Человек боится смерти. Сей страх обыкл разливать горесть по всем его сладостям, по всем его увеселениям. Сколько ни жить; а надобно умереть. Надобно проститься со всем тем, что ни есть любезно, что ни есть лестно, и напоследок смешавшись с прахом в вечное небытие погрузиться. Сей страх чем больше, тем сильнейшыя к разогнанию его потребны средства. Но мы иногда сии средства и видим, и похваляем, и весьма сильными почитаем: однако со всем тем очень не довольное производят они в душах наших действие.
Почто мы теперь собралися? Видите, не гробу ли предстоим
мы? Не почитаем ли того,
котораго уже в сей жизни нет, и только во гробе сем лежат одни блаженныя тела
его останки? Что все сие напоминает нам, не смерть ли? И ежелиб подлинно смерть
сама по себе страшна была, то почто же бы мы с радостию поспешали ко гробу?
Почто же бы столько ублажали счастливый жребий сего преставльшагося мужа? Можно
ли сие согласить, что мы и боимся смерти, и смертную кончину других ублажаем?
Ежелиб смерть сама по себе страшна была, то сей страх от сего гроба, яко проповедника
смерти, удалял бы нас. Но ежели сей гроб напротив нас к себе привлекает, и кончина
праведнаго сего кажется нам завидною, и всякаго празднования достойною: то почто
же бы уже смерть нам страшною казалася? Знаю я, что при сем случае делает нам
затруднение. Но известно оное присловие: Не бойся смерти; а бойся грехов.
Не смерть сама по себе страшна: а что же? изъясним мы то следующею беседою.
Смерть страшна не сама по себе; но может показаться
страшною по предъидущему и последующему: то есть, по оному, что прежде ее есть,
и что по ней последует. Жизнь сия нам приятна. И для чего
же бы ее не любить? Она есть дар Божий, и наилучший случай к подвигу добродетели;
а потому к награде и истинной славе. Но мы, ежели точно разобрать, и жизнь
сию не любим, и смерти боимся.
Любить жизнь сию можем мы или для нее самой, или
для некоторых с нею сопряженных околичностей. Любить жизнь сию для нее самой,
есть любить ее так, чтоб она была для нас средством ведущим к безсмертию: так
ее любить, чтоб с нею никогда не разстаться: то есть, чтоб только ее, яко временную
переменить на вечную. Таким образом любить жизнь сию, есть прямо ее любить для
нее самой: и такая любовь никак не допустит бояться смерти: ибо уже ее почти
и не будет: поелику в таком случае смерть и не будет смерть, но только преставление,
пременение, преложение и возвышение к лучшему. А любить жизнь сию для сопряженных
с нею околичностей, бывает тогда, когда мы любим страстно и безразсудно то,
что есть в жизни сей: когда без нужды умножаем богатства, и им ни границ, ни
употребления добраго не знаем: утопаем в сладострастиях, веселостях и гуляниях,
и единственно помышляем о угождении телу и чувствам: заражаем
себя излишним честолюбием, и другой славы, кроме пустова имени нашего шуму,
не понимаем.
Таким образом любить жизнь сию, не есть прямо любить
жизнь сию. Жизнь сию когда я прямо люблю, не должен то делать, что жизнь сию
и в жизни сей разстроивает, и оную скоро сокращает, да и на лучшую вечную жизнь
не приводит: а доставляет ей одну погибель. Ежели таким образом любить жизнь
сию; не льзя, чтоб смерть не показалася страшною. В таком случае конечно смерть
будет прямою смертию: ибо она действительно и навсегда лишает всего того, к
чему ты пристрастен был. Богатства останутся, и попадут в руки или безпутнаго
наследника, или еще в руки и врага твоего, все веселия и гуляния еще прежде
разрушения тела ослабнут и изчезнут. Чести и шум славы по ветру развеются; и
память или погибнет, или еще злословиями и проклятиями будет провождаема. И
так смерть по всему сему есть конечно смерть: поелику всего того тебя навсегда
лишает. Так как же не бояться столь наглаго и страшнаго нападения? Все то, в
чем ты поставлял свое счастие, все удовольствие, всю радость, все то у тебя
восхищенно;
и остался ты обнаженным, поверженным, в темный ров на веки зарытым.
Вот по сему то предъидущему смерть бывает страшна. Но сему не есть причиною смерть; а причиною сами мы: и сей страх не есть не минуемый: но зависит от нашего произволения, и от нашей осторожности. Не буди, противу разсуждения и совести, пристрастен ни к чему. За чем тебе итти далее границ Богом уставленных? Вся жизни сей благая ты сразмеривай с самою своею жизнию. Ежели жизнь сия имеет конец; то и всем желаниям своим положи пределы. Ежели жизнь сия должна перемениться на безсмертие; то и ты благая жизни сей так распоряжай и употребляй, чтоб они служили средством к безсмертию. Но когда ты к ним пристрастился со излишеством, и ни в чем другом блаженства для себя не поставляеш; то как тебе не бояться и не трепетать, когда только вообразишь смерть, сию наглую и внезапную всех твоих благ похитительницу.
Не бойся; а прославь провидение Божие. Оно может;
да оно уже и уставило, что сие самое, что тебя приводит в страх, может тебе
доставить спокойствие, радость
и счастие. А как? Благая жизни сея употребляй по разсуждению, совести и закону
Божию. Снискав имение законным и праведным образом, употребляй на пристойное
себя и семьи своей содержание; а остаток обрати на снабдение и благодетельство
ближняго и в пользу общую. Увеселение свое поставляй в исправлении должности,
во удовольствиях доставляемых другим, и в сладкой и полезной с истинными другами
беседе и обращении. Чести обрати на защищение неповинности и к устроению благоденствия
общаго. Таковым образом употребляя благая жизни сей, ты жизнь сию прямо любиш:
ибо ее делаеш путем, ведущим к лучшей жизни. По общему пределу Господню наступит
смерть: что она тебе зделает? Она нападает не на жизнь; но на пристрастия жизни.
Ты не был ни к чему пристрастен: почему нечего ей и лишить тебя. Ты получил
от Бога талант ко умножению его в пользу свою и других. Ты его умножил по воли
дому-Владыки своего. Пришло время, чтоб он тебя наградил и прославил за верное
врученнаго таланта устроение. Как тебе сей дражайшей и любезной минуты страшиться?
Благий
рабе и верный! вмале был еси верен, над многими тя поставлю: вниди в радость
Господа твоего (Матф. гл. 25, ст. 23).
И так не сама смерть страшна; но страшны пристрастия
наши к благим жизни сея, коих смерть нас лишает. И сие есть то, что смерти предшествует.
Но то, что после смерти следует, кажется, еще несравненно страшнее. Бог есть
праведен: И весть Господь путь праведных, и путь нечестивых погибнет (Псал.
1, ст. 6). Ярость и скорбь, гнев и теснота на всяку душу человека творящаго
злое (Рим. гл. 2, ст. 9). В каком же состоянии обрящемся, нам неизвестно.
Как неизвестно? Идут сии грешницы в муку вечную; праведницы же в живот
вечный (Матф. гл. 25, ст. 46). Сей страх сколько ни есть ужасен, но он также
не зависит от какоголибо необходимаго року; но от произволения нашего. Что сказали
мы выше о законном снискании и употреблении благ жизни сея; тоже самое служит
не только ко уменшению сего страха, но и к лучшей благой надежде. Держись разсуждения
здраваго: не прелщайся плотию и чувствами: храни совесть: иди по правилу закона
Господня. Вот
несумнительный путь ведущий тебя к блаженной жизни!
Грешник ты: преступник ты. В словах ли только сие твое признание состоит, или в самом деле? только ли ты признаеш себя грешником; но нимало жизни своей не исправляеш; или с признанием соединяеш и исправление. Ежели первое: бойся и страшись: близ бездны по стремнине ты ходиш. Ежели же второе; ободряй себя благою милосердия Божия надеждою. Долготерпелив Господь и милостив: приемлет покаяние, и любит исправление. Не откладывай покаяния до старости: ибо не ведаеш, когда Господь твой к тебе приидет; а паче не откладывай покаяния до смерти. Ибо до смерти жизнь свою в пороках и неисправлении проживший; а при самых дверях смерти кающийся, великое подает сумнение, не состоит ли его покаяние в одних словах; а не в самом деле, и не в сердце.
И так да боимся грехов, а не смерти. Вот смерть
праведника сего! Грешника нераскаяннаго смерть плача и рыдания достойна: а сего
Святителя кончина ему доставила блаженную жизнь и память вечную: а нам празднование
и торжество: да и торжество не токмо радостное, но и полезнейшее. Ибо
размышление о его смерти, научает, как нам сию жизнь препровождать, и страх
смертный силою своею разгоняет. Помолимся же Господу живота и смерти, да в мире
и покаянии окончать течение жизни сея сподобит нас, молитвами и предстательством
празднуемаго Святителя Божия, Аминь.
Говорено в Чудове монастыре 1786 года, Февраля 12 дня.
Стекло, несмотря на свою хрупкость, один из наиболее долговечных материалов. Археологи знают об этом как никто другой — ведь в процессе полевых работ им доводится доставать из земли немало стеклянных находок, которые, невзирая на свой почтенный возраст, полностью сохранили функциональность.
Разработка сайта - компания Омнивеб
© 2000-2025 Свято-Троицкая Сергиева Лавра