3. В неделю первую великаго поста

СЛОВО

НА ПЕРВУЮ НЕДЕЛЮ ВЕЛИКАГО ПОСТА.

Наступило благословенное святаго воздержания время. Но в какое время не обязаны мы хранить воздержание? Сия добродетель всегда и все наши дела сопровождать долженствует. Горе нам, естьлиб мы в какоенибудь время невоздержны были. Сия добродетель зело есть пространна. Широка заповедь твоя, Боже! зело (Псал. 118, ст. 96). Она полагает меру и пределы всему. Не в мере только пищи и пития она состоит. Нет! она относится и к словам, и к мыслям, и к склонностям сердечным, и ко всем действиям человеческим. Все худо, когда выходит из своей меры. Всегда погрешим, как только дадим волю склонностям и стремлениям; а не удержим себя в пределах благоразумия, совести и закона. Где нет правила, там только есть своевольство; но где правило есть, там все должно к нему принаравливаться. В сем случае излишество ли или недостаток, все будет погрешность. Средина одна будет то, что действие наше зделает сходственным с правилом.

Сие правило есть воздержание. И хотя обыкновенно мы оное полагаем в пищи и питии; следовательно, кажется, относим оное только к телу: но, ежели по самой разсудить истине, относится оно наиболее, или справедливее сказать, относится единственно к благосостоянию душевному.

Апостол говорит: Брашно нас не поставит пред Богом: ниже бо, аще ямы, избыточествуем; ниже, аще не ямы, лишаемся (1 Кор. гл. 8, ст. 8): то есть, ядим ли мы, добродетельнее чрез то не становимся; не ядим ли мы, ничего чрез то, относительно к душевному спасению, не теряем. Сытость или глад делают тело или здравым, или оное ослабляют: но душа ничего чрез то ни приобретает, ни теряет. Естьли бы она была одно с телом, а потому смертна; то потребнаб была для нее пища и питие. Но когда она есть духовна, и безсмертна, то пища и питие не для нее уставлены. Она требует другой пищи, другова пития. Но о сей душевной пищи и питии, мы теперь не намерены говорить. Нам есть время и слово о пищи и питии телесных. Что, естьли я скажу, что и телесная пища и питие питают и напоевают душу? Так поистинне. Но в каком разуме, сие достойно нашего внимания.

Известно, что душа с телом, и тело с душею в жизни сей связаны. Действия душевныя производят перемену в теле: а действия телесныя производят перемену в душе, или к лучшему или к хуждшему. Пища и питие питают и напоевают прямо тело: но когда они приемлются с мерою и правилом, тогда не только тело бывает насыщенно и здраво; но и душа удобнее свои производит действия: яснее мыслит, основательнее разсуждает, безошибочнее избирает добро, и удаляется зла. Когда же напротив пища и питие приемлются без меры и без правила, тогда не только тело и здравие его разстроивается, но и душа находит великия к произведению действий своих препоны. Потемняется ея мысль, разсудок колеблется, в избирании добра заблуждает. Кто не знает, что тело отягощенное объядением и пиянством разным подвергается болезням, и разслаблениям; и прежде времени жизнь сия сокращается? Представьте же себе таковое состояние, каково оно есть для души. Когда тело объядением и пиянством отягощенно и разслабленно, может ли душа безпрепятственно свои производить действия? может ли она тогда о чем нибудь безошибочно мыслить, обстоятельно разсуждать, и склонность сердца к единой напрягать добродетели? Никак: все тогда разстройно: и тело и душа вкупе разслабленны. Человек тогда должен по обеим своим частям почитаться или мертвым, или подобным скоту несмысленному.

Так вот видим, что воздержание в пищи и питии хотя прямо принадлежит к телу; но для души еще оно нужнее и спасительнее. Ибо для тела чрез невоздержание теряется одно здравие и сия жизнь; а для души теряется спасение и блаженство вечное. А из сего видите, как должно разуметь помянутое Апостольское слово: брашно нас не поставит пред Богом. Подлинно так, естьли только разсуждать о естественном пищи и пития употреблении. Но ежели разсуждать о воздержании в пищи и питии, поелику оно мысли и склонности душевныя приводит в благоустройство, то уже можно сказать и то, что брашно нас поставит пред Богом; или удалит от него. Не пища и питие сами по себе, но воздержание в них поставит нас пред Богом; а невоздержание удалит от него. Храня воздержание, аще ямы, избыточествуем; то есть лучшими становимся: а чрез невоздержание лишаемся, то есть становимся хуждшими; не по телу токмо, но паче по душе.

И ежели по сему разсуждению сия добродетель есть для нас нужна во всякое время и во всяком возрасте лет наших: то почему же она кажется быть обиженною, что из всего почти года заключена в одних пределах сего святаго поста? Никто да не помыслит, что акибы во всякое другое время от хранения воздержания мы были уволены. Никак! Уставление сего известнаго для воздержания времени есть последствие наших слабостей и благоразумное оных врачевание. Всегдаб должны мы были хранить воздержание: но не храним, утопаем в сладострастиях; и когда о теле радим со излишеством, тем самым благосостояние его пренебрегаем. От сего умножились в нас и слабости телесныя и разстройства душевныя. Но, се не воздремлет ниже уснет Храняй Израиля (Псал. 120, ст. 4). Небесный премудрый и милостивый врачь зрит сие. Не хощет он никому погибнути. Отселе, возгремел он нам ныне Евангельским гласом, Отселе узрите небо отверзсто (Иоан. гл. 1, ст. 51). Отселе, от сего на врачевание ваше уставленнаго времени.

Слышали вы, что Богонасажденный сладостный рай был заключен, и Херувим с пламенным оружием к дверям его приставлен. Человек несчастливый его лишился: известно вам, что за невоздержание. Отселе, от сего благодатнаго времени, паки Узрите для вас небо отверзсто, и Ангелы Божии на вас сходящие и восходящие (Иоан. гл. 1, ст. 51): Сходящие для подаяния вам помощи: Восходящие для принесения вашея молитвы и пощения жертвы к престолу благодати. Се время благоприятно: се день спасения! (2 Кор. гл. 6. ст. 2).

Всегда мы должны беречь свое здравие: но по крайней мере тогда поспешать к лечению, когда какою опасною тело наше заразится болезнию. Всегда мы должны хранить воздержание: но по крайней мере сие благословенное время должны употребить в свою пользу, чтоб накопленные в годовое время болезни ныне уврачевать; и скольконибудь разстроенную душу привести в порядок. Ежели же и сие от врача премудраго и премилостиваго спасительное средство пренебрежем, то когда уже придем в чувство? И сколько уже наши слабости отчасу будут усиливаться; так, что на конец останутся они безнадежными ко излечению.

Вот благословная и спасительная причина ко установлению сего времени воздержания! Не требуют здравии врача, но болящии (Матф. гл. 9, ст. 12). Кто всегда воздержен, тот с радостию примет сие время, яко сходственное со всегдашним его душевным расположением: а болезнующий невоздержанием, да боится и да трепещет, да не како, взошед и в самую врачебницу, выйдет из оныя неисцелен. Аминь.

Говорено в Успенском соборе 1786 года, Марта 1 дня.