В неделю первую Великаго поста

CЛОВО

В НЕДЕЛЮ ПЕРВУЮ ВЕЛИКАГО ПОСТА

Наступил Святый пост, великий Церкви праздник и торжество. Но вы можете удивиться, что я время поста праздником и торжеством называю. Ибо изнурение плоти и всяких телесных прихотей пресечение, называть радостным праздником, по правилам мира, странным покажется.

Мир праздником и торжеством почитает, когда везде видны гуляния, игры, пляски, зрелища, роскошные столы, великолепныя одеяния, изобильное ядение и упоение. А напротив, когда все то возбранено, и положена мера и ядению и питию, и никаких наружных нигде не видно увеселений, таковое время почитается временем скуки и уныния. Однако как бы мир ни разсуждал: но церковь Божия своих святых правил держится неизменно. Она слушает гласа Евангельскаго, который почитает блаженными не веселящихся и играющих; но плачущих, алчущих, жаждущих, гонимых правды ради (Матф. гл. 5, ст. 4, 6 и 10). А напротив в одних увеселениях жизнь препровождающим, горе, возвещает: горе, говорит, вам смеющимся ныне, яко восплачетеся (Лук. гл. 6, ст. 25).

Почему и желательно, чтоб время поста для Христианина было всегдашнее и непрерывное: как то и действительно время воздержания должно быть всегда чрез всю жизнь без всякой отмены. Ибо кому когда дозволено быть не воздержным?

Да разве между постом и воздержанием есть какое различие? В самой вещи нет. Ибо и существо поста состоит в воздержании. А только есть различие в степени. Всегда должны мы быть воздержны: но паче во время поста. Ибо требовать поста, сего отличнаго воздержания степени, во всегдашнее жизни нашей время, слабость наша не дозволяет.

Как сего требовать всегда, когда и сие краткое в году назначенное время едва ли кто по надлежащему исправляет? И сие тем горестнее, что и слабостию мы извиниться едва ли можем. Не нам токмо, но и вам известно, что предки наши все, не низкаго токмо состояния, но благовоспитанные и знаменитые, пост наблюдали со всякою исправностию. Мы может быть их превосходим наружным блистанием и ученостию; но едва ли благоговением и благонравием.

Но ныне, де, не так мы воспитываемся, как прежде было. Конечно не так! Ибо ежели бы подобным образом происходило воспитание, подобнаяб была и нравов доброта.

Но уже, де, того не льзя переменить. Льзя ли, или нет, я то оставляю, а только знаю, что слово Божие говорит: не сообразуйтеся веку сему (Рим. гл. 12, ст. 2). Ежелиб сего правила Божияго неизменно держаться, конечно все бы последывало к лучшему, не только для жизни вечной, но и для сей временной.

И так слабость наша неизвинительна: однако столь стесненно есть время, что мы уже и слабость извинить понуждаемся. Пусть бы хотя сие в согрешающих оставалося, чтоб они извинялися своею слабостию. Ибо сие доказывало бы, что они призная слабость, чувствуют свою неисправность, а по тому некоторым образом раскаяваются, и тем подают надежду к исправлению.

Но многие и сего не подают церкви утешения: а излишно высокоумствуя, и многую дая страстям волю, и слабостию извиниться не хотят. Ибо приметив они, что и церковный закон их осуждает, и добрые Христиане тем соблажняются, а не хотя признанием слабости некоторому подвергать себя постыждению, совсем пощение, яко не нуждное и излишнее, и по мнению их, суеверное, отвергают.

Пусть, отваживаются они говорить, пусть нужно воздержание: но почто делать разбор в пищи и питии, когда при всяком роде пищей можно хранить воздержание? Я с горестию таковые некоторых вольнодумцев вызывы понуждаюсь воспоминать. Ибо зло сие усиливается, и многих соблазняет и претыкает; и опасно, дабы оно быв пренебреженно, вреднейших не произвело следствий.

Мы теперь здесь в недрах матере своея. Откровенно, яко духовныя братия, сии неосновательные вызывы потщимся любовно опровергнуть, дабы немощных уврачевать; а здравых предохранить.

Нуждно, говорят, воздержание; но уставлять разбор в пищи, есть излишно. Благодарение Богу! что не отвергается воздержание. Ибо когда оно приемлется, то уже всякая сладострастная и к соблазну других служащая пища опровергается. Но желательно знать, в чем они поставляют воздержание: не в слове ли оно только состоит, а не в деле? Ибо истинное воздержание есть воздержание от страстей. О! сколь много оно в себе заключает! Ежели страсти в тебе святым воздержанием укрощены, не только тогда ты разбора пищей не отвергнешь, но и примешь с радостию: поелику будет оно сходственно с твоею воздержанием очищенною душею.

Да пусть бы в тебе страсти прочия и были укрощены, но высокоумие и свое мнение почитать паче всякаго свято учрежденнаго и свято хранимаго устава, есть страсть из страстей наибольшая. Святым тобою хвалимым воздержанием укроти и сию опасную страсть; и ты со мною согласишься; а я с тобою.

Впрочем ведай всяк таковый, что церковь Божия уважает единственно воздержание: а разбор пищей не почитает быть свойством для него существенным. Так почтож оный и уставлен? Для испытания твоего. Как! для какóва! дабы узнать, подлинно ли ты хранишь истинный пост, то есть, от страстей воздержание. Всяк знает, и ты признáешься, что несравненно труднее есть воздерживать страсти, нежели на время удержаться от некоторой известной пищи. Ежели ты от пищи воздерживаешься, и несколько прихоти своея плоти обуздываешь, с некоторым довольным вероятием, церковь заключает, что не даешь ты воли страстям своим. Ибо примечает быть страху Божию в душе твоей. Но ежели и от сего малаго удержать себя не можешь, как можно поверить, чтоб ты от труднейших и тяжчайших страстей воздерживаться мог? На малой ладийце поток преплыть боишься: а хвалишься, что и Окиан ты преплывешь безбоязненно.

Никто да не дерзает мыслить, аки бы церкве великие учители были столь мало просвещенны, что в едином разборе пищей всю святость поста положили. Никак! Брашно нас не поставит пред Богом (1 Кор. гл. 8, ст. 8). Ядение и неядение сами по себе суть вещи средственныя: то есть, ни прямо нас творят добродетельными, ни прямо порочными. Ядение с умеренностию и трезвостию и благодарением, есть знаком души воздержныя и благочестивыя. А неядение, и сладострастий в пищи отвержение, есть знаком души хотящия быть воздержною, и страсти укротить желающия. Так почто же и то не хранить, что не только означает твое от страстей воздержание, но к оному тебя и руководствует?

А одно неядение без воздержания от страстей, или и употребление одной уставленной пищи, но без всякой умеренности и с пресыщением, не только не есть воздержание, но и пост назваться не может. Всякая наружность без исправления внутренности душевной, есть или лицемерие, или суеверие. Однако, естьли кто воздерживается от запрещенной пищи, с каким бы то ни делал намерением, может похвален быть за то, что не подает другому соблазна. Сию похвалу приписывает ему Великий Павел: аще, говорит, брашно соблажняет брата моего, не имам мяса ясти во веки, да не соблажню брата моего (1 Кор. гл. 8, ст. 13). Сие разсуждение Апостольское надлежит объяснить пространнее; ибо оно весьма приличествует противу нынешняго вольнодумцев мудрования.

Приносимы были тогда мяса в жертву идолам. Некоторые из новообращенных Христиан по прежднему обыкновению приходили в храмы идольские, чтоб вместе с прочими язычниками ясть сии мясà идоложертвенныя. Не для того, аки бы они или жертвы приносили идолам, или бы сии мясà почитали освященными: нет! Они только ходили туда с приятелями, как на некоторую пирушку, и ели мясà, яко обыкновенную пищу. Павел разсуждения их не опорочил; но поступку не похвалил. Аще, говорит, кто видит тя, имуща разум, в требищи возлежаща, не совесть ли его немощна сущи, созиждется идоложертвенная ясти? и погибнет немощный брат в твоем разуме, его же ради Христос умре (1 Кор. гл. 8, ст. 10 и 11). А слов его сила есть сия: ты просвещен: ты благоразумно разсуждаешь, что нет ничего ясти таковое мясо: ибо ты его почитаешь не за священное, а за простую пищу. Но не во всех, де, разум: то есть, не все так могут разсуждать. Суть некоторые из твоих братий немощные умом, которые так разсуждать не могут; а видя, что ты муж благоразумный и просвещенный в капищи идольския входишь, и мяса идолам посвященныя вкушаешь; видя сие, они соблазнятся; то есть, или подумают, что ты в Христианской вере не тверд, или еще заключат, что идолы достойны таковых жертв приношения; и по тому тебя или отвращаться будут, или твоим примером побудятся идолов почитать по прежднему. И так сносно ли, чтоб брат твой, для коего Христос умер, или соблажнялся, или развратился, для того только, что ты просвещен и благоразумен? Нет! Любовь Христианская, и самый разум наш и просвещение велит только употреблять в пользу другим, а не во вред. Сие святое наставление Апостольское должен всегда памятовать каждый Христианин.

Мы все соединены между собой различными союзами и отношениями: но нет бóльшаго соединяющаго нас союза, как вера, и что мы единыя Церкви чада, и между собою духовныя братия. Сей союз священный да храним неразрывно; и тем веру прославим, и церковь утешим, и общество утвердим, и угодим Богу, общему всех Отцу нашему, чрез Иисуса Христа, Ему же да будет слава и честь, и благодарение во веки веков. Аминь.

Говорено в Чудове, 1795 года, Февраля 18 дня.