Человек боится смерти. Сей страх обыкл разливать горесть по всем его сладостям, по всем его увеселениям. Сколько ни жить; а надобно умереть. Надобно проститься со всем тем, что ни есть любезно, что ни есть лестно, и напоследок смешавшись с прахом в вечное небытие погрузиться. Сей страх чем больше, тем сильнейшыя к разогнанию его потребны средства. Но мы иногда сии средства и видим, и похваляем, и весьма сильными почитаем: однако со всем тем очень не довольное производят они в душах наших действие.
Почто мы теперь собралися? Видите, не гробу ли предстоим мы? Не почитаем ли того, котораго уже в сей жизни нет, и только во гробе сем лежат одни блаженныя тела его останки? Что все сие напоминает нам, не смерть ли? И ежелиб подлинно смерть сама по себе страшна была, то почто же бы мы с радостию поспешали ко гробу? Почто же бы столько ублажали счастливый жребий сего преставльшагося мужа? Можно ли сие согласить, что мы и боимся смерти, и смертную кончину других ублажаем? Ежелиб смерть сама по себе страшна была, то сей страх от сего гроба, яко проповедника смерти, удалял бы нас. Но ежели сей гроб напротив нас к себе привлекает, и кончина праведнаго сего кажется нам завидною, и всякаго празднования достойною: то почто же бы уже смерть нам страшною казалася? Знаю я, что при сем случае делает нам затруднение. Но известно оное присловие: Не бойся смерти; а бойся грехов. Не смерть сама по себе страшна: а что же? изъясним мы то следующею беседою.
Смерть страшна не сама по себе; но может показаться страшною по предъидущему и последующему: то есть, по оному, что прежде ее есть, и что по ней последует. Жизнь сия нам приятна. И для чего же бы ее не любить? Она есть дар Божий, и наилучший случай к подвигу добродетели; а потому к награде и истинной славе. Но мы, ежели точно разобрать, и жизнь сию не любим, и смерти боимся.
Любить жизнь сию можем мы или для нее самой, или для некоторых с нею сопряженных околичностей. Любить жизнь сию для нее самой, есть любить ее так, чтоб она была для нас средством ведущим к безсмертию: так ее любить, чтоб с нею никогда не разстаться: то есть, чтоб только ее, яко временную переменить на вечную. Таким образом любить жизнь сию, есть прямо ее любить для нее самой: и такая любовь никак не допустит бояться смерти: ибо уже ее почти и не будет: поелику в таком случае смерть и не будет смерть, но только преставление, пременение, преложение и возвышение к лучшему. А любить жизнь сию для сопряженных с нею околичностей, бывает тогда, когда мы любим страстно и безразсудно то, что есть в жизни сей: когда без нужды умножаем богатства, и им ни границ, ни употребления добраго не знаем: утопаем в сладострастиях, веселостях и гуляниях, и единственно помышляем о угождении телу и чувствам: заражаем себя излишним честолюбием, и другой славы, кроме пустова имени нашего шуму, не понимаем.
Таким образом любить жизнь сию, не есть прямо любить жизнь сию. Жизнь сию когда я прямо люблю, не должен то делать, что жизнь сию и в жизни сей разстроивает, и оную скоро сокращает, да и на лучшую вечную жизнь не приводит: а доставляет ей одну погибель. Ежели таким образом любить жизнь сию; не льзя, чтоб смерть не показалася страшною. В таком случае конечно смерть будет прямою смертию: ибо она действительно и навсегда лишает всего того, к чему ты пристрастен был. Богатства останутся, и попадут в руки или безпутнаго наследника, или еще в руки и врага твоего, все веселия и гуляния еще прежде разрушения тела ослабнут и изчезнут. Чести и шум славы по ветру развеются; и память или погибнет, или еще злословиями и проклятиями будет провождаема. И так смерть по всему сему есть конечно смерть: поелику всего того тебя навсегда лишает. Так как же не бояться столь наглаго и страшнаго нападения? Все то, в чем ты поставлял свое счастие, все удовольствие, всю радость, все то у тебя восхищенно; и остался ты обнаженным, поверженным, в темный ров на веки зарытым.
Вот по сему то предъидущему смерть бывает страшна. Но сему не есть причиною смерть; а причиною сами мы: и сей страх не есть не минуемый: но зависит от нашего произволения, и от нашей осторожности. Не буди, противу разсуждения и совести, пристрастен ни к чему. За чем тебе итти далее границ Богом уставленных? Вся жизни сей благая ты сразмеривай с самою своею жизнию. Ежели жизнь сия имеет конец; то и всем желаниям своим положи пределы. Ежели жизнь сия должна перемениться на безсмертие; то и ты благая жизни сей так распоряжай и употребляй, чтоб они служили средством к безсмертию. Но когда ты к ним пристрастился со излишеством, и ни в чем другом блаженства для себя не поставляеш; то как тебе не бояться и не трепетать, когда только вообразишь смерть, сию наглую и внезапную всех твоих благ похитительницу.
Не бойся; а прославь провидение Божие. Оно может; да оно уже и уставило, что сие самое, что тебя приводит в страх, может тебе доставить спокойствие, радость и счастие. А как? Благая жизни сея употребляй по разсуждению, совести и закону Божию. Снискав имение законным и праведным образом, употребляй на пристойное себя и семьи своей содержание; а остаток обрати на снабдение и благодетельство ближняго и в пользу общую. Увеселение свое поставляй в исправлении должности, во удовольствиях доставляемых другим, и в сладкой и полезной с истинными другами беседе и обращении. Чести обрати на защищение неповинности и к устроению благоденствия общаго. Таковым образом употребляя благая жизни сей, ты жизнь сию прямо любиш: ибо ее делаеш путем, ведущим к лучшей жизни. По общему пределу Господню наступит смерть: что она тебе зделает? Она нападает не на жизнь; но на пристрастия жизни. Ты не был ни к чему пристрастен: почему нечего ей и лишить тебя. Ты получил от Бога талант ко умножению его в пользу свою и других. Ты его умножил по воли дому-Владыки своего. Пришло время, чтоб он тебя наградил и прославил за верное врученнаго таланта устроение. Как тебе сей дражайшей и любезной минуты страшиться? Благий рабе и верный! вмале был еси верен, над многими тя поставлю: вниди в радость Господа твоего (Матф. гл. 25, ст. 23).
И так не сама смерть страшна; но страшны пристрастия наши к благим жизни сея, коих смерть нас лишает. И сие есть то, что смерти предшествует. Но то, что после смерти следует, кажется, еще несравненно страшнее. Бог есть праведен: И весть Господь путь праведных, и путь нечестивых погибнет (Псал. 1, ст. 6). Ярость и скорбь, гнев и теснота на всяку душу человека творящаго злое (Рим. гл. 2, ст. 9). В каком же состоянии обрящемся, нам неизвестно. Как неизвестно? Идут сии грешницы в муку вечную; праведницы же в живот вечный (Матф. гл. 25, ст. 46). Сей страх сколько ни есть ужасен, но он также не зависит от какоголибо необходимаго року; но от произволения нашего. Что сказали мы выше о законном снискании и употреблении благ жизни сея; тоже самое служит не только ко уменшению сего страха, но и к лучшей благой надежде. Держись разсуждения здраваго: не прелщайся плотию и чувствами: храни совесть: иди по правилу закона Господня. Вот несумнительный путь ведущий тебя к блаженной жизни!
Грешник ты: преступник ты. В словах ли только сие твое признание состоит, или в самом деле? только ли ты признаеш себя грешником; но нимало жизни своей не исправляеш; или с признанием соединяеш и исправление. Ежели первое: бойся и страшись: близ бездны по стремнине ты ходиш. Ежели же второе; ободряй себя благою милосердия Божия надеждою. Долготерпелив Господь и милостив: приемлет покаяние, и любит исправление. Не откладывай покаяния до старости: ибо не ведаеш, когда Господь твой к тебе приидет; а паче не откладывай покаяния до смерти. Ибо до смерти жизнь свою в пороках и неисправлении проживший; а при самых дверях смерти кающийся, великое подает сумнение, не состоит ли его покаяние в одних словах; а не в самом деле, и не в сердце.
И так да боимся грехов, а не смерти. Вот смерть праведника сего! Грешника нераскаяннаго смерть плача и рыдания достойна: а сего Святителя кончина ему доставила блаженную жизнь и память вечную: а нам празднование и торжество: да и торжество не токмо радостное, но и полезнейшее. Ибо размышление о его смерти, научает, как нам сию жизнь препровождать, и страх смертный силою своею разгоняет. Помолимся же Господу живота и смерти, да в мире и покаянии окончать течение жизни сея сподобит нас, молитвами и предстательством празднуемаго Святителя Божия, Аминь.
Говорено в Чудове монастыре 1786 года, Февраля 12 дня.
Стекло, несмотря на свою хрупкость, один из наиболее долговечных материалов. Археологи знают об этом как никто другой — ведь в процессе полевых работ им доводится доставать из земли немало стеклянных находок, которые, невзирая на свой почтенный возраст, полностью сохранили функциональность.
Разработка сайта - компания Омнивеб
© 2000-2024 Свято-Троицкая Сергиева Лавра