В день Сретения Господня

СЛОВО

В ДЕНЬ СРЕТЕНИЯ ГОСПОДНЯ

Поистинне слово Божие есть источник утешения неизчерпаемый. Кто из смертных не смущается, когда помыслит о кончине своей? Надобно когда нибудь, да и очень скоро с светом сим разлучиться, и оставить все; но еще, Бог ведает, какая кому по непостижимым судьбам воспоследует по смерти участь; блаженная или нещастливая. Такими мыслями смущающемуся человеку, где найти утешение и ободрение? В самом ли себе? Но в нас и совесть зазорна, и вера слабая. В других ли? Но давно сказано, яко суетно спасение человеческо. Так вот сам Бог сей столь нужный недостаток наш дополняет своим сильным утешением!

Слышали вы, что читано в нынешнем Евангелии? Представлен был во храм пред лице жертвенника отрок Иисус, своею Святою Материю, по уставу Законному. При сем случае сретили их две престарелыя особы, Симеон и Анна. Возрадовались они чрезмерно, сподобившись узреть чаяние языков и утеху Иизраилеву. Да и как им было не возрадоваться? Многи Пророки, многи Царие, как Евангелие говорит, крайне желали сие узреть, но не узрели; чего удостоились праведные Симеон и Анна. Восхищенные духовною радостию, многия они изрекли таинственныя Пророчества. Подробно теперь объяснять их, не достанет времени.

Мы возмемся за одно Симеоново слово, которое он при сем случае произнес: ныне отпущаеши, раба твоего с миром (Лук. гл. 2, ст. 29). Сие слово да будет основанием нашея беседы. Оно относится ко всем нам. Ибо напоминает о нашем исходе из сего света в вечность; чего никому миновать не возможно. Да он же представляет пример исхода с миром, то есть, спокойнаго, благонадежнаго, радостнаго; чего может ли что нибудь быть желательнее?

Симеон желал сего исхода: ибо узрев Его приближение, воспел помянутую радостную песнь. Но мы страшимся на одно Его напоминание; и по тому не весьма желаем, чтоб о том самим всегда помнить, или чтоб другой часто о том нам напоминал. Для чего же страшиться? Или не ведаем мы, что сей долг от Адама до сего дни для всех смертных есть неминуемый?

Ведаем, скажете вы; но для того-то и страшимся, что Он есть неминуемый. Правда, ежели бы сия судьба была неминуема; да притом неминуемым угрожала бы и нещастием; то подлинно была бы она страшна и ужасна. Но можем ли мы о ней так судить? Когда бы она была такова сама в себе, то была бы таковою для всех смертных без исключения? Но почто она же была вожделенна и радостна Симеону и Анне?

Конечно на сие вы скажете; не всяк таков, каковы были Симеон и Анна. Вот сие-то есть самая истинна: и сего-то я от вас и ожидал. Но для чего же и мы не таковы, каковы были оные праведники? Или были они из другова состава устроены? Или на другой земле жили? Или не среди мира и мирских сует пребывали? Или плоть имели совсем безстрастную? Или особенная с небес им пожалована была благодать, чтоб быть им святыми, хотели бы они, или не хотели? Или они стали праведниками без всяких своих трудов и подвигов? Или для них жизнь и смерть были что нибудь совсем другое, нежели что они для нас?

Ах, Христиане! Сии все вопросы должны нас привести в великое затруднение; и понеже мы на них основательно ответствовать не возможем; то они еще и более нас отяготят и постыдят.

Мы не таковы, каковы были Симеон и Анна. Для чего же не таковы? Какое на них было законное обязательство; то же самое и на нас. Какая с Божией стороны присутствовала при них благодать; та же самая и нам никогда не отреченна; но еще всюду за нами в след ходит. Каким слабостям и немощам мы подвержены; не были и они из того изключены. Какими суетами мира и соблазнами мы окружаемся: не были и они удалены от того. Так что же остается ко извинению нам, когда мы не таковы, каковы были Симеон и Анна? Дозвольте выговорить, что мы еще несколько, так сказать, ребячествуем, и посмеяние заслуживаем.

Живем мы не так, как помянутые праведники: однако смерти страшимся. О как таковые мысли запутаны и никакой связи не имеют! Ежели ты боишься смерти; так живи по примеру Симеона и Анны; и она для тебя не будет страшна. Ибо без толкования видеть можешь, что Симеону и Анне к вожделенной и радостной смерти путь приуготовляла их жизнь добродетельная. Ежели же не живешь по примеру их, то почто тщетно на смерть жаловаться, что она тебе страшна? Ты сам для себя ее страшною делаешь; и от самаго же тебя зависит сей страх совсем удалить. Живи, яко Симеон; и тогда ты последнее издыхание разтворишь сею радостною песнию: ныне отпущаеши раба твоего с миром.

Но Симеон и Анна, скажете вы, были уже весьма престарелы, и могла уже им жизнь и наскучить; а по тому и смерть показаться нестрашною. Весьма мало найдем мы для себя защиты в таковом извинении. Были они весьма престарелы; правда: но по тому-то и великой похвалы достойны, что столь долговременную жизнь препроводили безпорочно. А мы чем более живем, тем более грехов умножаем. Не признáемся ли по совести, что мы прожив и половину их века, большим грехов числом себя отяготили; а покаянием исправлять себя и грехи уменьшать еще и не начинали? Да разве Симеон и Анна в престарелых летах начали вести добродетельную жизнь; а младые лета препроводили в своевольстве и разврате? Но не слышали ли вы, что имянно об Анне Евангелие свидетельствует: и та вдова, яко лет осмдесят и четыре, яже не отхождаше от церкве, постом и молитвами служащи день и нощь (Лук. гл. 2, ст. 37). А из сего очень видно, что она с самых младых лет вступила в святый добродетели подвиг, и оный проходила неослабно до кончины своей.

Были они весьма престарелы; и по тому, де, уже им могла и наскучить жизнь сия. Правда, могла им наскучить сия жизнь; но совсем в ином смысле, нежели как она становится в старости скучною для нас.

Мы младые лета препровождаем во всяких увеселениях, в сладострастиях, в роскоши, и во угождении плоти: даже не стыдимся иногда и произносить сии постыдныя слова: когда же повеселиться, как не в таких летах? А чрез веселие сие не иное что означается, как едина роскошь и сладострастие. Наступит старость, дряхлость, болезни: да и весьма скоро, и прежде времени; поелику тело страстями истощенное скоро разслабевает. Пропадает ко всему охота, зрение и вкус тупеют; члены ни к какому действию не способны: страдательныя и долговременныя болезни мучат и терзают; дотоле, что уже подлинно таковый человек начинает скучать жизнию; но даже и смерти уже желает; не для того, чтоб смерть ему казалась быть желательна: никак; совсем не то: но сколь ему смерть ни кажется страшна; однако представляется, что болезни мучащия его еще страшнее, нежели самая смерть, которая от мучения болезней его освободить может.

Хотяб и надлежало ему страшиться смерти более, нежели всяких болезненных мучений: ежелиб он помышлял об оной смерти вечной, уставленной для грешников; и лучшеб всякия болезненныя мучения в жизни сей сносить с терпением, верою и надеждою на Бога; и чрез то избавиться смерти вечной. Но он препроводив всю жизнь во угождении телу, и чувствуя по том одни тела мучения, о душе мало и помышляет.

В таковом смысле престарелым Симеону и Анне жизнь сия никак не была скучною. При всех превратах мира дух их был спокоен. В жизни сей будучи, стояли они яко на брегу морском, безопасны от волнения и от бури; а только на других в житейском море обуреваемых взирали с состраданием; и не оставляли им при всяком случае подавать любовную руку помощи. Но притом, младыя лета препроводив в воздержании, и в честных упражнениях, и самое тело до глубочайшей старости сохранили в крепости и безболезненно. Ибо се видим, что Анна, быв более ста лет, еще ходила всегда в церковь, непрестано молилася, постилася: что означает крепость телеснаго ея состава в таких летах престарелых.

Но совсем тем, правда, могла им и наскучить сия жизнь; однако не в том смысле, как выше сказано; но что они несумнительно верили будущей вечной блаженной жизни. Они почитали жизнь сию путем, гостинницею; а себя гостями, прохожими, странствующими. И для того чем долее сей путь проходили; тем более желали дойти до пристанища. Чем более гостили; тем желательнее домой поспешали. Чем более странствовали; тем скорее воспламенялись желанием достигнуть наконец отечества. И так в сем смысле подлинно уже жизнию сею могли они и скучать, и могла она им казаться слишком протяженною: и сие-то заставило праведнаго Симеона, узрев приближение своего исхода, возрадоваться, и оную воспеть песнь: ныне отпущаеши раба твоего с миром.

То же прежде еще его на златых гуслях воспевал и Давид: Коль возлюбленна селения Твоя, Господи сил! Желает и скончевается душа моя во дворы Господни (Псал. 83, ст. 2, 3). И сие делали они не от старости: аки бы престарелость лет таковаго святаго их расположения была причиною. Та же мысль, та же вера, та же надежда, оживляли их чрез всю жизнь. То же они конечно бы воспели, ежелиб и в младых летах Бог позвал их к себе; да еще бы тем громогласнее воспели, чем бы скорее были позваны.

Должен бы еще я при сем вам объяснить, что с таковою бодростию и упованием Святые из света сего отходили, не столько по надежде на свои добрыя дела, сколь они ни святы были; но паче по надежде на ту великую жертву Христову, которая нам небеса отверзла, и спасение исходатайствовала. Ибо и Симеон сказав, что он отходит с миром, прибавил, яко видеста очи мои спасение Твое, яко узрел Христа Господня (Лук. гл. 2, ст. 30). Должно бы еще и сие объяснить. Но для теперешняго времени довольно будет, ежели все вышесказанное всегда памятуя, верою и благими делами жизнь сию так препровождать будете, чтоб вам смерть не казалась страшною; а всяк бы мог, при ея приближении, с праведным Симеоном сказать: ныне отпущаеши, Владыко! раба твоего с миром (Лук. гл. 2, ст. 29). Аминь.

Говорено в Троицкой Лавре, 1793 года.