Родители и дети

Приведенные здесь назидательные истории, чудесные случаи помощи Божией в трудных обстоятельствах, вразумления на жизненном пути, а также описания блаженной христианской кончины – все это конкретные факты, житейские примеры, рассказанные самими участниками событий и удостоверенные очевидцами. Эти повествования были собраны и записаны архимандритом Кронидом (Любимовым) [1].

1

Почтение к матери

Сперанский, увидев свою мать
в дорожном грязном сарафане и лаптях,
поклонился ей в ноги и попросил ее благословения.

Известный создатель русского юридического «Свода гражданских уложений» М. Сперанский отличался трогательной сыновней любовью к матери.

Мать его жила в захолустном местечке Черкутино в своем домике. Долго не видя своего сына, жившего в тогдашнем Петербурге, она написала ему письмо: «Милый мой Миша! Соскучилась я по тебе и всей душой и сердцем желаю тебя видеть!» Сперанский, получив эти дорогие для него строчки, написанные материнской рукой, немедленно послал ей подорожную, чтобы лошади при ее поездке к нему от Черкутино до Петербурга были сменяемы без очереди. Старушка мать, получив подорожную, стала рассуждать: «Какие большие деньги сынок должен будет заплатить за меня!» Дело было весной, и она решила пойти пешком. Надела сарафан и лапотки и отправилась в путь.

Придя в Петербург, она стала спрашивать, где живет Миша Сперанский, ее сынок. Кто же не знал дворца министра Сперанского! Ей дали его адрес. Подойдя к дому, окруженному военной охраной, она увидела множество карет. Она силилась проникнуть в дом, но ей говорили, что нельзя, так как во дворце присутствует сам Александр I. Старушка молила и просила, чтобы ее впустили к сыну. Тогда один из охранников, зная, что Сперанский из духовного звания и ожидает приезда своей матери, согласился пропустить ее в дом, где графу было доложено о приходе его матери. В тот же момент он попросил у Александра I разрешения отлучиться на несколько минут, чтобы встретить свою мать, на что и получил согласие.

Выйдя в переднюю, граф увидел свою мать в дорожном костюме, в лаптях и грязном сарафане. Он поклонился ей в ноги и попросил ее благословения, с особенной любовью поцеловав ей руку, и, не стесняясь ее грязных лаптей и сарафана, ввел ее в зал, где присутствовало блестящее столичное общество. Представляя старушку Александру I, Сперанский сказал: «Вот моя мама».

Этот поступок открытой простоты и любви сына к матери понравился Александру I. Он посадил старушку рядом с собой и весь вечер разговаривал с ней, восхищаясь ее умными суждениями по любым вопросам. Так истинный сын не постыдился свидетельствовать свою любовь к матери перед всем миром.

2

Повесть о сыновней и материнской любви

«Милый сынок! По-видимому, мне уже не придется быть здесь...»

Трогательны воспоминания о своей матери наместника Троице-Сергиевой Лавры архимандрита Кронида [2].

«Все мы, дети, – рассказывал о себе отец Кронид, – относились с трогательной любовью к своим родителям и пользовались от них взаимной нежной любовью. Но особенно трогательно относился к матери мой брат, отец Лука. Сама мать при встрече со мной рассказывала, что когда она гостила у брата, то он с таким вниманием и с такой нежной заботливостью обращался с ней, что даже когда она ложилась спать, то он несколько раз подходил к кровати, поправлял одеяло и все спрашивал: "Маменька, удобно ли вам, не холодно ли, не надо ли еще чего-нибудь?.." Такая нежная любовь и заботливость его о матери была промыслительно отмечена впоследствии Богом и в отношении к нему его родных детей, которые с не менее трогательной лаской почитали его. Так буквально исполнились на нем евангельские слова: "В нюже меру мерите, возмерится и вам" (Мф. 7, 2; Мк. 4, 24; Лк. 6, 38).

С этим-то братом Лукой и со мною наша родительница пожелала еще раз встретиться в 1894 году, ровно за год до своей смерти, как бы предчувствуя свою кончину. Из Москвы она от брата прибыла ко мне. Гостила целую неделю. Всю эту неделю она была в радости и восхищении. Она не могла наглядеться на меня и все повторяла: "Я ведь последний раз у тебя тут, милый сынок! Мне уже, по-видимому, не придется больше быть здесь". Особенно трогательно было слушать мне ее тайные молитвы, совершаемые вполголоса в не замечаемом ею моем присутствии. Она молилась преподобному Сергию и просила его о помощи мне на пути моей жизни, чтобы он защитил, сохранил и спас меня от всех искушений, соблазнов, от бед, напастей и от нападений злых людей... Это была ее последняя молитва перед ракой преподобного Сергия. Придя из Троицкого собора, она мне рассказала о своей молитве Божией Матери у стен Ново-Иерусалимского монастыря, где она молилась о своем желании видеть хотя бы одного сына в иноческом одеянии.

Из обители преподобного Сергия я проводил маменьку до Москвы, к брату. Там я побыл два дня и простился с ней. Особенно трогательно было ее прощание с братом Лукой. Он тогда был еще диаконом, а она желала видеть его иереем Божиим. Но в жизни Господь не судил ей видеть его иереем. Он был посвящен в этот сан ровно через год после ее смерти, в день ее кончины.

Наступил 1895 год. 11 апреля я получил телеграмму, извещавшую меня, что маменька безнадежно больна и ожидает меня. Время было весеннее, дорога была залита вешними водами. Прибыл я на станцию Уваровку Смоленской железной дороги в одиннадцать часов вечера. Спрашиваю содержателя заезжего двора, нельзя ли найти подводу до села Середы. Мой разговор услыхал, по-видимому, один из крестьян, который, открыв дверь, спросил меня: "Отец Кронид, да это ты?" Он оказался моим бывшим учеником и сообщил мне, что здесь есть один крестьянин из Середы, который привез на станцию свою дочь и теперь собирается в обратный путь. Я этому известию чрезвычайно обрадовался. Вскоре я свиделся с этим крестьянином, договорился с ним и в два часа ночи по морозу выехал, чтобы не терять времени. Проехали мы пятнадцать верст. Солнце стояло уже высоко. Дорога санная стала портиться. Когда мы прибыли к реке, вода уже выступила из берегов аршина на три-четыре и лед поднялся кверху. С явной опасностью для жизни мы решили ехать. Осенив себя крестным знамением, направили лошадь на поднявшийся лед. С большой осторожностью лошадь напрягла все силы, чтобы впрыгнуть на лед. Момент был опасный: если бы края льдины обломились, мы провалились бы вместе с лошадью и пошли бы ко дну. Но с Божией помощью и по молитвам матери все обошлось хорошо. Лошадь вскочила на лед, и мы переправились через реку благополучно.

Остальной путь продолжался также благополучно. Дорога была так плоха, что сорок верст мы ехали целые сутки и приехали домой в два часа ночи. С замиранием сердца я постучался и, когда вышла сестра, спросил ее: "Жива ли маменька?" Она ответила: "Еще жива, но уже в беспамятстве". Между тем после дороги ноги мои были как деревянные и нечувствительны. Старушка, прислуживавшая сестре, натерла их перцовкой, и через час ноги нагрелись и отошли. К этому времени сестра сообщила, что маменька пришла в чувство. Тихо подошел я к болящей. Она, завидя меня, произнесла: "Дорогой, милый мой сынок, я умираю!" Я старался употребить все силы, чтобы ободрить ее, но она мне сказала: "Ты исполни для меня последний христианский долг, пригласи священника, чтобы меня пособоровали и приобщили Святых Тайн".

Характерным для ее душевного устроения явилось при этом следующее обстоятельство. Когда ее соборовали, то в числе приглашенных священников был один, Иван Яковлевич, который причинил ей лично и ее дочери, моей сестре, много неприятностей. И вот мать, видя его в сослужении с другими священниками, была очень этому рада и после говорила мне: "Ах, как хорошо было! Какое славное, ангельское лицо было у отца Ивана, как же я рада, что он участвовал в таинстве!"

После сего маменька жила пять дней. Она невыносимо страдала. У нее в легких было два гнойных нарыва. Когда прорвался первый нарыв, то он причинил ей нестерпимую боль. Я старался ее утешить и поддержать надеждой на Бога и Его святую помощь. В нестерпимой боли она однажды сказала мне: "Сынок! Какие-то черные мужики подошли и внушают мне, чтобы я тебя не слушала ни в чем". В утешение ей я сказал: "Вы, маменька, никакого внимания на них не обращайте. Они могут и у всякого быть. Это обычное бесовское смущение". К утру в последний день ее жизни ей стало легче. Ее еще раз приобщили святых Христовых тайн, а вечером, в семь часов, она скончалась. Она умерла моментально. У нее прорвался второй нарыв, гной прошел внутрь, и она задохнулась.

После кончины маменьки многие знакомые собрались проводить ее: девицы, вдовицы, старицы. Они в течение трех дней читали над ней Псалтирь. В день погребения из города Клина приехала моя сестра Александра Петровна с мужем. Они претерпели в дороге большие трудности и прибыли как раз перед выносом тела в церковь. Погребение было совершено торжественно, при большом стечении народа. После этого я прожил на родине еще десять дней, поджидая, пока установится дорога, и потом уже отправился обратно в обитель преподобного Сергия».

3

Святые дети

В сороковой день по смерти старший мальчик
явился своему брату-младенцу во сне
со словами: «Мы пришли за тобой...»

Одна из жительниц Москвы, некая Ирина Ивановна Бурова, рассказала о женщине, встретившейся ей на Ваганьковском кладбище. Та поведала ей о своих умерших детях. «Живем мы с мужем, – говорила она, – слава Богу, хорошо. У нас было двое детей: мальчик двенадцати лет, учившийся в школе, и младший – трех лет». Внезапно старший заболел и перед смертью слезно просил мать пригласить духовника и напутствовать его святыми тайнами. «Мама, – говорил он, – я скоро умру, приобщи меня». Прошло три дня, и он снова стал просить, чтобы его причастили. Мать говорит, что он недавно причащался, но он убедительно просил снова пригласить священника. Через два часа после причащения он скончался.

В сороковой день по своей кончине он явился во сне своему младшему брату с множеством светлых детей, равных ему по летам, со словами: «Мы пришли за тобой». Малыш стал говорить, что он еще маленький, хочет пожить на свете и не хочет умирать. Усопший брат отвечает: «Такова воля Божия, и через три дня ты будешь с нами». Через день после этого сна младший сын женщины заболел и попросил мать позвать к нему священника. После принятия святых тайн в тот же день он умер.

Рассказывая обо всем этом, мать говорила: «Хотя и невыносимо жаль мне было расставаться с детьми, но боюсь плакать и скорбеть, так как верю, что Господь промыслительно управляет жизнью и смертью людей. Кто знает, что получилось бы из детей, если бы они остались живы!»

4

Пути промысла Божия в жизни сироты

«Диавол ночью внушил мне мысль
покончить свою жизнь самоубийством».

Жена священника села Костицы Верейского уезда Московской области Мария Федоровна Нечаева сообщила ряд назидательных подробностей из своей юности.

«Осталась я, – рассказывала она, – в раннем детстве круглой сиротой. До тринадцати лет мне пришлось жить в доме моего старшего брата Ивана Федоровича в селе Костицы. Потом моя родная тетушка, будучи замужем за протоиереем Баженовым, взяла меня в Москву, где я и прожила до семнадцати лет. Тетушка очень любила меня и, не имея детей, думала устроить меня замуж в Москве. Однажды я прихожу в Успенский собор к литургии и слышу пение псалма: "Не надейтеся на князи, на сыны человеческая, в нихже несть спасения... Изыдет дух его и возвратится в землю свою: в той день погибнут вся помышления его..." (Пс. 145, 3-4). И на второй, и на третий день прихожу – слышу все те же слова. Это показалось мне страшным и встревожило мой дух. В подтверждение этого через два дня тетушка моя заболела, а еще через неделю ее не стало на свете. Мой дядя, протопресвитер, убитый горем, не находил себе места. Всякие его заботы обо мне и попечения отошли в сторону.

Прошел еще месяц, и дядя однажды сказал мне: "Ты, Маня, уже девица в возрасте, и я считаю неудобным, чтобы ты жила у меня, еще не старого вдовца". И он предложил мне уехать к моему брату в село Костицы. Разбитая душой и телом, я в доме своего брата не находила себе места от скорби. Мое мрачное настроение еще усиливалось от перемены моей недавней московской жизни на жизнь в селе в доме бедного сельского псаломщика. Возлагая свою надежду на Бога, я искала для себя утешения в беседе с подругой Надей, дочерью местного священника. Однажды под воскресенье на крыльце дома подруги мы просидели до одиннадцати часов вечера. Когда я пришла домой, жена моего брата, пропуская меня в дверь, сказала мне: "Негодная девчонка! До какого позднего времени ты гуляешь! Куда же ты после этого годишься?" Неописуемая скорбь после этих слов сковала мою душу. Всю ночь я не спала. Наутро невестка, уходя в церковь к обедне, сказала мне: "Ты, Машенька, как управишься с печкой, приходи в церковь". Свои слова, сказанные ночью, она, по-видимому, уже забыла. Я отвечала, что приду, а у самой в это время в голове уже зрели другие мысли. За ночь диавол внушил мне мысль покончить свою жизнь самоубийством.

Как только все ушли из дома и я осталась одна, я немедленно нашла веревку, сделала петлю, перекинула ее через потолочную матицу и уже собралась было всовывать свою голову в петлю, как вдруг неимоверной силы стук раздался в дверь. Казалось, много людей ломится в дверь. Страх, панический страх охватил меня. Я моментально выдернула веревку из матицы и, кинув ее под кровать, бросилась открывать дверь.

Открыв дверь, я увидела свою подругу Надю, которая бросилась мне на шею с восклицанием: "Ах, милая Маня, я только что из церкви. Мне вдруг стало так жаль тебя и показалось, что тебя здесь лишают жизни, что я прибежала узнать, здорова ли ты!" Тут я не выдержала и сама, бросившись ей на шею, разрыдалась и рассказала о том, что сейчас только хотела покончить свою жизнь собственными руками. "Но сейчас я бесконечно благодарна тебе, ты спасла мне жизнь!" – сказала я ей.

Проливая сладостные слезы, мы обе радовались: она тому, что спасла меня, а я тому, что спасена от гибели. Возблагодарив Господа Бога, мы отправились в храм Божий, где я всю литургию, плача и рыдая, благодарила Бога за свое спасение и просила помощи для дальнейшей моей жизни.

В дальнейшем выяснилось, что мой прежний жених оказался незавидным человеком, и я едва ли была бы счастлива с ним. Прошло немного времени. Младший мой брат Петр Федорович Любимов и жена его Агафия Васильевна, имея сердечное попечение о моем устройстве, по Божию произволению и доброте своего сердца решили устроить меня в замужество. С этой целью мой брат поехал к митрополиту Филарету [3] и стал просить его милости, чтобы он разрешил ему отдать свое место сестре-сироте, чтобы приехать на это место жениху, а ему, брату, дать, по усмотрению владыки, другое место. На эту просьбу митрополит Филарет, по своей безграничной любви к сиротам, милостиво дал согласие.

Вскоре был приискан жених и определен на место моего брата, а брату было дано другое место. Вскоре после этого состоялось наше бракосочетание. Муж мой, Иван Алексеевич Нечаев, оказался человеком смиренным, добрым и любвеобильным, с ним я прожила всю жизнь свою мирно и спокойно.

Теперь я вижу, что все, что Господь ни строит в нашей жизни, все строит на пользу нашу. Мы же должны быть покорными всеведению Божию и смиренными».

5

Вещий сон

«На четвертый день моя мать уже лежала в гробу».

Сын профессора Московской Духовной Академии Иван Александрович Голубцов [4], как он сам сообщил, был в 1920 году по службе командирован в Уфу. Мать его с малолетними детьми в это время переехала на жительство в город Козлов Тамбовской губернии, где проводила жизнь в делах милосердия.

«Однажды на Страстной неделе я, – рассказывал Иван Александрович, – вижу сон. Снится мне покойный отец. Как будто входит он в спальню моей матери и, показывая рукой на ее кровать, говорит мне: "Ваня, смотри, в каком безнадежном состоянии мать, поспеши к ней на помощь! Иначе дети останутся беспомощными". На этом сновидение кончилось. Проснувшись, я сразу же решил, что, по-видимому, дома не все благополучно, и, несмотря на свое недомогание, решил немедленно взять отпуск и выехать в Козлов.

На первый день Пасхи я был дома. Мать я застал в добром здоровье, веселой и радостной. Светлый праздник мы все провели радостно, и я благодарил Бога, что мой сон оказался неправдоподобным. "По-видимому, это воображение ума", – думал я. Но на другой день моя мать внезапно почувствовала себя плохо. У нее вскоре обнаружились признаки заболевания черной оспой. Болезнь быстро прогрессировала. И на четвертый день она уже лежала в гробу. После выяснилось, что она на Страстной седмице ухаживала за больной, страдавшей черной оспой, и сама от нее заразилась».

Источник: преподобномученик архимандрит Кронид (Любимов). Беседы, проповеди, рассказы. – СТСЛ, 2010. С. 536-546.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1], [2] Преподобномученик Кронид (Любимов; 1859-1937) – постриженник, впоследствии – наместник Троице-Сергиевой Лавры (1915-1922). Расстрелян 10 декабря 1937 г. на Бутовском полигоне. 14 ноября 1958 г. – реабилитирован. На Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 прославлен в лике святых (пам.: 27 нояб. / 10 дек., в Соборах новомучеников и исповедников Российских, Бутовских и Радонежских).

[3] Святитель Филарет (в миру – Василий Михайлович Дроздов, 1783-1867) – митрополит Московский и Коломенский. Действительный член Академии Российской (1818); почетный член (1827-1841) Императорской академии наук и впоследствии ординарный академик (1841) по Отделению русского языка и словесности. Крупнейший русский православный богослов XIX века. В 1994 году прославлен Русской Православной Церковью в лике святых (дни церковного поминовения: 5(18) октября – Московских святителей, 19 ноября / 2 декабря).

[4] Его отец, А.П. Голубцов († 1911), – доктор богословия по кафедре литургики и церковной археологии, мать, О.С. Голубцова (1867-1920), – дочь профессора МДА С. Смирнова, а один из братьев – архиепископ Сергий (П.А. Голубцов, † 1982).