Господь и преподобный Сергий определили, чтобы он достиг такого мастерства

Архим. Матфея я узнал после поступления - он преподавал у нас в семинарии Новый Завет. Я пел у о. Зотика. Перед Великим постом устраивали совместные спевки хоров. С этого и началось наше общение с о. Матфеем. Он меня, можно сказать, высмотрел, и я начал петь у него во вторых тенорах. И так я был с ним в непосредственном общении с 1979 г. почти двадцать лет.

В 1985 г. я поступил в братию монастыря, был у о. Матфея канонархом. В Великий Четверг на службе Двенадцати Евангелий, когда регентовал о. Матфей, служба всегда проходила с большим подъемом. Он волновался за стихиры: некоторые из них поются с канонархом, некоторые – без канонарха. А еще антифоны, трио, Евангелия – ведь таких служб, как в Лавре, больше нигде нет! Но при этом он всегда был собран. Особенно он волновался на ночной службе в Великую Субботу, иногда просто переходил в атаку. Служба начинается в два часа ночи. Ребята приходят в сонном состоянии, их необходимо взбодрить, ведь надо спеть как следует! Он регентовал так, чтобы «завести» хор. Ему хотелось увеличить темп пения, поэтому и я должен был канонаршить динамичнее. Служба нас сближала, но все равно он был профессором, а я – учеником.

На спевках батюшка рассказывал назидательные истории про какого-то композитора или регента. Он был знаком со многими современными знаменитостями, и это производило большое впечатление. При этом спевки проводил оперативно и полезно. Он умел показать, как надо петь. Все ему были только благодарны за то, что их вовремя исправлял, никто не обижался.

К слову о стихирах: поражает то, как о. Матфей владел динамикой. Крещендо, диминуэндо, все эти маленькие музыкальные хитрости, – сколь точно, с каким вкусом он все это использовал! Сегодня мы слышим только остатки прежней роскоши, но даже в таком варианте тропари в его переложениях вспомнить приятно.

Фактически он ставил голоса всем певчим. И когда они теперь служат, приятно послушать и помолиться на этих службах. Он считал, что священник должен быть музыкально грамотным человеком. Когда священник молится, а голосовой подачи нет, то люди, стоящие в храме, службу воспринимают тяжело.

Он призывал к активному участию в службе. Повышение или понижение тона – это прежде всего тонус внутренний, пусть и связанный с музыкальными понятиями. Певец должен во всех отношениях держать себя: и живот, и спину, и внимание.

Конечно, мы осознавали, кто с нами находится. Отец Матфей – это эпоха. Это был не только музыкант, при всем уважении к другим регентам – он был неподражаем. Такие люди, как о. Матфей, не готовят себе преемников, это было бы тщеславием. Он воспитал очень много регентов, которые организовали хорошие хоры. Может быть, Господь ему внушал: воспитал одного – давай следующего учить. И это понятно – они же уходили на приходы!

Люди очень его любили, готовы были руки и ноги целовать за такое пение! У него был удивительный дар подбодрить человека. Подойдет, бывало, и подбодрит потихоньку. Даже когда о. Матфей тяжело болел, он все равно был на клиросе, подтягивал службу. Его затаскивали на коляске на клирос, и он оставался там до славословия на «Хвалитех».

Многие ребята не по форме, а по сути, по существу звали его отцом: «Батя, отец». Столько в этом было теплоты и любви... А в 1970-е гг. какой это был хор! Об этом можно судить по записям: к 600-летию Куликовской битвы, по акафисту Божией Матери с архим. Алексием (Кутеповым), ныне митрополитом.

Архим. Матфей был чрезвычайно остроумен, иногда ироничен. Шуткам его не было числа. Во время трапез он был просто душой компании. Мы слышали от него массу рассказов, воспоминаний. Со всеми уживался и общался хорошо, никаких конфликтов. В любой компании он говорил на разные темы. Причем умел всегда «вкусно» сказать. И все это, скрытое за внешней строгостью, в нем было очень гармонично – и шутки, и серьезность, и ответственность, и молитва.

Он не имел специального музыкального образования, но при этом поднялся выше многих знаменитостей. Чтобы этого достичь, надо прежде всего любить свое дело. Как насельник Лавры, он, конечно, молился. Пока мог, приходил к Преподобному. Он всегда говорил: «Лавры не оставляйте, как мне приятно, что я в Лавре!» Разумеется, без молитвы как этого достичь! Конечно, у него было и недюжинное музыкальное дарование. Так Господь и прп. Сергий определили ему, чтобы он достиг такого мастерства.

Он жил в келье надо мной, там была хорошая слышимость. Иногда просыпаюсь в два-три часа ночи, слышу фисгармонию. Прежде чем провести спевку, он изучал партитуру, писал ноты для хора и проигрывал все партии.

Батюшка ревностно относился ко всему: и к пению, и к духовной жизни. Он всегда ходил на исповедь к о. Кириллу: и на день ангела, и Великим постом. Когда исповедовался, всегда общую исповедь читал сам. Это было так приятно, похвально, когда заходишь на исповедь, духовник дает возглас, о. Матфей отвечает: «Аминь», и все молитвы читает, все грехи перечисляет. Как старший он первым шел исповедоваться, а за ним вся остальная братия. Знаете, это такое братское содружество, единение, ни с чем не сравнимое. Он всегда хотел быть именно монахом, ему нравилось в монастыре, он ничего другого не искал. Если бы он искал архиерейства, он давно бы стал архиереем.

Помню предпоследнюю службу на день его ангела. И последнюю, когда никто не знал, как он вообще сможет служить, его по двое водили под руки, помогали подняться по ступенькам. Он возглавлял полиелей. И сам был регентующим на этих службах: выглянет из алтаря, что-нибудь скажет, махнет. Конечно, была особая ответственность, но он не делал никому выговора и замечаний. После Литургии, когда он причащался, все шли в помещение под колокольней, поздравляли его.

Были и такие моменты, когда он плакал. От личной обиды – никогда. А вот в Великий Четверг или в Великую Субботу сидел и плакал, проникаясь духом служб, умилялся о Спасителе, Его Страданиях. «Пел и молился», как сказал владыка Алексий (Кутепов).

Беседа проведена 29 ноября 2014 г. на подворье Троице-Сергиевой Лавры