Справедливо кажется некоторыми сказано, что прежде смерти никто не есть блажен. Ибо в каком бы счастии кто ни препровождал свою жизнь; но еще не известно, чем и как она кончится. Превратности сея краткия и тленныя жизни бывают не годами токмо, но и днями и часами. Все плывет благополучно наш корабль; но в единый час иногда сокрушается и потопает. Так по сему, и почеловечески разсуждая, лучше желать, чтоб жизнь наша проходила в некоторых оскорблениях и печалях; но окончание ея было бы радостно и благополучно, нежели, чтоб она по многих счастиях и удовольствиях оканчивалась горестию и несчастием. Будущия злоключения, ежелиб мы их предвидеть могли, конечно не веселят нас, а оскорбляют и устрашают: но напротив прошедшыя злоключения, когда мы их терпеливно снесли и преодолели, и напоследок достигли чрез то покоя и радости, уже нас более не опечаляют; а вместо того приятно бывает и удовольственно прошедших бедствий воспоминание.
Таковое разсуждение есть справедливо и по естественному вещей порядку: кольми паче по основаниям веры. Ибо она учит, что мы родимся не для сей жизни, а для будущей. Сия же жизнь нам назначена вместо пути, по коему мы шествуя прямо, и со онаго не заблуждая, достигли бы истиннаго отечества на небеси. Так кто же бы был столь малоразсудителен, чтоб почел того блаженным, кто в сей жизни быв во всяких удовольствиях телесных, но лишился бы вечнаго в истинном своем отечестве покоя; а напротив того бы почел несчастливым, кто сию жизнь препроводив в подвигах и скорбях, но удостоился бы в будущем веке радости некончаемыя? Кто блаженнее? Оный ли богатый веселившийся каждый день светло, и пировавший; но напоследок во огне малой капли воды для утушения своего языка требующий: или тот нищий Лазарь, гладом и язвами изнуренный; но напоследок преселенный Ангелами в недро Авраамово, и радующийся вечно радостию неизглаголанною? И для того Апостол, сию утверждая истину, сказал: что ничего не стоят нынешния страдания, в сравнении славы, в каковой праведные явиться имеют (Рим. гл. 8, ст. 18).
Но сколько сие разсуждение ни есть истинно; однако я желаю доказать несколько противное тому: то есть, кто по смерти есть блажен, тот блажен есть и в жизни сей: а напротив, кто несчастлив после смерти, тот несчастлив есть и в сей жизни. Вы же своим вниманием ободрите мое предприятие.
Люди часто ошибаются, когда вещь какуюнибудь не так понимают, как она сама в себе есть. На пример, человек в горячке лежащий желает холодной воды, понимая, что она ему приятна и полезна: а надлежало бы ему ее для себя понимать противною и вредною. Из сего превратнаго понятия выходит, что человек так разсуждающий и поступающий умножает свою болезнь; а иногда и умирает. Люди весьма часто и много ошибаются, что человеческое счастие и несчастие совсем не так понимают, как понимать надлежало. Чтоб истинное и непогрешительное о счастии и несчастии человеческом иметь понятие, надобно всегда принимать в разсуждение два важныя обстоятельства: первое, чтоб не разсуждать по наружности, а по внутренности. Второе, чтоб взирать на продолжение и на окончание того счастия и несчастия.
И что надлежит до перваго, чтоб, то есть, разсуждать не по наружности, а по внутренности; для сего надобно знать, что наружность человека составляют тело и его удовольствия, или неудовольствия: а внутренность его составляют душа и ея удовольствия или неудовольствия. Ежелиб можно было ожидать, чтоб человек мог вместе иметь все удовольствия и телесныя и душевныя, то его блаженство было бы в самом наибольшем совершенстве. Но свойства и природа тела и души, и наше на земли состояние, никак сего вместить не могут. А напротив удовольствия телесныя причиняют нарушение удовольствиям душевным; и душевныя удовольствия всегда приобретаются с некоторым затруднением и оскорблением телесным. В самое на пример то время, когда ты захочеш тело удовольствовать негою и роскошию, душа отягощается невоздержанием, и праздностию разслабляется. Но когда же ты предприимеш душу удовольствовать воздержанием и труда упражнением, тогда надобно будет телу понести несколько тягости и оскорбления. А и то и другое согласить, чтоб, то есть, и душа и тело остались без нарушения своих удовольствий, никак не возможно. А потому и следует, что счастие телесное и душевное не токмо вместе быть не могут; но что при том они суть между собою и различны и противны.
Но пусть так! Однако еще остается затруднение, котораго из сих счастий более держаться надобно. Может быть телесное счастие заслуживает предпочтено быть счастию душевному; так как многие люди то и делают, почитая более счастие наружное, нежели внутреннее. Ибо первое есть и лестнее, и легче и готовее; а второе затруднительнее, тягостнее и отдаленнее. Почему люди и гоняются более за первым, нежели за вторым.
Но чтоб сие человеческое заблуждение обличить и испровергнуть, надобно взять в разсуждение другое нами помянутое обстоятельство; то есть, чтоб взирать и на продолжение и на окончание счастия и несчастия. Ежели которое счастие всегда есть постоянно, и никогда не переменяется во оскорбление и горесть: то счастие есть истинное. А напротив счастие непостоянное и переменяющееся в худой конец, есть не истинное, а только именем есть счастие; а самою вещию есть несчастие.
Сие нет нужды доказывать: вы сами то из опыта ведаете. Ты воздержен, ты благочестив, ты облагодетельствовал других: не льзя сказать, чтоб по сим добродетелям тебя ктолибо дерзнул почесть несчастливым: да льзя ли и то сказать, что ты когданибудь будеш сожалеть, что был добродетелен. Никак! На добродетельнаго лицемерно сие пасть может, а на истинно добродетельнаго никогда. Но напротив ты не воздержен, ты благочестия презритель, ты разоритель многих; не льзя сказать, чтоб по сим порокам можно было тебя почесть счастливым: да не льзя же и того сказать, что хотя бы ты в сих пороках и находил свое удовольствие, дабы после когданибудь сии пороки не поразили тебя сожалением, раскаянием и мучением. А потому и видно, что счастие внутреннее душевное есть истинное, яко постоянное и никогда не переменяющееся; а счастие наружное телесное есть обманчивое, яко непостоянное и переменное.
Так кто же прямо счастлив есть и в жизни сей? Конечно человек добродетельный и внутренним удовольствием душевным наслаждающийся; а не человек порочный, по наружности кажущийся славным и довольным; а по внутренности бедным и разстроенным. Счастие от добродетели происходящее приводит на конец и к блаженству вечному: а мнимое счастие телесное лишается онаго. Почему и есть справедливо, как выше сказали мы, что кто после смерти блажен, тот блажен есть и в жизни сей: а кто несчастлив по смерти, тот есть несчастлив и в сей жизни. Следовательно оное слово, что прежде смерти никто не есть блажен, хотя есть и справедливо; но только по мнению мирскому: а по самой истинне и по основанию веры, есть несправедливо. Но напротив по христианской высокой Философии кто по смерти блажен, тот блажен есть и в жизни сей.
Возмем мы в пример коголибо из святых: возмем великаго Павла. Что он ныне есть блажен, в том никто из христиан не сумнится. Но в жизни сей был он во всегдашних трудах, страданиях, бедствиях, и наконец от Нерона мучительно обезглавлен. А Нерон, что ныне поражен страшным судом правосудия Божия, также не только из христиан, но никто и из человек не сумнится. Но сей Нерон, чудовище человеческое, в жизни сей был в прохладах, и утопал в сладострастиях. Положив сих двух человеков в таковом состоянии одного противу другаго, кто будет столь или малосмыслен, или малосовестен, чтоб дерзнул сказать, что Нерон был счастлив, а Павел не счастлив? Как! Нерон проливал неповинную кровь потоками, был не человек, а зверь кровожаждущий, душу и тело отяготил и осрамил ужасными пороками; и со всем тем был счастлив? А Павел просвещал вселенную, и трудами своими и подвигами созидал блаженство человеческаго рода; однако со всем тем был несчастлив? Никак! сего никто не может сказать, разве нимало незнающий в чем истинное человеческое состоит счастие. Сего никто сказать не может, разве бы кто захотел позавидовать житию Неронову, а возненавидел бы житие Павлово. Никак! Павел блажен теперь на небеси, блажен он был и на земли. Нерон ныне вечно несчастлив; несчастлив он был и на земли.
Но воззрим мы и на празднуемаго днесь Святителя. Пример неудаленный, но очам предлежащий. Ублажаем мы его ныне все едиными усты, яко соединившагося с Богом совершенно, и сладостей райских наслаждающагося. Но я почитаю, что он был блажен и на земли: хотя не таковым блаженством, каковаго ныне удостоился; но покрайней мере был счастливее всех счастливых счастием мирским. Пусть он не имел, как другие, многаго богатства, многой чести, удовольствий роскоши, неги, и увеселений мирских; чего он не токмо не желал, но оное, яко суетное и презирал: но когда был благочестив, воздержен, трудолюбив, бодр, ревностен, незлобив, человеколюбив, отлучен от грешник, то совершенно был счастлив; и жительствуя еще на земли, был он уже выше небес.
Сего счастия и временнаго и вечнаго да удостоит и нас мздовоздаятель праведный, молитвами святителя Алексия, и здесь и тамо блаженнаго. Аминь.
Говорено в Чудове монастыре 1787 года, Февраля 13 дня.
Стекло, несмотря на свою хрупкость, один из наиболее долговечных материалов. Археологи знают об этом как никто другой — ведь в процессе полевых работ им доводится доставать из земли немало стеклянных находок, которые, невзирая на свой почтенный возраст, полностью сохранили функциональность.
Разработка сайта - компания Омнивеб
© 2000-2024 Свято-Троицкая Сергиева Лавра