Из воспоминаний об архимандрите Кирилле (Павлове)

Ушел из земной жизни архимандрит Кирилл. Конечно, говорить о человеке, который еще не прославлен Церковью, что он святой, нельзя. Однако это «нельзя» – не в смысле запрета. Запрета тут нет никакого и быть не может. Речь может идти лишь о том, что это несколько преждевременно.

Пройдет время, а святость останется. Она только еще ярче воссияет и разогреет сердца людей, которые знали, помнят отца Кирилла и с радостью, и ликованием, и благодарением примут горячее участие в его прославлении. Потому что прославить святого на земле – это величайшая милость Божия самим прославляющим, угадавшим и исполнившим Его волю.

Впервые отца Кирилла я увидел в 1990 году. К этому времени у меня уже созрело твердое желание, чтобы моя дальнейшая жизнь была каким-то образом связана с Церковью. Но как? Когда тебе за 50, сказать так прямо даже самому себе: «Хочу стать священнослужителем», мне казалось неслыханной дерзостью.

Уже больше года я ходил в храм Адриана и Натальи, что в Лосинке. Начал ходить вскоре после 1000-летия Крещения Руси. От души, вслед за могучим басом архидьякона Михаила, вместе со всем приходом пел «Символ веры» и «Отче наш».

Однажды на исповеди местный священник отец Николай спросил меня:

– А вы что, благословение имеете такое, что часто причащаетесь?

– Нет… причащаюсь, потому что…

– Вы сами так решили?

–… потребность чувствую…

Он поинтересовался, как я готовлюсь, что читаю, и под конец заметил:

– Надо тщательней вычитывать Последование к Причастию и каноны. Тогда и благодать от Причастия будет полнее.

В следующий выходной я доковылял в Последовании на церковно-славянском языке уже чуть ли не до середины, даже глаза стали слипаться, и отправился на исповедь: будь что будет! Вышел отец Николай. Я обмер. Вдруг опять спросит, все ли я прочел, разгневается, отгонит? Но не отогнал. Истинно добрый был пастырь.

10 февраля 1990 года, в субботу, мне звонит мой давний знакомый, прихожанин Преображенского храма в Переделкино, как оказалось, помощник настоятеля этого храма, игумена Владимира (Зорина, ныне архимандрита), и, к моей неописуемой радости, от лица настоятеля приглашает к ним завтра на воскресную Литургию. Сам настоятель храма пожелал со мной познакомиться!

Однако, против моего ожидания, утром на исповедь вышел не настоятель, а другой молодой священник в монашеской одежде.

– Грешен, – сказал я. – Человек я вроде уважаемый, доцент, кандидат наук, преподаватель вуза, все у меня с виду пристойно. А мечтаю стать священником. На старости лет! – добавил я, чтобы хоть немного иронией смягчить свою дерзость.

Так осторожно заговорил я в то памятное утро с Богом через этого иеромонаха с приятным лицом. Разумеется, без всякого ожидания каких-то практических последствий от этого разговора. Потому что так уже было однажды в 1988 году в Загорске, где я на исповеди сказал то же самое, что и сейчас. В ответ услышал примерно то, что боялся и сегодня услышать – ни к чему не обязывающие общие слова утешения и напутствия.

Но тут вдруг монах встрепенулся:

– А вы об этом говорили с кем-нибудь из старцев?

– ???

Никогда в жизни еще я не только не разговаривал, но даже в глаза не видел старца!

Отец Агафангел – такое было имя этого иеромонаха – пообещал свести меня в один из ближайших дней, если я еще приеду, со старцем из Троице-Сергиевой Лавры, который, по счастью, сейчас гостит здесь, в Переделкино, с тем, чтобы я от него получил (или не получил) благословение стать священником.

Я отошел потрясенный. «Если я приеду»! Да я примчусь! А там пусть – как Бог даст!

После службы отец Владимир пригласил меня к себе в келью. Когда при разговоре он в какой-то связи упомянул имя отца Кирилла, у меня невольно вырвалось:

– Отец Кирилл? А мне как раз о нем сегодня сказал отец Агафангел на исповеди!

– Что сказал?

– Что отец Кирилл – прозорливый… старец из Лавры… гостит здесь…

– Да, это очень мудрый старец и очень добрый. Воевал и вот пришел к Богу…

– Это просто удивительно!

– Что удивительно?

– Отец Агафангел обещал меня с ним познакомить!

И я поведал отцу Владимиру свою мечту о священстве.

Отец Владимир чрезвычайно оживился. Он весь засветился, так моя мечта пришлась ему по душе. Он еще больше обрадовался, узнав, что мои дети достигли 18 лет.

– Так вы уже свободный человек! – воскликнул батюшка.

Расстались мы на том, что я приеду сюда в среду вечером, к 17 часам. На всенощную под Сретение. Служить будет сам старец отец Кирилл. И там я ему буду представлен.

Два дня прошли для меня в томительной нерешительности. Оказывается, именно на эту среду, 14 февраля, у нас было назначено заседание кафедры. Оно было запланировано давно, просто я забыл. Теперь же становилось совершенно нереально из «Лоси», через всю столицу, попасть в Переделкино к 17 часам. В лучшем случае, часам к 18, а то и 19-ти.

Во вторник вечером звоню моему знакомому предупредить отца Владимира: я сильно опоздаю.

А тревожные мысли одолевали меня.

Во-первых, я подвожу своих коллег по работе: намереваюсь без предупреждения уйти. Пусть даже не сейчас, а через год-два. Но они-то – ничего о моих планах не знают!!

Конечно, с одной стороны, «свято место пусто не будет». Но на первых-то порах они ой-ой-ой как запричитают – при моей теперешней-то нагрузке! А меня только это и будет мучить: как они расценят мой шаг, и что обо мне подумают.

А во-вторых, – отца Владимира. Вся душа моя буквально трепетала, едва я подумаю о неотвратимо надвигающемся на меня неминуемом позоре. Ну где, в какой там «Калужской епархии» я сейчас сгожусь, ни бум-бум еще в богослужении, и даже понятия не имея о таинственном мире, именуемом алтарной жизнью, до сих пор скрытом от меня Царскими вратами и иконостасом?!

В среду на кафедре утверждалась моя новая учебная программа по курсу «Теория управления». Над программой я работал целый год. Программу утвердили. Но чувство у меня было такое, будто я одержал Пиррову победу.

Из института я вернулся домой весь разбитый. А надо было, переодевшись, тотчас отправляться в Переделкино. И вот тут, уже стоя в дверях и готовый выходить, я остановился. Потому что отчетливо услышал не голос, а что-то вроде внушения: никуда не надо ехать, а идти в свой храм Адриана и Наталии на всенощную под Сретение.

Вернувшись после службы, узнаю: звонил мой знакомый, спрашивал меня. А чуть позже он и сам перезвонил:

– Где же ты пропал? Мы тебя ждали! Отец Кирилл тоже ждал тебя и благословил заочно. Ты слышишь? Благословение ты уже имеешь! Все в порядке. Но отец Владимир просит тебя приехать в субботу к 5 часам.

В субботу я приехал, когда служба уже началась. На меня напала вдруг страшная робость, прямо до озноба. Чувствовал, что сегодняшний вечер будет для меня судьбоносным.

Открылись Царские врата. У южной стены алтаря увидел со спины старца Кирилла. Догадался, что это он. Он молился. Потом увидел отца Владимира.

После помазания отец Владимир подошел и тихо сказал:

– Стойте, где стоите. Как освобожусь, я к вам выйду.

Лихорадочно в уме, точно вспышка, возникали слова, которые полагалось сказать старцу при встрече. «Это должно быть немногословно. И вместе с тем емко. Чтобы вместить все. Кратко и исчерпывающе. Скромно и с достоинством. Но что именно?..»

Неожиданно вышел отец Владимир и сказал:

– Пойдемте.

Видимо, угадав мое смятение, он помедлил и, наклонившись, тихо прибавил:

– Как войдете, сразу сделайте три поясных поклона.

Батюшка пошел впереди, а за ним я.

Старец Кирилл поднял на меня глаза.

– О, какой благообразный… представительный… – медленно проговорил он, приветливо улыбаясь. – Прямо протоиерей… нет, архимандрит!

Я подошел под благословение.

Отец Владимир стоял рядом с отцом Кириллом, чуть сзади, и тоже улыбался.

– Ну, что ж, – продолжил старец, – послужите. – И устало кивнул мне.

Наступило короткое общее молчание, которое нарушил отец Владимир:

– Ну, вот, – как бы подытожил он первый момент встречи, обратившись ко мне. – Отец Кирилл благословляет Вас. Без всякого разговора.

И замолчал. Похоже, он и сам был несколько обескуражен таким обстоятельством, что «без всякого разговора».

Но тут снова заговорил старец Кирилл и разрядил затянувшуюся неловкость. Он повел разговор о духовной литературе, которую мне надлежало уже в ближайшее время найти, раздобыть, изучить.

– Ох, есть один проповедник – архиепископ… он в Америке служил, – проговорил отец Кирилл. – Иоанн… – он умолк, припоминая фамилию… – Шаховский! – обрадовано воскликнул тут же и через плечо посмотрел на отца Владимира… – Ох, сильный проповедник! Очень сильный!

Впервые в жизни стоял я в алтаре храма. Так и не проронив ни слова. И, не вполне веря еще собственным ушам, слушал разговор двух батюшек, напрямую касавшийся моей будущей жизни. Мог ли я даже во сне когда-нибудь представить себе такое!

– Сан-Францисский – его псевдоним, вспомнил! – оживился снова отец Кирилл, поглядев на нас по очереди, и повторил задумчиво: – Очень сильные проповеди у него.

Отныне «моим храмом», по благословению отца Владимира, стал вот Преображенский храм в Переделкино.

Отец Владимир вручил мне новенький «Служебник» со словами:

– Изучите, обращая особое внимание на возгласы, которые подает священник на богослужении.

Этим Служебником я благоговейно пользуюсь по сей день. А тогда буквально «проглотил» его за два вечера – от корки до корки. И тяжелые предчувствия зашевелились в душе: будто плыву я в утлой лодочке по убыстряющемуся потоку, который, видно совсем близко уже, на горизонте, заканчивается страшным водопадом. А там – конец.

Вокруг меня велись приготовления. Это уже видно было даже невооруженным глазом. На всенощную к нам в алтарь часто приходил епископ Арсений (ныне митрополит), у которого, как и у Патриарха, в Переделкино находилась резиденция. Владыка Арсений был ласков со мной. Как-то у него с отцом Владимиром состоялась беседа. Разумеется, я не вслушивался. Но алтарь крошечный, и хотя разговор у них был летучий, с недомолвками, я догадывался: речь шла обо мне. Где-то на границе Московской области, по дороге в Калугу, в монастыре появилась вакансия священника.

Ужас охватил меня. Опыт церковной жизни даже не алтарника, а просто прихожанина, – почти нулевой! И вдруг я – священник!

Дождавшись, когда к концу всенощной, на первом часе, владыка Арсений уйдет, набравшись храбрости, я наклонился к отцу Владимиру, к самому уху:

– Батюшка! У меня огромная просьба: хочу как можно дольше быть здесь, в этом храме, с вами рядом – в любом качестве, как вы сочтете нужным!

Будто целая гора у меня спала с плеч. Отец Владимир молча выслушал, подождал и кивнул головой.

Долго я выходил из этого моего «нулевого опыта», почти пять лет. Но это – уже совсем другая тема. Главное – отец Кирилл. Он все видел. Никогда я ему не жаловался, и он никогда не жалел меня. Да и с какой стати? Всем трудно.

Но до чего ж удивительное это море – духовная жизнь! Все мы плывем, барахтаемся, хлебаем, как в настоящем водовороте, цепляемся друг за друга… Ведь все бывает в невидимом духовном мире. Однако есть и твердь таинственная. Она, то появляется будто ниоткуда, то погружается, и кажется, нет ее, и ты опять, как в пустоте, барахтаешься, пока чудесным образом вновь не ощутишь твердь. Твердью, как это мне открылось много лет спустя, когда служил уже священником в других московских храмах, была молитва отца Кирилла.

В бытность дьяконом, со многими «ушибами», «ожогами», «язвами», – вполне заслуженными! – иду однажды в сумерках по снежной тропинке, глядя под ноги. И вдруг, подняв взгляд, вдалеке между постройками вижу: тропинку торопливо пересекает фигурка монашеская, поклонилась в мою сторону поясно, засеменила дальше. И скрылась.

«Так это ж был отец Кирилл!» – дошло вдруг. Бегу, догоняю уже в притворе храма.

– Отец Кирилл, ведь это вы прошли только что…поклонились, а я прозевал…

– Ничего, – смеется он. Добро так смеется. – Мы все тут кривыми дорожками ходим.

Ком встал в горле. И уже не чувствуешь ни ушибов, ни ожогов, ни язв. Он все видит, оказывается. И врачует невидимо.

В конце января 1994 года у нас на Преображенском подворье появился новый священник – иеромонах Евграф. Очень славный священник.

– Вы знаете, – говорю ему, – у меня есть мечта. Только боюсь ее вслух высказать кому-нибудь. Засмеют.

В алтаре стоим перед всенощной.

– А что такое?

– Хочу храм построить.

– Ну, и что?

– Да как – «что»? Нищий дьякон – и вдруг храм. Курам на смех!

– А вы благословение возьмите. Не брали? Возьмите благословение!

И кивает на отца Кирилла, который стоит у жертвенника, погружен в молитву. Просфоры вынимает. Перед ним – гора просфор с записками.

– Что, прямо сейчас?

– Прямо сейчас!

Подхожу осторожно. Справа останавливаюсь. Жду, когда обратит внимание.

– Отец Кирилл, благословите храм построить.

Медленно поворачивает голову, смотрит:

– А кто строить будет? Люди есть?

– Бог пошлет.

– Гм. – Вынул просфору, другую. Снова поворачивается. – А деньги, на что строить, есть?

– Бог пошлет.

– Гм. – Вынул еще просфору. Помедлил и вдруг перед собой рукой с копием точно рассек пространство: – Ну, строй тогда!

– Ну, что? – участливо обратился отец Евграф, когда я, обогнув горнее место, вернулся к нему. – Благословил?

– Ой, я даже не понял. Вроде благословил… – И передаю разговор.

– Конечно, благословил! Поздравляю!

Теперь-то я уже и сам понимаю, что благословил. Иначе ведь и быть не могло. Чудо-то совершилось! Храм стоит. А всякое чудо разве может произойти само по себе?

Хотя до исполнения этого чуда должно было произойти еще очень много подготовительных ступеней-событий, чтобы они все согласно улеглись в основание нынешнего нашего храма.

До сих пор и, наверно, уже навсегда у меня перед глазами стоит вдалеке хрупкая фигурка монаха в зимней рясе, застывшая на снегу в поясном поклоне, а от нее волнами, набегая одна на другую, ввысь поднимаются, точно радуга, бесконечные золотые круги и растворяются в небе.

протоиерей Борис Куликовский,

настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы в Костино, г. Королёв

Источник: hramvkostino.ru