Какой бы мы умерших ни видели гроб, сродников ли, знаемых ли, или хотя чужих, трогаемся, на сие взирая, трогаемся до сожаления и слез. Что при сем случае ни вообразим: любовь ли сродников, дружбу ли знаемых, сердце наше, лишившись сладкаго сего удовольствия, не может не терзаться. Об общей ли подумаем человеческой судьбе, что человек подвергается конечному тлению и невозвратному; мысль таковая наполняет нас мраком и унынием. Приложим ли то еще и к самим себе; и более печалию и страхом душа наша возмущается.
Но се един сей гроб, на которой мы взираем с верою и любовию; един сей гроб есть источником не печали, но радости; не уныния, но веселия. Можем и должны мы, и на сей гроб взирая, терзаться печалию, да и печалию, какая токмо быть может большая. Но никак не можем и не должны оплакивать сего блаженнаго и безсмертнаго мертвеца. Он сам точно делать нам то воспрещает. Дщери, гворит, Иерусалимстии! не плачите о мне, но плачите о себе и о чадех ваших (Лук. гл. 23, ст. 28). Слезы проливаемыя об Нем уменьшают Его честь и славу. Слезы проливаемыя нами при сем случае о себе устрояют наше спасение.
Взойдем мы в сие важное содержание и разсмотрим тайны Христианскаго богословия.
Плакать мы должны при сем случае о себе. Но кто даст главе нашей воду и очам нашим источник слез, да восплачем достойно? (Иерем. гл. 9, ст. 1). Кто был причиною смерти сего великаго страдальца? Кто пригвоздил Его к кресту? Кто пробол копием ребро Его? Кто увенчал Его терновым венцем? Кто напоил Его оцтом и желчию? Кто напоследок, по истощенных всех ругательствах и мучениях умертвил, и вселил Его в сей гроб? Кто? страшусь и не доумеваю сказать.
Иакову принесли окровавленную сына его Иосифа ризу. Пораженный печалию старец никак не мог поверить, чтоб то учинили человеки; а кольми паче братия Его. Он сказал: лютые звери разтерзали моего Иосифа. Кто же нашего Иосифом проображеннаго растерзал Иисуса? Конечно лютые звери, а не человеки; или и человеки, но ничего человеческаго, кроме наружнаго вида не имеющие.
Однако какиеб они ни были; но человеки. Ах! Какой стыд естеству человеческому. Тот ли сие учинил человек, которой создан по образу Божию и по подобию? Тот ли сие учинил человек, коего в душе Зиждитель посеял все семена сожаления, сострадания, любви, тихости, кротости, нежности и сладкой чувствительности? Тот ли сие учинил человек, для коего Творец возжег солнце, звезды и месяц, излиял благотворный воздух, пролил моря и реки, отяготил землю цветами и плодами? Тот ли сие учинил человек, коего Бог Отец нарицает сыном своим первородным (Исх. гл. 4, ст. 22), и коего столь нежно любит и хранит, что даже чрез Пророка объявляет, яко трогаяй его, трогает тот зеницу моего ока (Захар. гл. 2, ст. 8)? Сей-то самый, толико Богом любимый, возвеличенный и облагодетельствованный человек, сей-то самый и учинил сие неслыханное злодеяние. Сие сам страдалец устами своего Пророка пред лицем неба и земли, с горестию исповедует: слыши небо и внуши земле! сыны родих и воспитах: тии же мене отвергошася (Исаии гл. 1, ст. 2).
Но пусть бы таковое злодейство могло учинено быть с человеком враждебным, для всех вредным и для всех пагубным. Но учинить сие с общим благодетелем, с благоразумнейшим для всех наставником, нежностию и любовию всякаго отца превосходящим другом, неповинностию и кротостию с агнцем; с таковою любезною особою так поступить, есть злодеяние неслыханное, и ежелиб оно не совершено было, превосходилоб и вероятие всякое. Однако оно к величайшему рода человеческаго посрамлению и нещастию совершено.
Теперь остается по крайней мере человеку, узнав свое таковое страшное заблуждение, утопать в слезах, терзаться всею утробою, и не находить ни меры, ни конца в своем терзании. Но вот и здесь стречаются новые случаи поразительные! Одни остаются ожесточенными, и сего злодеяния даже не признают. Другие не разумея таинства креста, взирают на оное с презрением. Мы сих оставим. Они суть вне ограды Христовы; и подлежат суду Вышнему, а не нашему. Мы обязаны для Христиан, обязаны всем, что только может их спасение или устроить или нарушить. Я должен предостеречь Христиан, которые могут подумать, или и сказать: какое нам участие с убийцами Иудеями? Мы с ужасом взираем на таковое их злодеяние; мы в Распятаго веруем и Ему покланяемся.
Вы в Распятаго веруете и покланяетеся Ему. О сем скажем мы после. Теперь изыскиваем мы виновников смерти Христовой. Иудеи были Его убийцы. Но Иудеи были человеки: того же с нами естества. Когда сотворили они таковое злодейство; поношение и посрамление должно пасть на весь род человеческий. Не зверь, не другая какая тварь, сие отцеубийство учинила; но человек. А мы носим сие имя, таковым беззаконием до крайности обезчещенное.
Иудеи распяли Христа. Но кто же побудил Его сойти с небес? Кто побудил его оставить все величество Божия славы и сойти на сию юдоль плачевную? Кто побудил Его сияние своего Божества сокрыть в рубище нашея плоти? Кто побудил Его, сущаго сияние славы, и образ ипостаси предвечнаго Отца, принять рабий зрак? Кто побудил Его во светлостях святых всегда блаженнаго, всем нуждам и бедностям себя подвергнуть, алкать, жаждать, наготствовать, и не иметь, где главы приклонить? Кто побудил Его принять наконец самую поносную смерть? Ибо волею принес Он себя на жертву. И Иудеи не могли бы того учинить, противу коих мог Он к защищению своему представить более дванадесяти легионов Ангелов. Кто же к сему крайнему снисхождению и истощанию побудил Его?
Вы скажете на сие: свойственная Ему благость и милосердие. Нет ничего истиннее. Но что побудило Его к таковому милосердию? Что? Ах! куды ни обращай, о человек грешник! куды ни обращай ты свои мысли, не найдешь ничего, чтобы Его к сему побудило, как только единственно грех твой. Ты грешник и во Адаме праотце своем, грешник же и в самом себе. Ты убо виновник и смерти Христовой и всего Его страдания. Какия слезы, какия рыдания, какия терзания могут довольны быть ко оплакиванию таковаго нещастия!
Но сколькоб мы ни плакали, сколькоб ни рыдали, ни малейшей бы пользы себе не приобрели; ежели бы: . А что? Грех наш сам собою никак не достоин, чтоб для него устроено было толикия премудрости и благости исполненное таинство. Грех есть зло, Богу противное; для нас пагубное. Сия великая и спасительная жертва закланна, не для того, чтоб греха жало изострить; но чтоб его притупить: не для того, чтоб его утвердить; но чтоб его истребить: не для того, чтоб его усилие укрепить; но чтоб оное ослабить и совсем уничтожить.
Здесь то надлежит нам вспомнить, что в начале слова сего сказали мы, что гроб сей есть источник не печали, но радости: не уныния, но веселия. Гроб, который обыкновенно поглощает в себе всех живущих, гроб сей учинился источником безсмертия нашего. Так обыкновенно поступает премудрость безконечная и нами непостижимая. Она для того попускает быть злу; понеже умеет и самое зло обращать в добро. Люди быв развратны, разныя предпринимают намерения и дела, которыя бы давно разстроили весь порядок естества, ежели бы точно одни их намерения исполнялися. Но Бог препинает премудрым в коварстве их (1 Кор. гл. 3, ст. 19). Ктоб мог подумать, чтоб из общаго всех человеков заблуждения и развращения, коего конец есть только одно разстройство и погибель, ктоб мог подумать, чтоб из сего Бог устроил, столь великое, столь премудрое, столь преблагое, столь чудесное искупления нашего таинство? Но устроил. Се видим, и удивляемся, и ужасаемся, и радуемся, и проповедуем, и прославляем, и как довольно возрадоваться, как достойно прославить, не знаем.
Поистинне, должно признать со Апостолом: идеже умножися грех, преизбыточествова благодать (Рим. гл. 5, ст. 20): где более грехов, там более надлежало ожидать гнева и казней; но вышло напротив: где было более грехов, там открылось более благости и милосердия. О глубина богатства и премудрости и разума Божия! яко не испытанны суды Его, и не изследованны путие Его: кто бо разуме ум Господень? Или кто советник Ему бысть? (Рим. гл. 11, ст. 33 и 34).
Так не есть ли, признайте вы сами, не есть ли гроб сей источник нашего безсмертия; а по тому радости и веселия духовнаго? Вы в распятаго веруете, и Ему покланяетеся. Вы не виновны с Иудеями смерти Христовой. Сие есть самая истинна. Были и вы таковы: но омыстеся, но освятистеся, но оправдистеся именем Господа нашего Иисуса Христа, и Духом Бога нашего (1 Кор. гл. 6, ст. 11).
Но при сем уже единаго условия требует от вас Апостол. Во гробе лежит сия великая и спасительная наша жертва. Сосуд Христов избранный нам напоминает, что мы спогреблися Ему крещением в смерть (Рим. гл. 6, ст. 4). Когда мы с ним вкупе погребены: то должны быть мертвы; мертвы не Богу, но греху. Пусть порок напрягается, пусть грех усиливается, пусть страсти всеми своими прелестьми нас привлекают к себе, пусть сам диавол вооружается: но что они нам сделают, когда мы для них мертвы; когда уже мы для них и погребены, да и погребены со Христом крещением в смерть? Яко же убо Христос воста от мертвых славою отчею; тако и мы во обновлении жизни ходити начнем (Рим. гл. 6, ст. 4). Аминь.
Говорено в Чудове 1793, Апреля 23 дня.
Стекло, несмотря на свою хрупкость, один из наиболее долговечных материалов. Археологи знают об этом как никто другой — ведь в процессе полевых работ им доводится доставать из земли немало стеклянных находок, которые, невзирая на свой почтенный возраст, полностью сохранили функциональность.
Разработка сайта - компания Омнивеб
© 2000-2024 Свято-Троицкая Сергиева Лавра