Слово на день Сретения Господня

XVI. СЛОВО

НА ДЕНЬ СРЕТЕНИЯ ГОСПОДНЯ.

Взяв на руки свои старец Симеон предвечнаго Младенца, кажется в радостном восторге возопил: Ныне отпущаеши, Владыко! раба Твоего с миром (Лук. гл. 2, ст. 29). Таковое Симеоново восклицание содержит в себе некоторое недоумение. Видимо из Евангелия, что Симеон по вере своей во оном держимом им на руках младенце созерцал Самого Бога воплотившагося. Обещано Божиим извещением, чтоб ему не умереть, доколе, не увидит Христа Господня. Жил он в сем чаянии, и оным иногда утешался; но и смущался иногда, что дожив до крайней престарелости чаяние его оставалось без исполнения. Напоследок вера его твердая удостоилась сего щастия, что он уже увидел чаемаго Господа, да еще сподобился и на руках своих носить Младенца, в Коем обитало все Божество телесне.

Чтоже при сем святый старец делает, что говорит: ныне отпущаеши раба Твоего с миром: тоесть, теперь время мне умирать. Как! что ты говоришь зрелый летами и святостию муж! увидел ты Бога; и для того почитаешь, что время тебе умирать. Естьли подлинно видение сие было яко назначенным временем твоея смерти, то нам кажется, что и не было для тебя утешительно таковое чаяние. Увидел ты Бога; и для того приуготовляешься к смерти. Но мы почитаем, что видением Бога не смерть, но жизнь приобретается. Увидел ты Бога: и потому моглиб мы тебя приветствовать, что ты из сего источника жизни почерпнул безсмертие: чрез то ты получил право никогда не умирать. Однако при всем том блаженный старец вопиет: ныне отпущаеши раба Твоего с миром; тоесть, я теперь с радостию умираю. Решим мы сие недоумение; и покажем, что и Симеоново восклицание и желание было основательно, и мы почитая, что в видении Божии не смерть, а жизнь состоит, также не погрешаем.

Возжелал иногда Моисей, чтоб увидеть Бога: но на то ему Божественный глас изрек: не бо узрит человек лице Мое и жив будет (Исх. гл. 33, ст. 20): тоесть, не возможно человеку увидеть лице Мое и живу быть; или иначе сказать, что не льзя человеку видеть лице Божие в жизни сей. Почто так? Понеже Бог есть дух невещественный: котораго существо зрению очес телесных не подлежит. А как мы будучи в теле ничего не понимаем, чего прежде не ощутим или зрением, или другим каким чувством телесным, то потому существа Божия, яко духовнаго, и чувствам телесным не подлежащаго видеть не можем. А естьлиб Бог соблаговолил, Ему известным, но нам неизвестным образом открыть нам славу лица Своего в жизни сей, то не моглаб сего вместить тленность нашего существа: но как полное сияние солнечное помрачает или и совсем ослепляет больныя глаза; так открытием славы Божественныя чувства наши помрачилися бы, или и совсем союз их с душею был бы прерван и уничтожен. Не бо узрит человек лице Мое и жив будет.

Так совсем ли никаким образом в жизни сей Бога видеть мы не можем? Никак! Моисей видел Бога и нарицается Боговидцем. Да слово Божие и повелевает нам стремиться к зрению Бога: вкусите и видите, яко благ Господь. А притом мы Христиане почтены наименованием Израиля: а Израиль значит: ум зрящий Бога.

И так чтоб согласить нам сии два предложения, что в жизни сей и можно видеть Бога, и не можно, надобно знать, что зрение Божие, одно есть в жизни сей: другое в будущей. Одно в теле сем; другое, когда разрешимся мы от союза телеснаго. Прежде скажем о первом; а потом о втором.

Зрение Божие в жизни сей бывает умом и мыслию души нашея; а не очами телесными. Ты признаешь, что есть Бог. Но не льзя узнать, что Он есть, разве когда ты Его отличаешь мыслию своею от всех тварей видимых и невидимых. Взираешь ты на солнце, на звезды, на небо, и что есть на небеси, на воздух, на землю, на воды, и на все, что в них ни содержится: и не видишь, чтоб все то, или какая онаго часть, был Бог: ибо сам в мысли своей разсуждаешь, что все то есть переменяемо, тленно, смертно: а Бог по воображению твоему быть не может, разве непременяемым, нетленным и безсмертным. Притом не видишь, чтоб все в свете вещи были одарены такою премудростию, дабы они могли ею себя или произвести или управлять; кольми паче, чтоб произвести и управлять весь мир. Но Бог по твоему справедливому воображению не может быть, разве одарен таковою премудростию, котораяб довольна была произвести и управлять весь мир; а Он бы Сам не был произведен или управляем ни от кого: ибо естьлиб Он был произведен или управляем от кого нибудь другаго, то уже оное существо, кое Его произвелобы и управляло, было бы Его выше, могущественнее, и премудрее. Таковым образом разсуждая ты, заключаешь, что Бог есть такое существо, которое непременяемо никогда, нетленно, безсмертно, премудрое и премудростию Своею все создавшее и управляющее; Само от Себя есть, и ни от кого не созданное и не управляемое. Таковое твое разсуждение есть основательное; и ты отличая Бога от всех тварей, познаешь Его: а когда ты познаешь какую вещь мыслию своею; таковое познание не иначе почитается, что как бы ты взирал на ту вещь мысленными очами своими.

Сказал я, что в жизни сей очами телесными Бога видеть мы не можем: однако ими видеть мы можем следы Его: ибо видеть ими можем дела Его. Важно есть оное Апостольское слово: невидимая Божия от создания мира творенми помышляема видима суть; и присносущная сила Его и Божество, во еже быти нам безответным (Рим. гл. 1, ст. 20). Тоесть, хотя присносущная Божия сила и Его существо Сами чрез Себя суть невидимы; но когда мы видим твари и размышляем об них, от кого они созданы, кем управляются, то тем самим усматриваем в них Бога, премудро их произведшаго и их управляющаго; так, что естьлиб человек при всем том не узнавал истиннаго Бога, то никак извинен быть не может; безответен есть.

Ты взираешь на твари, и видишь, сколь премудро они созданы: какой удивительной порядок в их действиях и течениях; какое прекрасное устройство: какой сладчайший между ими союз: как одна вещь служит к пользе другой: и как все принаравливается к пользе каждой вещи: все удивительно, все постоянно, все прекрасно, все нужно и полезно; все премудро. На все сие взирая ты очами не мысленными токмо, но и самыми телесными, и все то осязая руками своими, не усматриваешь ли премудрости Божия, благости и всемогущества Его: а потому и Его Самого. Справедливо убо, и зело справедливо пишет Соломон: суетни вси человецы естественне, в них же обретается неведение о Бозе; и от видимых благ не возмогоша уразумети Сущаго, ни делом внемлюще познаша Художника (Прем. гл. 13, ст. 1): от величества бо красоты созданий соравнительно рододелатель их познавается. И таковым то образом мы в жизни сей Бога познаваем. А познавая, мысленно видим Его.

А из сего само собою следует, что для таковаго познания и видения потребна мысль ясная и просвещенная. Чем яснее и просвещеннее мысль, тем познание и видение Бога есть совершеннее. Просвещается же мысль учением. Но ах! премудрость Божия осудила мудрость мира сего: обуи бо Бог премудрость мира сего (1 Кор. гл. 1, ст. 20). Премного есть в ней недостатков, нелепостей, умствований неосновательных и безумных, то надлежит искать, кроме учений, другаго источника к просвещению мысли. А вот оный и открывает нам Евангелие: блажени чистии сердцем: яко тии Бога узрят (Матф. гл. 5, ст. 9). Сердце непорочное, добродетельное прямо мысль нашу просвещает. Ибо, по свидетельству писания, в злочестивую душу дух премудрости не входит (Прем. гл. 1, ст. 4).

Страсти суть наигустейший мрак, коим мысленное наше зрение помрачается. Больным глазам часто и белое кажется черным, и черное белым. Так и страсти столь превращают разсуждение, что и доброе представляется быть злым, и злое добрым. Очи имут и не видят; суть яко идолы одушевленные. Непорочность же душевная не для сего токмо потребна, чтоб мысль была просвещеннее к познанию и видению Бога; но и для того, чтоб познав и увидев Бога, чувствовать в сердце удовольствие, радость, мир и тишину. Ибо и беси познают, что есть Бог: но познают, да и трепещут: не ощущают они в себе от того ни спокойствия, ни радости; а только один страх и трепет: ибо они суть развращенны и злобны. Мыслию своею ты созерцай Бога: а имея сердце непорочное, почувствуешь в себе кипящий источник неизглаголанныя радости, находя в Боге, своего покровителя, помощника и отца.

Но как при всем том человек в мире сем ежечасным слабостям подвержен: ежечасно чувствами прельщается, и совосхищается страстьми и пороками; то потому как ни мысль его не может быть совершенно просвещенна, ни сердце его не может быть совсем безгрешно, то и видение Бога в мире сем и в плоти сей не может быть совершенно. Зрел здесь Моисей, но не Самого Бога; а токмо задняя Его, тоесть следы одни Его. Зрим мы здесь Бога, но по Апостольскому словеси, яко в зерцале и в гаданиях (1 Кор. гл. 13, ст. 12); тоесть, как зрим в зеркале человека, и похожо на одни догадки. А потому и предоставлено по благости Божией, чтоб человек добродетельный совершенно Бога видел в жизни будущей; когда чувств прелести упразднятся, когда плоть противиться духу перестанет, когда жало греховное притупится, когда последний враг испразднится смерть: тогда-то, тогда совершенное и ясное Боговидение возсияет в мыслях и сердцах наших.

Сего-то видения желали вси святии. Давид в восторге восклицал: когда, когда прииду, и явлюся лицу Божию! (Псал. 41, ст. 3). Павел плакал, что долго союзы телесные держат его в темнице сей: окаянен аз человек! кто мя избавит от тела смерти сея (Рим. гл. 7, ст. 24). Сего то видения желал и ныне воспоминаемый Симеон. Ибо хотя он и видел Бога, но под смертным покрывалом его плоти, и потому, яко в зерцале и в гадании: желал он небеснаго видения; и для того радостно воспел: ныне отпущаеши Владыко раба Твоего с миром. Сподобился я видения Твоего, но не совершеннаго; теперь поспешаю к совершенному видению Твоему.

А из сего приметьте, что хотя видение Бога в жизни сей есть и не совершенное; но оно руководствует к зрению совершенному небесному. А не имевый здесь сея благодати, чтоб познавать и мысленно видеть Бога, лишится и там совершеннаго зрения славы Божия. Чего да не случится кому либо из нас, но да сподобимся блаженнаго жребия с праведным Симеоном благодатию и человеколюбием Бога нашего. Аминь.

Говорено в Чудове монастыре 1785 года

Февраля 2 дня.