В день торжественный за предприятый великодушно и благополучно совершившийся в прехождении оспы подвиг, ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА и Его Императорскаго Высочества

СЛОВО

В день торжественный
за предприятый великодушно и благополучно
совершившийся в прехождении оспы подвиг,
ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА,
и Его Императорскаго Высочества.

Благослови, Россия, Господа,
венчающаго тя милостию
и щедротами, исполняющаго
во благих желание твое.

Псал. 102.

В сей благословенный час представ мы, слушатели! пред лице Бога всемогущаго, Бога о твари своей милостиво промышляющаго, имеем славный случай, взойти в размышление оказаннаго нам Божия благодеяния, в котором вся Россия, или, могу сказать, весь человеческий род сладчайшее приемлет участие. Всеавгустейшую России Монархиню, и любезнейшаго Сына Ея, увидели мы в здравии вожделенном и виде радостном; увидели же по благополучном окончании таковаго случая, который мог из нас колебать и самых великодушных, чтоб не лишиться сих дражайших для нас в свете Особ.

Какое слово может изъяснить оную радость, которою всех верных отечества сынов сердца ныне преисполнены? и чья мысль довольна понять твои, Боже, судьбы и в правосудном наказании, и в милостивом онаго пременении?

Поспешим, слушатели, благодетельствующему нам Богу принести жертвы благодарныя, и своими пред ним исповеданиями засвидетельствуем, что мы празднуем днесь торжество общаго избавления.

Монархиня предшествует нам в сем священном действии. Она обращая радостный взор свой, говорит нам словами писания святаго: пожрети Господу приидох; освятитеся и возвеселитеся днесь со мною.¹ Аки бы рекла: «сердце Мое чувствует величество благодеяний Божиих: Я подкреплена в час бедствия Моего всесильною Его рукою. Он приложил мне врачевство великодушия и просветил мысль Мою прозорливостию божественною. Он уврачевал тело Мое и успокоил дух Мой. Он и плод утробы Моея, плод сладчайший и единородный, зделал сообщником тояже благости Своея, и Моея радости, и для того вся кости Моя с веселием говорят: Господи, Господи, кто подобен Тебе?² за все сие Я хочу Ему жертву принести, возложив на жертвенник Его сердце Свое и сердце Сына Моего, и возжегши оное Моим к Нему благоговением и усердием. А вы, возлюбленное мое достояние, освятитеся и возвеселитеся днесь со Мною. Благодеяние Мое почитая собственным своим, соедините с Моим желания ваша. Последствуйте Мне».

Следуем, любезная Мать отечества, тем усерднее, чем больше Вам одолженными себя признаем. Но благоволи, всемилостивейшая Государыня, чтоб мы хотя несколько коснулись обстоятельств онаго случая, котораго щастливым произшествием имеют пользоваться все века будущия.

Известный род болезни, слушатели, столь отягощал человеческий род, что стенание его слышно было по всей вселенной. Сия, могу сказать, зараза нападала на всякий возраст, не щадела младенчества, осаждала юношество, да и самая старость не оставалась от нея в безопасности; гноила и безобразила тело, прекрасный дом безсмертныя души; тех, кои еще не изведали на себе печальнаго ея опыта, мучила ужасным чаянием; в других погашала самый свет жизни, да часто в то время, когда только человек вкушать жизни начинал. Ко избавлению от сего, инаго средства не находилось, кроме терпения, а в некоторых случаях и отчаяния. Врачи со всем своим искусством оставляли нас без помощи, и тем большему терпение наше подвергали искушению.

Когда вообразим мы прешедшее время, (ибо от нынешняго случая должно счислять новую эпоху:) тем больше мысль наша поражается, что человек столь опаснаго страдания своего сам, можно сказать, был причиною. Будучи одарен ясным светом разума, возженным от света несозданнаго, не всегда следовал его руководству, при котором мог бы он найти средства ко отвращению сего нещастия действительныя.

Подлинно, следуя разсуждению богословскому, не льзя иначе сию болезнь почесть, как наказанием Божиим. И мы потому справедливо с Давидом признаться должны пред Богом, вопия к нему: возсмердеша и согниша раны моя от лица безумия моего: отстави от мене раны твоя; от крепости бо руки твоея аз изчезаю.³ Ибо истинна сия есть неоспоримая, и достойна смиренномудрия нашего, что всех нещастий тела и души причиною есть не точное следование закону разума и правилу совести. И потому нет болезни, котораяб в начале своем не произошла от превращения закона естественнаго. Мы таковое признание в час сей должны открыть правосудию Божию; да всяка уста заградятся и повинен будет весь мир Богови.⁴

Но при всем том должны ли мы столько ослабеть от правосудной руки Божией, чтоб впрочем не прибегнуть к его милосердию? еда во веки отринет Господь и не приложит благоволити паки? или до конца милость свою отсечет? еда забудет ущедрити Бог, или удержит во гневе своем щедроты своя?⁵

Нет ничего, чтоб более сердце наше любовию к Богу привязывало, как-то, что Его правосудие всегда растворенно есть милосердием. Его раны нам исцеление приносят: да сие исцеление и благоволил он положить в том же самом вещей союзе, из котораго выводит для нас наказание. Во всех тварях видим мы многия тому примеры.

Когда по естественным причинам начнет свирепствовать ветр, и сокрушать древа и здания; или воскипит море и волнением своим кораблю будет грозить бедствием; или когда возгорится огнь и пламенем своим пожирать станет всякое вещество, тогда в том же самом союзе находятся и средства, которыя или собственною силою, или при помощи разума человеческаго оных вещей бедственныя для нас действия останавливают.

Сие же можно сказать и о всех болезнях, от коих одним терпением защищается человеческое естество, что промысл Божий не оставил против всех их в том же вещей союзе положить врачевства действительныя. Мы часто ногами топчем траву, могущую исцелить нас от той болезни, от которой умираем: и естьлиб природу всю пересмотреть могли, увиделиб, что где мы получаем вред, там и окружил нас Бог вещами цельбоносными.

Но что для сего надобно? Надобно благоразумие, внимание, великодушие, и всегдашнее тщание. Создатель естества хощет, чтоб разум наш был в непрерывном действии, и удовольствие наше тем бы было большее, что оно проистекало бы из внутренняго источника нашего. А без того когда мы страждем, то умножается наказание по мере нашего нерадения.

Ко утверждению сего, хотяб мы и не имели других доказательств, доволен всякаго и малопросвещеннаго уверить нынешний случай радостный. Некоторые люди, коих тщанию и просвещению справедливую честь отдать мы должны, возбужденные свирепостию и опасностию известной болезни и любовию к человечеству, начали размышлять, каким бы образом, ежели не совсем оную, так по крайней мере ея опасность истребить, и уменшить ея страдание. Споспешествовало им в том все естество, показывая многия тому в тварях примеры. До чего же не достигает разум и тщание человеческое при руководстве промысла Божия? Напоследок опыт оправдил их предприятие: да как? Таже самая болезнь делалась причиною собственнаго своего истребления: опасность ея совсем отнята; а страдание столь уменшено, что осталось токмо сожалительное воспоминание о тех, кои не имели щастия сим опытом предохранить жизнь свою.

Теперь что оставалось делать роду человеческому, как токмо, при благодарении Промыслу, пользоваться сим его благодеянием? Но еще не охотно соглашался человек, разстаться с тем игом, к которому привык; еще не малым тому было препятствием некоторых малодушие, других мысль не просвещенная прозорливостию. И так надобно было для сего одной Особы великодушной, Особы союз премудрости Божией довольно знающей.

Cии великия дарования давно свет cо удивлением примечает в великой Монархине всея России. Она размышляя о собственной своей безопасности, по елику та соединена с безопасностию всего отечества, не меньше принимала во уважение безопасность возлюбленнаго Сына Своего, вожделенной и единственной надежды нашей. Ибо он ближайшею к тому року был жертвою. Терзало сие Матернее Ея сердце, и было всегдашним облаком, которой смущал Ея о Нем радость.

Что же в таковых обстоятельствах предприемлет Великая ЕКАТЕРИНА? Она по известному Своему во всех случаях великодушию, и по известной к роду человеческому любви первая вступила в славный род подвига и сражения. В сем сражении с одной стороны видны были свирепость болезни, необходимость страдания, опасность жизни: с другой стороны Ея великодушие, прозорливость уверяющая о благополучном событии; желание, чтоб дать собою пример ко щастию всех народов, особливо же отечества своего; а притом Матернею особою доказать Сыну своему, что сие действие оставляет Его безопасным: ибо Она опасность взяла на опыт собственныя жизни Своея. О примера в веках не слыханнаго! Признаемся, всемилостивейшая Государыня! что когда коснулся ушес наших сей слух: содрогнулись в нас сердца наша, и егда некогда возчувствовал себя, обратились в сердечныя желания ко врачу душ и телес, чтоб милостиво благоволил нас обрадовать видеть благополучное и славное произшествие.

Что же? Какое было подвига сего окончание? Любящим Бога вся поспешествуют во благое. Естество уступило благоразумию: свирепость болезни побеждена великодушием: опасность опровержена прозорливостию мудрою: и дражайшия для нас паче всего Особы, по таковой победе, притекли ко олтарю Господню в виде радостном и здравии вожделенном.

Теперь взываю я к вам, все народы и племена! ибо дело нам с вами есть общее. Воздвигните вы очи свои на отечество наше, и слышите Его Обладательницу мир всем вам благовествующую. Успокойтеся уже от того страха, который вас или мучил чаянием, или крушил следствиями. Признайте источник благодеяния в высоком примере Монархини нашей, и оному следуя к собственному благополучию своему, составте с нами общее торжество, котораго шум простирался бы до небес.

А Ты, Боже, разполагаяй вся по своему изволению, ведаем, яко веселишися о делех своих. Сей спасительный способ всегда открыт был в сокровище священнаго тварей Твоих союза; но мы не внимательным на сие смотрели оком, и тем милостивое Твое наказание сами себе умножали. Ты бо Бог дивен в правосудии, и милостив в наказании: единою рукою к возбуждению покаяния точишь из очес наших слезы; другою их отираешь.

Что убо Ему, обрадованные слушатели, в благодарность принесем? Ведаем, яко Он благих наших не требует. Его бо есть земля и исполнение ея. Так посвятим ему воспаленное любовию сердце; обратим к нему все свои желания; горячими молитвами наполним храм сей, и торжественно пред ним обяжем себя, чтоб нам из нынешняго благодеяния его делать всегда доброе употребление к собственной же нашей пользе и к славе милосердия Его.

Но мы сего никогда исполнить не возможем, чтоб в тот же час не представить нам славнаго Твоего, Августейшая Самодержица! примера; чтоб в тот же час не возчувствовать, сколь много ВЕЛИЧЕСТВУ Твоему мы остаемся одолженными. Не довольно ли было для Твоея добродетели, чтоб для нашего благополучия всегдашними трудами изнурять здравие свое, и лишать себя сладкаго покоя? не довольно ли было сего для Твоея добродетели? Нет: Ты, Великая Героиня, по Своему великодушию, жертвовала уже нам и жизнию своею, и тем показала свету неслыханный пример, удивляться Твоей душе Божественной, и наш ублажать жребий.

Чем мы возможем сему соответствовать? мы уже по верности подданнической обещались пред Богом не щадеть жизни своея за сохранение дражайшия Твоея жизни и Высокаго Наследника Твоего. Теперь паки то-же обязательство на себя приемлем, но для того, что Ты, Монархиня, уже нашему благу жизнию Своею жертвовала.

Однако совсем тем охотно признаемся, что мы больше должны ВЕЛИЧЕСТВУ Твоему, нежели чтоб в силах были равно тому соответствовать. И для того прибегаем к Богу всемогущему, и молим Его усердно, да наградит Он Твою к нам любовь небесными своими дарованиями; да укрепит здравие Твое; да продолжит Твою жизнь, и да соберет в едино сердце Твое все те удовольствия, которыми всяк из подданных Твоих от сего случая наслаждаться будет.

Стремится же слово наше и к Тебе, пресветлейший Государь Наследник, славнаго Августейшия Родительницы Твоея подвига сообщник! мы в сей час то пред Тобою открыть должны, что доселе молчать принуждены были. Возрастал Ты к радости нашей; процветал дарованиями; показывал в себе ясные знаки достойные Всероссийскаго Наследника имеющаго управлять жребием нашим. Но сие все нас не веселило: когда воображали о известной болезни, не редко обыкшей погашать свет жизни нашей. Мы радуяся о Твоих дарованиях, вместе ужасались, чтоб сия надежда наша не превращена была в неутешное рыдание.

Но Бог к нам милостивый положил уже конец Твоему безпокойству и страху нашему. И кто возможет нашу о том изъяснить радость? Но кто же положит предел и удивлению нашему, что в сем опасности Твоея случае благоволила предшествовать Тебе дражайшая Родительница Твоя. Небесный Отец единороднаго Сына своего предал на смерть за избавление мира. Теперь видим, что Матерь жертвовала жизнию своею для Сына своего. Она в рождении Твоем сообщила Тебе свою жизнь: теперь паки Твоея опасности опыт восприяла на жизнь свою. Ни чего не осталось у Нея, чтоб Она не сообщила Тебе. Так имееши ли что, благоверный Государь! чем бы Ты не Ея к Тебе Матерней любви должен был?

Напиши сие на скрыжали сердца Твоего; и ни чему никогда оное изгладить не допусти. Увеселяй Матернее сердце подражанием Ея добродетели, и ко исполнению Ея удовольствия продолжай честный подвиг учения, тем охотнее, что уже теперь без всякаго смущения в радости духа потекут дни Твои.

Боже! приими жертву искреннейшую благодарности, которую Тебе Россия приносит. Приими милостиво, яко кадило благовонное и всесожжение тучное; чтоб мы всегда Тебе прославляли, Тебе венчающаго нас милостию и щедротами, исполняющаго во благих желание наше, Аминь.

Сказывано в присутствии ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА, и Его Императорскаго Высочества, в большой придворной церкви 1768 года, Ноября 22 дня.