Воспоминания об Академии (1910–1914)

1913-1914 учебный год

В Академии есть перемены. Новый инспектор — архимандрит Иларион (Троицкий). На место помощника инспектора иеромонаха Николая назначен только что окончивший Академию иеромонах Иоасаф (Шишковский)[1], впоследствии, в первые годы революции, епископ Кашинский. Кроме них, увидели еще двух новых монахов, студентов Академии — Олейникова[2] и Сапожникова[3], постриженных на летних каникулах.

Приехали и разом окунулись в привычную «институтскую» обстановку. Лекции, обед, ужин, прогулка по Вифанке, навещали старых добрых знакомых, вечером легкое чтение и изучение… инспекторских приказов.

«Впредь, до особых объявлений, студентам ходить в трапезную церкви Сергиевой Лавры. Вставать на правой стороне в стройные ряды и по курсам, в порядке: 1, 2, 3. 4-й».

«Быть студентам на молебне пред началом учебного года в Троицком Соборе 9 сего Сентября 1913 года».

И 7 сего сентября субинспектор иеромонах Иоасаф уже разыскивал отсутствующих за всенощной по студенческим номерам. Из нашего номера в церкви не были: я, Покровский, Голубцов. Куханов ушел из церкви прежде времени и получил замечание. Я, за нехождение в церковь, имел замечание несколько позже.

Исчез из Академии знаменитый Алмазов[4], его место заступил юноша Александр Васильевич Ремезов[5], только что окончивший Академию, из так называемых «Братчиков», но парень добрый, и ничего против него не скажешь. «Брат- чики» — это студенты, составившие добровольное общество религиозной пропаганды. они вели общественно-церковную деятельность, выражающуюся в произнесении проповедей в Академической церкви и в церквах Сергиева Посада. Появился и ряд других профессоров, таких же юных и по возрасту и в науке.

15 сентября Инспектором вывешено объявление, в котором он просит студентов 1 курса не брать примера со студентов старших курсов и не делать отступлений от установленной формы одежды для студентов Академии. Старших студентов просит «по крайней мере» не надевать одежду зеленого цвета[6] в официальных случаях. «Все уклонения от нормы будут рассматриваться как проступок против дисциплины».

17 сентября. Во время молитвы, после ужина, студенты чему-то рассмеялись. Что послужило поводом к смеху — не помню. Смех во время молитвы неуместен. Это понятно каждому, но случилось так, что бородатые дети фыркнули и — и Сомов (помощник инспектора) тут же вслух сделал замечание: «Молитву не смеются, а поют!» Помнится, подобный случай был со мной, когда я учился в первом классе семинарии и за обедней рассмеялся, но тогда субинспектор, стоявший за обедней недалеко от меня, после Литургии подошел ко мне и сказал: «учитесь самообладанию». А в Академии тут же при всех: «Не сметь смеяться!»

Подобное замечание последовало и за хождение в столовую в русских рубашках. «Закон еще в силе. В рубашках прошу в столовую не являться!»

22 сентября. Мелочная опека и постоянные нравоучения отца нашего инспектора, бесконечные навязывания студентам пострига в монахи вызывают среди студентов недовольство и ропот. Говорят про него, что он будто бы требует на прием к нему, [чтобы] являлись чуть ли не в подрясниках?! Портному повторено распоряжение, запрещающее шить студентам брюки зеленого цвета. В магазине, где студенты заказывают себе картузы, так же отдано распоряжение выдавать студентам картузы только установленной формы.

Характерны, например, для этого времени такие сценки с натуры:

— Зачем вы носите зеленые брюки?

— Нравятся. А что?

— Вам бы лучше не зеленые брюки, а рясу. Хо-ро-ший бы из вас монах вышел. Стали бы вместе служить… то-то хорошо бы было!

— Да что Вы, о. Иларион, какой из меня монах…

— Э… да что тут, вот, возьмите, — и студенту в руки суется вчетверо сложенный лист бумаги. — Прочитайте, подумайте, потом занесете. Бог вас благословит! И, благословив иерейским благословением оторопевшего студента, Инспектор оставляет его одного.

Другая сценка. Студент хлопочет о стипендии, обивает пороги влиятельных в Академии лиц, и у того же Илариона со студентом происходит такого рода разговор:

— В монахи не хотите идти?

— Я?!

— Что вы удивляетесь? Да, в монахи…

— ?!

— Ну, а в «братстве» членом состоите?

— Нет. не состою.

— А, на левом клиросе поете?

— Нет.

— Ну, какая же вам стипендия! Стипендии мы даем ревнующим о Церкви Христовой, а вы, вы…

О таком казенном вступлении в монашество публиковалось тогда и в церковной и светской печати. В «Церковно-Общественном Вестнике», например, напечатана копия печатного бланка, заготовленного в канцелярии Московской Духовной Академии, очевидно, для «удобства» слушателей, желающих уйти из мира. Бланк гласит: «Его Преосвященству, Преосвященному епископу Волоколамскому Императорской Московской Духовной Академии (такого-то) покорнейшее прошение.

Имея непреклонное намерение всю жизнь свою посвятить на служение Христовой Церкви, покорнейше прошу Вас, Ваше Преосвященство постричь меня в монашество».

Место для подписи…

По поводу этого документа газета «Новое время» замечает: «Придумать печатный бланк для верующего, который, быть может, после глубокой внутренней борьбы, после тяжких раздумий и сомнений решил уйти от суеты мира в обитель молитвы и уединения… Точно дело идет не о посвящении себя непрестанному служению Богу, а о приеме на службу в департамент неокладных сборов внештатным писцом. Департаменты и бюрократические духовные учреждения не так уж далеки друг от друга».

Вот этот-то дух бюрократизма и вывел студентов из терпения, и было решено в знак протеста против существующих порядков в Академии объявить однодневную голодовку-демонстрацию. Днем демонстрации было избрано 24 сентября, и решено было устроить демонстрацию пред обедом, т. е. собраться в столовой, а в столовую не входить, тогда дежурного вызовут по необходимости, и он тогда расскажет ректору — в чем дело.

Так и было сделано. Закончилась последняя лекция. Звонок весело прозвонил обед, а студенты собрались около столовой. Субинспектор о. Иоасаф, походил, походил по столовой, видит, что дело неладно — к инспектору. Иларион не замедлил явиться.

— Что такое? Что за сходбище? Почему не идете обедать?Где общий дежурный?.. А сам — к ректору.

Общий дежурный за инспектором, тоже к ректору, которому и доложено о причинах демонстрации. Инспектор скоро возвратился от ректора и вступил в переговоры с оппозиционерами.

В разговоре с инспектором ему было доложено, что студенты недовольны его отношением к ним, оскорблены формой его приказов, его мелочной опекой и постоянной докукой и его инспектора и его помощников и выставили следующие требования:

— Отменить изданный им и его субами оскорбительные для студентов распоряжения.

— Все распоряжения делать не с благословения Преосвященного ректора, как практиковалось до этого времени, а «на основании такого-то устава Академии».

Последние требование было вызвано тем, что инспектор отдавал распоряжения от лица ректора, а ректор, как выяснилось, об этих распоряжениях часто узнавал позже.

Обед так и не состоялся — проговорили. На другой день ректором была отменена большая часть распоряжений инспектора, а в светской печати тут же появилась заметка:

«В Духовной Академии.

На днях в Московской Духовной Академии состоялась сходка студентов, которая приняла резолюцию, содержащую порицание инспектору Академии архимандриту Илариону по поводу введенных им строгостей. Резолюция была представлена ректору, который отменил несколько распоряжений архимандрита Илариона, но вместе с тем выразил порицание студентам».

25 сентября — торжественный и праздничный день Сергиева Посада. Торжественный перезвон 100 колоколов лаврской колокольни. Праздничный день в Академии, и не менее торжественная, чем в Лавре, служба. У меня в гостях сестра Мария, Елена Егоровна Зверева с двумя младшими своими сыновьями. С разрешения инспектора все обедали у меня в номере. Меню: заливная рыба с хреном, пирог с капустой, уха из свежего судака, жареная белуга с огурцами, арбуз»[7].

Архимандрит Иларион (Троицкий) — кафедра Нового Завета

Вот это была законченная личность. Вождь академических монахов и монашествующей братии, из которых весьма и весьма многие умильно посматривали на ученого монаха, архимандрита и отца инспектора Академии. Обладая огромнейшей памятью, а отсюда и эрудицией, он в своих умозаключениях был смел и напорист, ломая все и всякие авторитеты, если он не входили в рамки его собственного мировоззрения.

О его полемических приемах М. М. Тареев[8], профессор нравственного богословия, так говорил: «Для его полемических задач выгодно представлять дело так, что всякая теория христианства неизбежно ведет к толстовщине и сектантству, но такое упрощение вопроса не лучше толстовской нетовщины и не выше приемов старообрядческого начетничества. Для христианской философии, для постижения христианства в его собственной сущности требуется мышление потоньше и поглубже, чем для апологии Церкви от внешних при- ражений»[9].

В этой характеристике обрисован весь о. Иларион со всей его богословской ученостью. Ревностный поборник воинствующего христианства и папизма, он на первой же лекции бросил лозунг: «Академия для монахов» и как инспектор Академии объявил поход против вольномыслящих — и профессоров, и студентов. Лозунг ректора Феодора «дело не уставе, в составе», брошенный им в сторону профессоров, Иларионом был целиком перенесен на студенческую среду. И мы знали цену его апологий и к чему они ведут. Свое инспекторство он рассматривал как часть практическую от Священного Писания Нового Завета.

С. Постников

Источник: Журнал «Вестник ПСТГУ», 2010. Вып. II:1 (34). С. 128-132.

Примечания:

[1] Иоасаф (Шишковский-Дрылевский Алексей Степанович, 1888-1935), архиепископ Брянский. Окончил МДА, в 1913 г. помощник инспектора академии. В 1921 г. хиротонисан во епископа Кашинского, викария Тверской епархии.

[2] Имеется в виду иеромонах Матфей (Олейник). В 1912—1916 гг. учился в МДА. Кандидат богословия, после окончания академии служил в Астраханской епархии. В 1921 г. расстрелян. Причислен к лику святых РПЦЗ в 1982 г.

[3] Имеется в виду иеросхимонах Никандр (в монашестве Никита; Сапожников Николай Петрович; 1891—7.10.1974). В 1911—1915 г. учился в МДА, после окончания которой преподавал в Самарской духовной семинарии, потом служил в Самарской епархии. С 1927 по 1956 г., с небольшими промежутками провел в полных 27 лет в заключении. Только в 1956 г. по постановлению Президиума ВС СССР, иеромонах Никита был освобожден со снятием судимости и полным восстановлением в правах. В 1963 г. принял великую схиму.

[4] Алмазов Иван Георгиевич (1872—1964), противосектантский миссионер в 1899—1917 гг., исполняющий должность доцента МДА по кафедре Истории и обличения русского сектантства в 1912—1913 гг., после революции научный сотрудник Петроградского и Павлодарского архивов.

[5] Ремезов Александр Васильевич (1889—1917), исполняющий должность доцента по кафедре Истории и обличения сектантства в 1913—1915 гг., в 1915 г. поступил на военную службу (несмотря на противодействие уходу из МДА со стороны архимандрита Илариона). Скончался в госпитале во Франции, куда попал с экспедиционным корпусом генерала Жилинского.

[6] Форму зеленого цвета носили студенты Московского университета.

[7] Далее шла глава «Священно-Вася», затем раздел «Профессора», куда и вошел отрывок «Архимандрит Иларион (Троицкий)» (см.: Постников С. Воспоминания об Академии (1910—1915) // Встреча. 1998. № 2 (8). С. 48—50).

[8] Тареев Михаил Михайлович (1867—1934), русский религиозный философ, богослов, доктор богословия, профессор Московской духовной академии по кафедре нравственного богословия в 1902—1918 гг. После революции преподавал в Загорской военно-электротехнической академии.

[9] Тареев М.М. Философия жизни. — Сергиев Посад, 1916. С. 265.