СЛОВО в неделю двадесятую

СЛОВО

В НЕДЕЛЮ ДВАДЕСЯТУЮ

       Юноше! тебе глаголю, востани (Лук. гл. 7, ст. 14). Не глаголи, Господи, востани: но воскресни. Ибо от мертвых воскресают, а от сна востают. Но Спаситель смерть почитает не смертию, а сном, так как Он и о другой умершей девице сказал: Не умре девица, но спит (Матф. гл. 9, ст. 24). И хотя другие непросвещенные смеялись тому, ведая, что она не спит, но умерла: однако он тоже утверждал, почитая смерть сном, а не смертию.

       И мы едва ли не пристанем к тем безумным посмеятелям. Ибо никак мы не поверим, чтоб смерть была сон, а не смерть. Сна мы желаем; а хотяб и не желали, но утрудившись и ослабев, приятно на ложе повергаемся, и в объятия его сладко кидаемся. А напротив смерти боимся и страшимся, и все способы употребляем, чтоб ее от себя отвратить и продолжить жизнь свою. Все врачи остались бы излишними, ежелиб мы смерть почитали не смертию, но сном.

       Разсуждение о таковом человека, в разсуждении смерти, расположении есть весьма примечательно и важно. Ибо оно, кажется, с нашими природными склонностями никак не сходно. Кто из человек не животолюбив? Кто пожелает из бытия прейти в небытие? Кто захочет лишиться всех благ жизни сея, и заключиться на веки во гробе, яко в темнице мрачной и гнилой без всякаго чувствия?

       Но как бы о смерти ни разсуждали мы, однако умереть необходимо нужно всякому; то лучше, кажется, и по природному разсуждению искать способов, как страх смерти уменьшить, а не умножить его, и приходящую смерть сретать с великодушным и бодрым духом, нежели с боязнию и страхом.

       Разсуждение о сем никто не может принять, кроме Христиан. Ибо кто не верит будущей жизни, и воскресению мертвых; всуе будешь о сем ему говорить, чтоб ты ни говорил. Кто почитает, что он смертию обращается в ничто, и не только ничего по смерти лучшаго не уповает, но и здешняго всего не возвратно лишается; тому не может смерть казаться, разве страшною и ужасною. Говори ему, что смерть есть не смерть, но сон, он примет то с посмеянием.

       Но нам Христианам таковое разсуждение не только есть вместительно, но и приятно. Ибо веруем мы воскресению мертвых, и чаем жизни будущаго века. Но и из Христиан суть некоторые, кои смерти боятся, и весьма не охотно ее сретают; то долг наш есть сию в некоторых Христианах слабость поправить, и сколько нибудь к принятию смерти их ободрить. Для сего мы слово свое разделим на две части. В первой покажем, что нас привязывает к жизни сей, и что бояться ее заставляет; во второй, почему смерть есть не смерть, а сон; и более желательна, нежели страшна.

       Привязывают нас к жизни сей здешняя благая. Конечно мы жизнь сию не очень бы любили, да и сами себя добровольноб лишили оной; ежелиб никаких Творец с нею благ не соединил. Почему не редко видим, что люди в крайней скудости, изнуряемые непрестанными и мучительными болезнями и дряхлостию, более умереть, нежели жить желают. И сие премудро устроено попечительным о нас промыслом Божиим, дабы мы свою жизнь берегли, и не толькоб лишать себя оной страшились, но и всякие способы употребляли бы, дабы свое здравие сохранить, и отвращать всякие случаи, жизнь нашу безвременно прекратить могущие.

       Сие устроено Творцем премудро и промыслительно. Но должны мы сообразоваться с таковою премудрою и промыслительною творческою волею, и в противность оной мысли свои и заботы не простирать. Ежелиб Творца воля была, чтоб всегда мы жили, и никогдаб не умирали, то и мы о жизни своей и о ея благах попечение никогдаб оставлять не должны: и ежелиб сверх чаяния нам возвещал кто о смерти, мыб должны были принять то с негодованием; и такую внезапную весть принять со страхом и ужасом. Но воля Творца нашего была и есть, чтоб жизнию сею мы пользовались краткое время. Седмьдесят, аще в силах осмьдесят лет; а далее жизнь обращается в тягость, в труд и болезнь: и наконец сии труды и болезни прекращает смерть.

       Когда такова есть воля и непременный устав премудраго и преблагаго Бога; то уже противен бы был сей воли и уставу тот, который бы пожелал жизни своей продолжиться без конца, и оную ожидал бы со страхом и трепетом, желая, чтоб она к нему никогда не приходила. Сие не только делает тебя противником воле Господней, но и почти лишенным разума представляет. Ибо безумно того желать, что никаким образом сбыться не может.

       Вопросишь ты, почему же Бог определил для нас столь краткую жизнь, и оную окончать смертию? Жизнь сию определил Господь не для того, чтоб мы только жили; а чтоб оную употребили на подвиг, дабы, подвизавшись добрым подвигом, заслужить награду, и яко доброму подвижнику увенчану быть венцем лучшия безсмертныя жизни. Почему на краткость жизни не только жаловаться, но и благодарить Промыслителя должно, что Он на подвиг наш определил не долгий, но краткий срок, и, щадя нашу слабость, чтоб от долговременнаго подвига мы не изнемогли и не уныли, жизнь нашу сократить благоволил. Кто из воинов, на службу и войну противу неприятеля назначенных, будет негодовать, что ему срок службы назначен весьма короткий? А напротив будет за то благодарить своего царя; а за долговременный срок будет роптать и негодовать. И ты воин вышняго Царя. Жизнь сию назначил Он тебе для подвига. Благодари за означенное для сего столь краткое время; да и тем более благодари, что за подвиг, в столь краткое время совершенный, но награждаемый столь щедро, не только жизнию, но и царствованием вечным, награждает несравненно более, нежели чего стоит подвиг наш. Недостойны, говорит Апостол, недостойны, то есть, ничего не стоят страдания нынешняго времени, противу славы, имеющей явитися нам (Рим. гл. 8, ст. 18).

       Но для чего же, паки вопросит кто, благая жизни сея устроил Бог столь для нас усладительными, чтоб мы никогда с ними разлучиться не желали? Как пожелать разстаться с верною женою, с любезными чады, с приятными друзьями? Как разстаться с возвышающими нас выше прочих чинами, как с богатством, с великолепными домами и садами и прочим таковым? И все сие оставив на веки, да на веки же заключиться во гробе, в могиле мрачной и согнивающей?

       На сие отвечать ты сам ненарочно помогаешь мне. Ты говоришь, чтоб все то на веки оставив, заключиться на веки во гробе, в могиле. Ежели подлинно так; то твоя скорбь была бы основательна, и не без причины ужасался бы ты смерти. Но кто тебя сему научил, что должен оставить ты благая жизни сея на веки, и преселиться в могилу на веки; кто тебя сему научил? Разве излишнее и противубожное к жизни сей, и к ея благам пристрастие? Бог тебе все то даровал на время: а ты сам собою почел, что оныя тебе даны навсегда, и чужое присвояешь себе. Ты почитаешь, что лишаяся сего, лишаешься всего, и ничего лучшаго не надеешься. Бог то все даровал тебе на время: и ты всем тем пользуйся на время. Срок назначенный всемогущим Творцем прошел: и ты все то должен оставить с покоем. Все было не твое, а Божие: Господь даде, Господь и взят. Твое есть только со благоговением воспевать: Буди имя Господне благословенно от ныне и до века (Иов. гл. 1, ст. 21).

       Но и на время разставаться с любимыми вещами есть тягостно и горестно. Правда: ежелиб ты подлинно с ними разставался, и лишалсяб их. Но ежелиб ты разставался с тысячами, а вместо того безсумненно надеялся бы получить милионы; то не мню я, чтоб ты разставался с тысячами с прискорбием. Все, что здесь оставляешь, возвращено тебе будет тысящекратно, и безсравненно более. Жена, скоро за тобою имеющая последовать, объимет тебя, сияющаго в красоте света присносущнаго; скоро и чад своих облобызаешь в восторге радости вечныя, и своея и их. Царем став, и царствуя с Богом, будешь ли ты жалеть о сих частях и достоинствах земных? Обладая всем, что ни есть драгоценнаго на небеси и на земли, будешь ли жалеть о сем малом и тленном богатстве мира сего? Что для сего нужно? Вера. Конечно вера. Ежели в том крепка душа твоя; то не будешь бояться приближающейся смерти, и приход ея почтешь преддверием, вводящим тя в чертоги небесные, в жизнь несравненно лучшую сея краткия и бедственныя жизни.

       Сие разсуждение уже некоторым образом объясняет и вторую часть нашего слова, то есть, почему смерть почитается сном, а не смертию. Почитается она сном; поелику обнадежил нас Бог Евангелием своим, что мы воскреснем от мертвых. Ежели будет время, и конечно оно будет, что наши согнившия тела из гробов востанут, и, соединившись с своими душами, предстанут в лучшей доброте и красоте; поелику возсияют, яко солнце, и впредь никакое тление уже не прикоснется им: то смерть уже не может почитаться смертию; поелику опочивание наше во гробе чрез некоторое время весьма похоже будет на приятный сон, и мы трубою Архангельскою пробудимся, яко от сна, бодры, крепки, радостны, и начнем день невечерний, некончаемый, изыдем охотно на дело свое. А дело наше будет, наслаждаться Богом, сею добротою неистощаваемою, сим источником истины, никогда неисчерпаемым. Сим блаженным соединением тесно сопряжемся мы с Богом, станем, яко обоженны, станем, яко боги, ибо узрим Его. Не в сени уже и в гадании; но лицем к лицу, узрим Его, якоже Сам Он в Себе есть (1 Кор. гл. 13, ст. 12), как точно обещает нам слово Его.

       Павловой о воскресении мертвых проповеди Философы в Афинах смеялись. Ежели Философы дерзнули смеяться премудрой премудраго Павла проповеди; то почему не можем мы смеяться их смеху безумному? Ничего тут нет смеха достойнаго: поелику нет ничего здравому разсудку противнаго. Положив, что Бог есть всемогущ; а сию истину, не знаю, кто бы оспорить посмел; положив, что Бог есть всемогущ, не остается ничего, чтоб Он сотворить не мог единою волею и мановением. Да и самое дело доказывает, что когда Бог мог все сотворить из ничего, то почему же не мог бы Он сотворенное Им, и еще существующее не возобновить?

       В сей здешней природе разсыпал Он везде тому ясные и убедительные примеры. Вся природа есть и тленна, и нетленна. Тленна сама по себе, ибо есть текущая и переменна: но и нетленна, поелику самою своею переменою непрестанно возраждается и возобновляется, и так пребывает, как бы она была непременна и вечна. Почто же един из всех тварей человек так бы был осужден, чтоб оставался без надежды возобновления своего, и чрез то бы был презрен и унижен паче всякой и последней твари?

       Сильны суть сии доказательства: но паче в том уверяет нас несумнительное слово Божие, и вера; вера, говорю, которая по Апостолу, есть уповаемых извещение, вещей обличение невидимых (Евр. гл. 11, ст. 1); то есть, вера о вещах уповаемых убедительное в совести делает уверение, и вещи невидимыя представляет пред очи, яко видимыя.

       Но чем же можно, спросит кто, думаю, из неверных Христиан, доказать, что слово Божие есть точно Божие слово? На сие отвещаем, что никто о каких либо истинах сведения иметь не может, ежели тому со вниманием и с прилежанием обучаться не будет. Сколько есть наук, коих неучившиеся не знают, да еще по незнанию и враками их почитают? Но они же, когда поучатся и поймут, тогда с радостию оныя истины приемлют, и сами себя за прежнее свое невежество осуждают.

       И ты убо, дабы увериться о истине Божия слова, иди во училище Христово; вникни со всяким вниманием в тайны Божии; приложи труд и прилежание, а паче непрестанною молитвою призывай Отца светов, да откроет тебе ум разумети Его писания: притом непременно потребно иметь чистую совесть, и безпристрастную жизнь со всяким смирением и покорением Богу. Ибо чистии сердцем, тии Бога узрят (Матф. гл. 5, ст. 8). Тогда-то возсияет в твоей душе оный свет, иже во тьме светится, и тьма его не объят (Иоан. гл. 1, ст. 5). Аминь.

       Говорено в Вифании 1805 года.