вкравшихся в него ошибок. Но это дело было для него источником многих тяжелых страданий: исправленный им требник на Соборе был признан еретическим, а сам Дионисий по наветам врагов как еретик невинно осужден на лишение сана и заточение. Он заключен был в Новоспасском монастыре, где подвергался от грубых невежд крайне унизительному обращению с ним, брани, насмешкам, издевательству. Страдания Дионисия продолжались целый год. Его невинность была удостоверена только в 1619 г. Иерусалимским Патриархом Феофаном; его исправление богослужебных книг одобрено всеми Восточными Патриархами. Вообще это был один из знаменитых мужей своего времени. Скончался он 10 мая 1633 года.

4. Святой Иосаф, митрополит, происходит из дворянского рода Скрипицыных, принял пострижение в Лавре Сергиевой и с 1529 г. был там игуменом. Во время малолетства Грозного при соперничестве и буйном управлении бояр митрополит Даниил принужден был сложить с себя сан первосвятительский, и на его место был избран игумен Лавры Иосаф. Но и он недолго занимал кафедру московского митрополита. Заботясь о прекращении беспорядков в государстве, новый первосвятитель испросил свободу заточенному князю Бельскому; но этим вооружил против себя враждебных Бельскому князей Шуйских. За свое сочувствие Бельскому он подвергся нападению неистовой толпы приверженцев Шуйского, едва не лишившей его жизни. Иосаф был низведен с митрополичьей кафедры и сослан на Белоозеро в Кириллов монастырь (с 1542 г.). Испросив себе милость провести последние годы жизни в Лавре Сергия, он переселился сюда и здесь мирно скончался, полагают, 27 поля 1555 года.

5. Преподобный Михей Радонежский был любимый келейник преподобного Сергия, возливавший, по выражению Епифания, «воду на руце его». Под руководством великого старца подвизаясь в простоте сердца, Михей достиг такой высокой степени духовной чистоты, что один из всех сподвижников Сергиевых удостоился видеть Матерь Божию, посетившую своего избранника Сергия. В благодарное воспоминание сего чудного посещения в обители преподобного Сергия установлено каждую пятницу с вечера совершать всенощное бдение с акафистом Богоматери в юго-западном притворе Троицкого собора, на том месте, где, по преданию, стояла келия преподобного Сергия и где красуется теперь величественная икона, изображающая это чудное пришествие Небесной Гостьи. Кроткий ученик кроткого старца преставился еще при жизни своего аввы в 1385 г. 6 мая. Мощи его почивают под спудом в небольшой церкви, устроенной по указу Святейшего Синода «в честь явления Богоматери преподобному Сергию», свидетелем чего удостоился быть Михей [70] .

6. Преподобный Максим Грек [71] родился в городе Арте, принадлежавшем к княжеству Эпирскому; рождение его можно относить к 1475 году. Родители его принадлежали к классу людей благородных и, может быть, богатых. Первоначальное образование Максим получил в своем родном городе. Наделенный блестящими способностями, он не мог довольствоваться обучением, полученным в родительском доме, и скоро почувствовал потребность в высшем образовании. Для удовлетворения своих научных стремлений он отправился не в Константинополь или другое какое место Греции, а в Италию, куда в то время переселились представители греческого образования, спасаясь из своего несчастного Отечества, покоренного турками. Можно думать, что в Италии Максим прожил около 10 лет (от 1495 до 1505 г.) и учился у знаменитых учителей того времени. Во время пребывания своего в Италии он жил в Венеции, Падуе, Флоренции, Ферраре и Милане и здесь под руководством лучших профессоров того времени изучал греческую классическую филологию и греческую классическую платоно-аристотелеву философию. Что касается богословия, то надобно думать, что он изучал его самостоятельно при помощи чтения Отцов Церкви; п.ч. греческое богословие в Итaлии нигде не преподавалось с кафедр. Принимая во внимание замечательные таланты и прилежание Максима, мы имеем достаточное основание предполагать, что он во время своего пребывания в Италии достиг высокой степени тогдашней учености и образования. Если бы он остался в Италии и занял там одну из кафедр, то с уверенностью можно сказать, что в числе прославившихся тогда в Италии греческих ученых и профессоров он занял бы одно из самых выдающихся мест. Но он почувствовал в себе преимущественное влечение к мудрости христианской, теоретически состоявшей в изучение творений Отцов Церкви и практически в монашеском аскетизме. Поэтому из Италии он отправился на Афон и там постригся в монахи в Благовещенской Ватопедской обители. На Афоне Максим, по его собственным словам, провел лет десять и во все это время занимался по преимуществу изучением святоотеческих богословских сочинений и чрез то сделался широко и основательно начитанным богословом.

С Афона в Москву Максим отправился в 1516 г., предполагая, что он едет сюда ненадолго для исполнения одного временного поручения по книжной части, и по окончании его скоро возвратится в свою обитель. Но, вопреки его собственному ожиданию и предположению, он вынужден был остаться в России навсегда. В библиотеке великого князя московского Василия Ивановича между другими греческими рукописями находилась большая толковая Псалтирь. У великого князя и митрополита пробудилось сильное желание, чтобы эта Псалтирь была переведена на славянский язык. Но так как тогда в Москве не оказалось людей, способных сделать этот перевод, то для этого дела и вызван был с Афона преподобный Максим. В Москве Максим был принят ласково, помещен в Чудовом монастыре и получал содержание от великого князя. Здесь Максим прежде всего принялся за то дело, ради которого он был вызван, – за перевод означенной Псалтыри – и после усиленных трудов над ним кончил его почти через полтора года. Затем ему поручено было перевести толкование на книгу Деяний Апостольских, а потом заняться пересмотром и исправлением богослужебных книг. Преподобный Максим нашел в них множество грубых, даже еретических погрешностей и резко высказывал свое неодобрительное мнение о них, чем вызвал большой ропот и сильное недовольство в людях невежественных, слепо привязанных к старине и воображавших, что древнее Православие сохраняется в своей чистоте только у нас на Руси.

Пока преподобный Максим пользовался расположением митрополита Варлаама и благоволением великого князя, вражда невежественных поклонников старины не имела вредных последствий для Максима. Но положение его сильно изменилось к худшему при митрополите Данииле, враждебно настроенном к Максиму и за исправление богослужебных книг, и за его письменно высказанное убеждение, что инокам не следует владеть недвижимым имуществом. А после того, как великому князю наговорено было, что Максим есть его, государя, дерзкий поноситель, и тем возбуждена была в великом князе нестерпимая ненависть к Максиму, вся остальная жизнь этого замечательного человека стала длинною и непрерывною цепью страданий. Разгневанный великий князь велел заключить Максима в Симонов монастырь и держать его в узах. Недоброжелатели его теперь стали действовать против него открыто и старались отмстить ему за его обличения и правдивые речи о них посредством разных наветов и клевет на него. Между прочим на него говорили, что он еретик и портит книги, что он виновен даже в политических и уголовных преступлениях. Как ни были нелепы эти клеветы на него, тем не менее над Максимом устроен был суд на Соборе 1525 г., и здесь он был провозглашен церковным еретиком и тяжким политическим и уголовным преступником и приговорен к отлучению от Церкви и пожизненному тюремному заключению. Для тюремного заключения его отправили в Волоколамский монастырь, где враждебно настроенные к нему монахи были суровыми его стражами. Ему запрещены были не только приобщение Св. Таин, но и самый вход в церковь. Здесь от холода и голода, от дыма и смрада он не раз приходил в бессознательное состояние. И в таком заключении Максим пробыл шесть лет. В 1531 году он снова был позван на Собор и снова осужденный был отправлен в тверской Отроч монастырь под надзор местного епископа. И только после 13-летнего заключения и несправедливого запрещения он получил разрешение приобщиться Св. Таин. Наконец, после 20-летнего заключения в Твери невинный старец, изможденный тяжестью оков и темницы, совсем расстроивший свое здоровье, был освобожден из заключения и переселился в обитель преподобного Cepгия, когда ему было уже около 70 лет.

Так тяжела и сурова была судьба преподобного Максима Грека, этого мужа «знаменитого своим великим умом и своею ученостью, а также своею необыкновенною ревностью о правде Божией» [72] в грубой и невежественной среде тогдашнего московского государства. «Чего-нибудь более трагического невозможно выдумать» [73] .

Преподобный Максим Грек скончался 21 января 1556 года и погребен у северо-западного угла церкви Сошествия Св. Духа. Палатка над гробницею его сооружена митрополитом Платоном. «Надгробие преподобного Максима находится в юго-западном углу палатки, а вся она составляет теперь монастырскую лавку для продажи икон, крестов и других священных предметов» [74] .

Достопримечательные окрестности Троицко-Сергиевой Лавры

Небольшой городок Радонеж, ставший второю родиною преподобного Сергия после Ростова, теперь уже не существует. На месте Радонежа в настоящее время стоит село Городок (Городец, Городище). Оно находится в 14 верстах от Лавры по направлению к Москве, в двух верстах вправо от московского шоссе и находящегося на нем села Воздвиженское, на берегу речки Пажи.

Радонеж при начале своего существования был селом Радонежским и принадлежал князю Ивану Д. Калите. По наследству село Радонежское поступило в удел младшему сыну Калиты Андрею Серпуховскому и было в это время сделано городом; потом Радонеж достался внуку Калиты Владимиру Андреевичу Серпуховскому, знаменитому соучастнику в Куликовской битве 1456 г. Радонеж вошел в состав московского княжества. Во время осады Лавры поляками он бы разорен ими. Царь Михаил Федорович отдал Радонеж во владение Троицкому монастырю, при чем Радонеж опять превратился в село. Нынешняя каменная церковь села построена прихожанами в 1840 году и имеет два престола: в холодном храме в честь Преображения Господня и в теплом храме во имя Преподобного Сергия. Нынешняя церковь никак не может служить к указанию места, на котором находился дом родителей преподобного Сергия [75] .

Хотьков Покровский монастырь находится в 10 верстах от Лавры по направлению к Москве и по московской железной дороге, которая идет мимо монастыря и имеет у него свою первую станцию от Троицы.

О времени основания этого монастыря нет точных известий. Вероятно, он возник в конце 13-го или в начале 14-го века. Предполагают, что вначале это был не монастырь в собственном смысле, а просто приходская церковь, у которой жили старцы и старицы, как это нередко бывало в древнее время. В первое время своего существования Хотьков был вместе и мужским, и женским монастырем; тут жили и иноки, и инокини; только келии одних были на правой стороне, а келии других – на левой. Вот почему в Хотькове приняли пострижение как отец, так и мать преподобного Сергия. Только в начале 16 века он стал исключительно женским монастырем. Сначала Хотьков находился в заведывании Троицкого монастыря и был очень скуден и мало благоустроен. В 1764 году Хотьков монастырь был отписан от Лавры и сделан самостоятельным третьеклассным монастырем. В настоящее время число сестер в Хотьковском монастыре простирается до 400. Монахини хотьковские с прошедшего столетия занимаются прядением тонких ниток и вязанием кружев. Кроме того, некоторые из сестер занимаются писанием икон по золотому фону с чеканкою, для чего в обители устроено иконописное заведение, украшают иконы фольгою и бисером, шьют митры, ризы и другие церковные одежды и т.д.

Преподобный Сергий и гробница родителей его схимонаха Кирилла и схимонахини Марии

Хотьков монастырь существует не менее шести столетий; но в нем не сохранилось никаких древностей. Все находящиеся в нем здания новейшего происхождения. Соборный монастырский храм в честь Покрова Божией Матери был построен в 1648 г., но в 1811 г. был разобран до основания, и на месте его был построен новый храм больших размеров, оконченный в 1816 г. Этот храм существует и до настоящего времени и имеет три престола: главный в честь Покрова Божией Матери, а придельные во имя Преподобного Сергия и Св. Алексия, митрополита. В трапезе церкви на правой стороне находятся гробы родителей преподобного Сергия Кирилла и Марии. На верхней стороне гробницы, осеняемой балдахином, почившие изображены во весь рост, и изображения их украшены серебряными ризами. При гробах Кирилла и Марии для богомольцев поются панихиды.

Кроме соборной Покровской церкви, в монастыре есть еще три каменные церкви: одна во имя Чудотворца Николая с двумя приделами; другая в честь Святителя Митрофана, находящаяся при богаделенном доме, и третья в честь Рождества Иоанна Крестителя, находящаяся на северных воротах монастыря и служащая к отправлению треб для прихожан монастыря, живущих в восьми близлежащих деревнях [76] .

При монастыре обширная каменная богадельня и больница, устроенная со всеми удобствами. Есть в монастыре заведение иконописное и заведение рукоделий. За оградой монастыря находится каменная трехэтажная гостиница, в нижнем этаже которой устроено удобное помещение для бедных богомольцев; здесь они бесплатно получают пищу и ночлег.

Крестовская часовня, о которой обыкновенно говорится «у креста, от креста, ко кресту», находится в 9-ти с половиной верстах от Троицы по направленно к Москве, подле самого московского шоссе, в полуверсте за деревней Рязанцево. Часовня поставлена на том месте, с которого св. Стефан Пермский, проезжая в Москву, заочно приветствовал преподобного Сергия, и в воспоминание того, что и преподобный Сергий, духовными очами видевший приветствие Стефаново, отвечал ему на него своим взаимным приветствием. Должно думать, что сначала здесь был поставлен один крест, по обычаю древнего времени ставить кресты на местах, ознаменованных чем-нибудь замечательным, а потом над крестом для защиты его от непогод поставлена была часовня. Нынешняя каменная часовня, вероятно, построена во второй половине 18 столетия. 14 сентября, в день Воздвижения Животворящего Креста, из часовни совершается крестный ход в близлежащее село Воздвиженское [77] .

Вифания, или Спасо-Вифанский монастырь, находится в трех с половиною верстах от Лавры, на берегу большого пруда, прежде называвшегося Ершовским, или Вяльковским, а теперь известного под названием Вифанского.

Основателем и устроителем этого монастыря был приснопамятный московский митрополит Платон. Почувствовав под старость расстройство здоровья и упадок сил вследствие постоянных забот и трудов, он стремился удалиться от городского шума и поселиться в каком-нибудь уединенном месте, где он мог бы отдохнуть душою и телом и восстановить свое здоровье. Приснопамятному святителю понравилось одно живописное, уединенное, окруженное лесом место, не в далеком расстоянии от Лавры. Это место он назвал Вифанией. «Как всегдашний любитель уединения», Платон «рассудил устроить это милое ему место для успокоения своей старости». В 1783 году началось устроение монастыря и кончено в 1787 г. В 1792 г. с Высочайшего дозволения митрополит Платон поручил управление епархией своему викарию, а сам сделался постоянным жителем Лавры и своего нового монастыря, живя по зимам в первой, а по летам во втором. В Вифанском монастыре Платон и скончался 11 ноября 1812 г. и в церкви его и погребен.

Здесь заслуживает внимания построенная митрополитом Платоном церковь в честь Преображения Господня. Она отличается затейливостью своего устройства. В этом храме устроена изображающая Фавор искусственная гора, на вершине которой находится Престол в честь Преображения Господня, а под горою находится пещера, в глубине которой устроен Престол в честь воскрешения Лазаря. Гора «убрана мохом, кустарником, цветками и даже зверьками, гнездящимися в ее ущельях». По обе стороны горы ведут вверх две лестницы. У северо-восточной стены церкви, по левую сторону нижнего храма, стоит деревянный гроб преподобного Сергия, находившийся до 1796 года в Успенском соборе Лавры и в этом году перенесенный Платоном из Лавры в Вифанию. Здесь же невдалеке, на северной стороне храма, находится гробница митрополита Платона.

Налево от выхода из Преображенской церкви стоят Платоновы apxиepeйcкиe покои, в которых находится его домовая оригинальной формы церковь и сохраняется некоторое количество принадлежавших ему редкостных вещей. Пред покоями стоит небольшая пирамида, поставленная Платоном в память посещения монастыря императором Павлом в 1797 году [78] .

Находящаяся впереди покоев большая двухэтажная церковь построена в 1866 г. В верхнем этаже Престол в честь Сошествия Святаго Духа с приделом во имя Святителя Николая. Внизу главный престол в честь Тихвинской Божией Матери и два придельные Престола: один в честь Архистратига Михаила, другой – в честь Мучеников Платона и Романа.

Подле Спасо-Вифанского монастыря находится Спасо-Вифанская Духовная семинария, основанная митрополитом Платоном и открытая 6 августа 1800 года.

Гефсиманский скит, обыкновенно называемый просто Скитом, находится в двух с половиною верстах от Лавры к востоку, в местности, которая называется Корбухою, и за прудом, который называется Корбухиным.

Гефсиманский скит основан в 1843 году по мысли наместника лавры архимандрита Антония и с одобрения митрополита Филарета, желавшего найти себе место для отдохновения от трудов своих в пустынном безмолвии. Таким образом, первоначально скит предназначен был для иноков, желающих подвизаться в совершенном безмолвии и удалении от миpa, и был общежительным отделением Лавры, а впоследствии отделен от нее и стал самостоятельным монастырем.

Под общим названием Скита теперь разумеются три обители: 1) скит в собственном смысле; 2) пещеры и припещерная церковь Черниговской Божией Матери и 3) Киновия Боголюбской Божией Матери.

1. В скиту, который составляет переднее с проезда от Лавры отделение тройного монастыря, находятся три церкви:

а) Деревянная двухэтажная в честь Успения Божией Матери (собственно в воспоминание вознесения Божией Матери). Эта церковь перенесена в Скит из села Подсосенья, находящегося в 7 верстах от Лавры, и была построена в 1671 г. В верхнем этаже Престол в честь Успения Божией Матери; в нижнем – в воспоминание Гефсиманского моления Спасителя. По перенесении в Скит эта древняя церковь освящена митрополитом Филаретом 28 сентября 1844 г. (в верхнем храме) и 8 июля 1846 года (в нижнем храме).

б) Трапезная церковь, каменная, двухэтажная с Престолом во имя Преподобных Сергия и Никона Радонежских в верхнем этаже и с Престолом во имя Филарета Милостивого – в нижнем этаже.

в) Кладбищенская церковь в честь Воскресения Христова.

Вход в Скит женщинам строго воспрещен за исключением одного дня в году – 17 августа, когда совершается воспоминание вознесения Божией Матери на небо. Колокольня в скиту построена в 1871 г. В первые годы текущего столетия площадь скита значительно увеличена и обнесена высокою, прекрасно устроенною каменною оградою.

2. Пещеры и припещерная церковь Черниговской Божией Матери находятся на севере от скита и отделяются от него только заливом пруда. Выкопаны пещеры при самом основании скита или вскоре после основания его, вероятно, с тою целью, чтобы дать жителям Москвы возможность составить себе некоторое понятие о знаменитых киевских пещерах. Двухэтажная церковь здесь устроена так, что нижний этаж ее в землe, в пещерах, а верхний – над пещерами. Нынешняя припещерная церковь, построенная в недавнее время по плану архитектора Султанова и по образцу московских церквей 17 века, есть одно из величественных зданий. В верхнем этаже три Престола: средний в честь Черниговской Божией Матери, боковые – во им. Бориса и Глеба и Пророка Илии. В нижней церкви два Престола: главный во имя Архангела Михаила, придельный во имя Святых Константина и Елены. В нижней церкви находится чудотворная икона Черниговской-Ильинской Божией Матери. Икона пожертвована в скит одно женщиной в 1852 г.; первое чудо совершилось от нее 1-го сентября 1869 года.

Колокольня при пещерах, построенная на иждивение купца Цурикова, в 1903 г. разобрана, потому что на восточной стороне от храма Черниговской Божией Матери выстроена новая величественная колокольня в стиле русской архитектуры 17 века.

3. Киновия Боголюбской Божией Матери находится на запад от пещер на берегу пруда. Она устроена для погребения лаврской братии. В ней двухэтажная церковь, построенная на иждивение купчихи Логиновой, с Престолом во имя Святых жен Матроны и Капитолины в нижнем этаже и с Престолом в честь Боголюбской Божией Матери – в верхнем этаже. В нижней церкви погребен схимонах Филипп, в манатийном монашестве называвшийся Филаретом (в просторечии Филиппушка и Филаретушка), устроивший киновию и много содействовавший устроению всего скита [79].

Пустыня Параклита, назначенная для любителей совершенного безмолвия из скитской братии и находящаяся в 5 верстах от скита к востоку, устроена в 1861 году. Церковь в пустыне, построенная на иждивение купца Королева, двухэтажная, каменная, имеет крестообразную форму. В ней два Престола: в верхнем этаже в честь Сошествия Святого Духа; в нижнем – в память обретения главы Иоанна Предтечи.

__________

(1) Настоящий рассказ о жизни и чудесах преподобного Сергия составлен на основании, главным образом, следующих сочинений: Филарета, архиепископа Черниговского«Жития святых, чтимых Православною Церковью, сентябрь», изд. Тузова, 1885; проф. Е.Е. Голубинского «Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра», 1892 и архим. Никона «Житие и подвиги прп. Сергия», изд. 1898 г.

[2] Монастырь этот, по преданию, построен в 1422 г., в год открытия мощей угодника Божия прп. Сергия. Варницким он называется от бывших возле него соляных варниц.

[3] Эти сосуды и крашенинные ризы доныне хранятся, как святыня, в лаврской ризнице.

[4] Житие прп. Сергия Радонежского. – Издание Сытина, 1902, с. 18.

[5] Филарета Слова и речи.– Изд. 1848, отд. V, стр. 67.

[6] Никон, архим. Житие и подвиги прп. Сергия. – 1898, с. 44.

[7] Голубинский Е. Прп. Сергий Радонежский. – 1892, стр. 9.

[8] Голубинский Е. Прп. Сергий Радонежский. – 1892, стр. 9 и 10.

[9] Голубинский Е. Прп. Сергий Радонежский. – 1892, стр.11.

[10] Никон, архим. Житие и подвиги прп. Сергия. – 1898, с. 56.

[11] Филарета Черн. Жития святых. –Сент. 1885 г., стр. 232. Ср. Никон. Житие и подвиги преподобного Сергия. –1898, стр.61.

[12] Голубинский Е.Прп. Сергий Радонежский.–1892, стр. 15. Никон,архим. Житие и подвиги прп. Сергия.–1898, стр. 71.

[13] Никон, арх. Житие и подвиги прп. Сергия. – Стр. 72–74.

[14] Голубинский Е. Прп. Cepгий Радонежский. – Стр. 89.

[15] Голубинский, стр. 16.

[16] Там же.

[17] Там же, стр. 18.

[18] Филарет Черн. Жития святых. –1885, сент., стр. 236.

[19] Голубинский, стр. 17; ср. Никон, стр. 9.

[20] Филарет Черн. Жития святых. – 1885, сент., стр. 236.

[21] Голубинский, стр. 18; Филарет Черниговский, стр. 236; Никон, архим., стр. 101 и др.

[22] Ключевский В.О. Значение прп. Сергия Радонежского для русского народа и государства. –Богосл. Вестник, 1892 г., т. 4, стр. 198.

[23] Там же.

[24] Там же, стр. 199.

[25] Голубинский, стр. 19.

[26] Голубинский, стр. 20.

[27] Там же.

[28] Голубинский, стр. 26 и д.

[29] Собора двукратного прав. 6.

[30] Зонара и Вальсамон

[31] Бог. вести. 1892 г., т. 4, стр. 174.

[32] Там же, стр. 175.

[33] Голубинский, стр. 21.

[34] Богословские вести. 1892 г., т. 4, стр. 175.

[35] Халкидон. соб. прав. 4. Двукр. соб. прав. 2. См. Бог. в. 1892, т. 4, ст. Голубинского, стр. 177.

[36] Там же.

[37] Богословские вести. 1892 г., т. 4, стр. 178 и 179.

[38] Богословские вести. 1892 г., т. 4, стр. 186.

[39] Параман - четырехугольный плат с изображением Страстей Господних.

[40] «Но нашлись между ними и такие, которые решительно не желали общежития и тайно ушли из монастыря», Голубинский. «Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра», стр. 22-23.

[41] Богословские вести. 1892 г., т. 4, стр. 188.

[42] Никон. Житие и подвиги прп. Сергия. - 1898, стр. 136.

[43] Махрищский монастырь существует и доныне и находится в 10-ти верстах на юг от г. Александрова Владимирской губернии.

[44] Голубинский Е. Прп. Cepгий Радонежский. – Стр. 36

[45] Киржачский монастырь упразднен в 1764 г.; оставшиеся после него церкви обращены в приходские заштатного города Киржача, который образовался из-под монастырских слобод. См.: Голубинский, стр. 36.

[46] Там же, стр. 43.

[47] Там же.

[48] Ключевский В.О. Значение преподобного Сергия Радонежского для русского народа и государства. См.: Богословские вести. 1892 г., т. 4, стр. 192.

[49] Там же, стр. 202 и 203.

[50] Там же, стр. 199.

[51] Слова свт. Димитрия Ростовского. См. у Никона, стр. 180.

[52] По сказанию русских летописей, из 150 тысяч воинов в Москву вернулось не более 40 тыс.

[53] Голубинский Е. Прп. Cepгий Радонежский. – Стр. 45.

[54] Там же, стр. 46.

[55] Kpoме Троицкой Лавры и Киржачского монастыря, преподобным Сергием основаны монастыри:

1. Дубенский Стромынский, находящийся в 50 верстах на северо-восток от Москвы, при селении Стромыни, на реке Дубенке, впадающей в Шерну.

2. Успенский Дубенский Шавыкинский, или на острову, находившийся в 40 верстах на северо-запад от Троицкого монастыря, на реке Дубенке, впадающей в Дубну.

Оба эти монастыря основаны преподобным по поручению великого князя Дмитрия Ивановича Донского: первый до, другой – после битвы с Мамаем. В первом настоятелем был ученик Сергия Леонтий, во втором его же ученик Савва, впоследствии звенигородский. Теперь оба эти монастыря не существуют.

3. Московский Симонов, на берегу Москвы-реки, в 5–6 верстах от тогдашнего города, сначала в честь Рождества Богородицы, а потом по перенесении монастыря на новое нынешнее место – в честь Успения Богородицы, около 1370 г. Строителем и игуменом этого монастыря был племянник преподобного Сергия Феодор, впоследствии скончавшийся в сане apxиeпископа Ростовского.

4. Голутвин Богоявленский, в 4 верстах от города Коломны, при впадении реки Москвы в Оку, около 1385 г. Строителем и настоятелем его был ученик преподобного Сергия Григорий. В конце 18 столетия монастырь переведен в самую Коломну и с того времени называется Ново-Голутвиным. Монастыри Симонов и Голутвин основаны были преподобным Сергием то­же по благочестивому желанию великого князя.

5. Серпуховской Высоцкий, в двух верстах от города Серпухова, на высоком берегу реки Норы, в 1374 г. Первым строителем и игуменом его был любимейший ученик Сергия Афанасий. Монастырь этот основан по благочестивому желанию Серпуховского князя Владимира Андреевича.

6. Андроников, или Андрониев, Спасский монастырь, около 2–3 верст от тогдашней Москвы, на берегу реки Яузы. Этот монастырь основан святым митрополитом Алексием в конце 1356 – начале 1357 г. во исполнение обета, данного им Богу во время молитвы об избавлении его от страшной бури на Черном море. Но преподобный Сергий много помог святителю устроить этот монастырь и своими советами, и тем, что дал в строители этого монастыря ученика своего Андроника, от которого монастырь и получил свое название.

7. Борисоглебский Устьинский монастырь, в 18 верстах к северо-запа­ду от Ростова, на берегу реки Устье, впадающей в Ростовское озеро. Осно­ван, вероятно, в 1360 г. пустынниками Феодором и Павлом с благословения преподобного Сергия, приходившего тогда в Ростов для поклонения святыням своего родного города.

8. Георгиевская пустынь в Гороховецком уезде Владимирской губернии. Основана с благословения преподобного в 1365 г., когда он возвращался из Нижнего Новгорода. Она давно прекратила свое существование.

9. Пешношский Николаевский монастырь в 65 верстах на запад от Троицкой Лавры, в 25 верстах от города Дмитрова, при впадении речки Пешноши в реку Яхрому. Построен Мефодием, учеником преподобного Сергия; год основания этого монастыря точно не известен.

10. Звенигородский Сторожевский монастырь в честь Рождества Божией Матери, на берегу реки Москвы, недалеко от города Звенигорода; устроен около 1400 г. по благочестивому желанию Звенигородского князя Юрия Дмитриевича учеником преподобного Сергия Саввою, тем самым который был и игуменом Дубенского Шавыкинского монастыря и игуменом Троицкой Лавры.

11 Троицкий Обнорский, или Комелъский, монастырь, в Комельском лесу, при речке Курме, в 15 верстах от города Грязовца; основан в 1389 году учеником преподобного Сергия преподобным Павлом, весьма суровым подвижником; монастырь существует до настоящего времени.

12. Спасо-Преображенский монастырь, в том же Комельском лесу и на той же речке Курме, недалеко от монастыря преподобного Павла Комельского; основан учеником преподобного Сергия Сергием Нуромским и упразднен еще в 1764 г.

13. Аврамиев Городецкий монастырь в честь Покрова Божией Матери, на берегу Чухломского озера, насупротив города Чухломы Костромской губернии; основан преподобным Аврамием, учеником преподобного Сергия, и существует до настоящего времени; в пределах Костромских тем же Аврамием основаны были еще три монастыря: Успенский на берегу Галичского озера, Ризположенский и Верхнепустынский, но они упразднены еще в 18 столетии.

14. Железноборовский Предтеченский монастырь основан вскоре после кончины преподобного Сергия учеником его преподобным Иаковом, подвизав­шимся в глухом лесу, окружавшем гор. Галич, в местности с железными рудниками, называвшейся Железным борком, в 30 верстах от Галича.

15. Махрищский Троицкий монастырь; основан в княжение великого князя Ивана Ивановича (1353–1359) другом и собеседником преподобного Сергия преподобным Стефаном Махрищским при впадении речки Махры в реку Молокшу, в 10 верстах от города Александрова Владимирской губернии, в 30 верстах от Троицкой Лавры.

16. Спасо-Прилуцкий монастырь основан в 1371 г. преподобным Дмитрием, собеседником преподобного Сергия, в 5 верстах от города Вологды, на берегу реки того же имени, при луке или изгибе последней, отчего монастырь и получил название Прилуцкого.

17. Печерский Вознесенский монастырь основан святителем Дионисием, собеседником преподобного Сергия, близ Нижнего Новгорода.

18. Спасо-Евфимиевский монастырь основан в Суздале преподобным Евфимием, собеседником преподобного Сергия, на средства и по желанию князя Бориса Константиновича.

19. Кирилло-Белозерский Успенский монастырь основан в 1397 году в 35 верстах от города Белозерска преподобным Кириллом, пользовавшимся особенным уважением со стороны преподобного Сергия за его строгий подвижнический образ жизни. Около Кириллова монастыря скоро возникло много малых монастырей и пустынь.

20. Ферапонтов монастырь Рождества Богородицы основан спутником Кирилла преподобным Ферапонтом в 15 верстах от Кирилло-Белозерского монастыря и одновременно с ним; закрыт в 1798 г.

21. Тем же преподобным Ферапонтом основан в 1408 г. Можайский Лужецкий монастырь близ города Можайска по желанию князя Можайского и Белозерского Андрея Дмитриевича, существующий до настоящего времени.

22. Святителем Стефаном Пермским основаны в Зырянской области четыре монастыря, в течение 18 столетия все закрытые: Благовещенский и Архангельский при впадении реки Выми в реку Сысолу, Ульяновская Спасская пустынь на реке Вычегде и Стефановская пустынь на реке Вотчинке, впадающей в Сысолу. (См. проф. Е.Е. Голубинского Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра. 1892, стр. 54–68).

[56] Голубинский Е.Е. Прп. Cepгий Радонежский. – Стр. 52.

[57] Постройка каменной церкви прп. Никоном начата или в 1422, или 1423 г. и окончена, вероятно, незадолго до кончины пр. Никона в 1427 г. См. Голубинского, стр. 164–166.

[58] Протокол Учрежд. Собора Тр. С. Лавры 1749 г., №№ 76 и 267. См. Душ. Чт., 1861 г., № 5, стр. 108. Воскр. день, 1867 г., стр. 136.

[59] Прибавл. к твор. св. Отцев, 1861 г., стр. 401 и д.

[60] Прибавл. к твор. св. Отцев, 1859 г., стр. 1–20 и д.

[61] См.: Христ. чтения, 1823 г. Здесь находится описание исцеления от мощей преподобного Сергия Екатерины Николаевны Грезенковой.

[62] Голубинский Е.Е. Прп. Cepгий Радонежский. – Стр. 298.

[63] Там же, стр. 312.

[64] Там же, стр. 315–317.

[65] Там же, стр. 320–322.

[66] Там же, стр. 324.

[67] Голубинский, стр. 327–329.

[68] Горского, Истор. описание Троиц.-Серг. Лавры, стр. 152.

[69] Голубинский Е.Е. Прп. Cepгий Радонежский. – Изд. 2-е, 1900 г. Стр. 91, 92 и 199.

[70] Троицкий патерик, книга 2-я, 1896 г. Стр. 250, 254, 255.

[71] Сообщаемые здесь сведения о Максиме Греке заимствованы, главным образом, из «Истории Русской Церкви» Е. Голубинского, т. 2, пол. 1-я, стр. 688–726.

[72] Голубинский Е.Е. Прп. Cepгий Радонежский. – Изд. 1900 г. Стр. 222.

[73] «Истории Русской Церкви» Е. Голубинского, т. 2, пол. 1-я, стр. 726.

[74] Голубинский Е.Е. Прп. Cepгий Радонежский. – Изд. 2-е, 1900 г. Стр. 222.

[75] Голубинский Е.Е. Прп. Cepгий Радонежский. Стр. 278 и д.

[76] Голубинский, стр. 280–284.

[77] Там же, стр. 285.

[78] Там же, стр. 285 и д.

[79] Там же, стр. 291.

8 октября 2020