XXXI. Слово в день Преподобнаго Сергия

СЛОВО

Поспешает томимый жаждою на источники водныя. А благочестием горящая душа поспешает ко источникам Израилевым. Ищет духовную жажду свою утолить или в размышлении о Боге и делах Его, или в слышании слова животнаго, или в зрении тех священных следов, по коим шествовали мужи в Бозе жившие, в Бозе опочившие, и с Богом ныне ублажаемые.

Почто вы, с сладостию вопрошаю вас, почто вы собралися в место святое сие? Что побудило вас, оставить домы свои и житейския попечения, и прибегнуть под сию сень священную? Нет здесь зрелищ, коими мир обык увеселять очи рачителей своих: нет на духовной трапезе сей пирований, коими услаждается гортань и отягощается чрево: нет здесь богатств и корыстей, коими столь сильно привлекается жадность человеческая.

Но почто я вас о сем вопрошаю? Ибо проницаю и вижу внутреннее душ ваших расположение. Любовь к Богу была побуждением вашим: почтение к заслугам угодника Его есть то, что вас привело к сей его раке священной. О удивительное и странное вещей положение! на мирских зрелищах смехи и хохотания увеселяют зрителей: здесь слезы и плачь сладчайшее благочестивой душе приносят удовольствие. Блажени бо, пишется, плачущии, яко тии утешатся (Матф. гл. 5, ст. 4). Там различные пищи и напитки услаждают чувствы: здесь самый глад и жажда утучняет и увеселяет сердце: блажени бо, сказано, алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся (Там же ст. 6). Там собирая текущее в недра свои богатство почитают себя в числе счастливейших: здесь самая нищета составляет величайшее изобилие и богатство. Яко нищи, возглашает глагол Господень, а многих богатяще, яко ничто же имуще; а вся содержаще (2 Кор. гл. 6, ст. 10).

Но человеку, которой еще не совершенно понимает и чувствует, что есть услаждение и богатство духовное, таковому человеку сказанное нами покажется некоторым гаданием и притчею изъяснения требующею. Но не трудно сие объяснить. Нет для сего нужды в какихлибо разсуждениях и доказательствах. Слово не сильно какуюлибо истинну столько объяснить, сколько самое дело. Да и я не признаю себя столь способным, чтоб вещь в сердцах сокровенную и единому Богу ведомую счастливо мог изъяснить словом. Довольно нам только очи открыть, и воззреть со вниманием на празднуемаго нами мужа, на сии блаженные тела его останки; и истинна откроется нам в полном своем сиянии.

Очи блаженнаго Сергия часто погружалися в плаче, и были двумя источниками текущих слез. Слезы обыкновенно бывают знаком печали; но в нем были они знаком радости и удовольствия. Слезы обыкновенно стесняют сердце, и повреждают здравие: но в нем они разширяли сердце, увеселяли дух и укрепляли тело. Ибо не плакал он о потере какого либо имения. Не имел он ничего; и потому не было у него недостатка ни в чем. Не имел он опасности от похитителя, и не боялся чтолибо потерять. Все с собою носил. Ибо сокровище его внутрь было сокровенно, недостигаемо и неиспытанно никому.

Не плакал он от каковыхлибо человеческих нападений и гонений. Будучи кроток и смирен, естьлиб и злобныя были сердца, пленял их терпением к себе в любовь. Благим побеждал злое. Ибо ведал, что обидящий более себе вред причиняет, нежели обидимому. Обидящий привлекает на себя Божий гнев: а обидимый великодушно обиду претерпел, и чрез то приобрел спасение. И потому он о обидящих более сожалел, нежели скорбел; более о них молился, нежели негодовал.

Не плакал он, когда смерть восхищала его друзей по духу, его о Христе братию. Ибо вера его научала, что он усопшаго препровождал в недра Божия, и сам с ним мысленно возносился в селения небесныя. Таковый случай, прискорбный для нас, его только побуждал с большим усилием вступать в подвиг молитвенный, и испрашивал преставльшемуся блаженнаго опочития со всеми святыми. А притом сей же случай восхищал он, яко наилучший ко упражнению в духовной философии, чтоб и себя самого чистым представить в час смерти, и с радостию восприять благоволение судьбы Божественныя.

Так о чем же плакал наш праведный муж? Ибо сии наиболее для нас бывают притчины слез и печали. Было в нем отличное от нас мудрование и расположение: почему и слезы его проистекали из другаго начала. Слезы его были слезы радости и слезы сокрушения. Когда размышлял он о Божиих совершенствах, о делах Его премудрости, о благодеяниях роду человеческому и всем тварям, восхищался он тогда вне себя, разширялось его сердце, и покрывались его очи и лице обильными слезами радости: язык его тогда возвещал величия Божия, и пел со Пророком: коль возлюбленна селения Твоя, Господи сил!желает и скончавается душа моя во дворы Твоя (Псал. 33, ст. 2, 3).

Но когда входил он в самого себя, и видел, что он яко человек подвержен общим человеческим слабостям, и яко сам собою не оправдится пред Богом всяк живый, смирял себя тогда пред Ним истинным сокрушением, источники слез тогда изливалися; и были для него банею очищения. А потому и сии слезы обращались для него в радость. Ибо он после сего чувствовал облегчение и успокоение, какое чувствует душа оправданная.

Но как притом был он и человеколюбив, почитал долгом необходимым для Христианина пещись не о спасении своем токмо, но и о спасении ближняго. Почему плакал он и о других: когда видел кого согрешающа, совет его и увещание ко исправлению разтворяемо было слезами. Сие чем более открывало доброту его сердца, тем более в согрешающем действовало. После сего воставал он на молитвы, дабы то дополнила Сила вышняя, в чем недостаточно было его наставление; и сии молитвы обыкновенно слезами были растворяемы. Какое утешение, какая радость, когда усматривал он, что ближний или его советами, или молитвами его приходил во исправление и во обновление жизни. Вот каковы были слезы преподобнаго! можно ли их назвать слезами горести? Не только они были полезны, но и усладительны, несравненно более, нежели все смехи и увеселения всех мирских зрелищ.

Посмотрим же и на другия его утехи, кои для нас почитаются прискорбностями. Не знал он, что есть роскошь. Различие сладких пищей и вкусных напитков ему было совсем не сведомо. В самонужнейшем питании, или паче, во гладе и жажде находил свое величайшее удовольствие. Боговдохновенный муж скоро провидел, что истинное удовольствие состоит во удовольствии духа, а не плоти. Чем более утучняется плоть, тем более отягощается дух. Услаждение чувств разслабляет мысль: и невоздержание погружает душу в недействие. Ведал святый, чем Творец отличил человека от животнаго безсловеснаго. И потому избрал он воздержание; возлюбил глад и жажду.

Чтож? Не помыслите ли вы, чтоб он был чрез то в числе тех бедных от глада и жажды истаеваемых, о коих сожалеем мы? Никак! дал бы Бог, чтоб пресыщенный и всякими сладостьми развлеченный столько доволен и спокоен был, сколько был он. Питание единым хлебом, и то с умеренностию и во свое время, и питие единыя воды, делало его легким, ко всякому труду подвижным, ко всякому подвигу благорасположенным. Плоть неутучненная, неотягощенная, неразслабленная, возвышала его дух, и свободно мысль его всякую истинну созерцала. Радовался он тогда несказанно, что плоть не препятствовала быть ему во плоти Ангелом. Помалу приобучал плоть свою быть тою плотию, каковую иметь будут блаженные на небеси по воскресении из мертвых.

В сем будучи состоянии, не имел он притчины скорбеть; а ежели что его возмущало, то сие, что видел он, как изнеженные от болезней страждут, как пиянствующие и тело повреждают, и погубляют образ Божий, как роскошествующие во зло употребляют дарованное от Бога богатство. Ежели его что смущало, то сие; однако и в сем самом смущении находил утешением то, что Бог предохранил его от подобныя заразы.

Таковаго мужа, можно ли подумать, чтоб уже прельщало каковоелибо тленное богатство. Ничем оно у него не разнствовало от земли и пепела: или и хуже было земли и пепела. Земля учила его смирению: а богатство учит гордости. Пепел напоминал ему смертность его: а богатый почитает себя безсмертным, и безумно говорит: во изобилии моем не подвижуся во век (Псал. 29, ст. 7). Да и не находил он в нем никакой нужды для себя. Ибо был он и без того богат. Яко нищи, а многих богатяще: яко ничто же имуще, а вся содержаще (2 Кор. гл. 6, ст. 10). Когда он многих обогащал: когда он, яко Бог, все в руках своих содержал, то в чем он мог недостаточен быть? Обогащал он всех в жизни своей, мудрым учением, благим советом, кротким наставлением, добрым примером, благоприятными молитвами.

Умер он. Кажется, чтоб уже все то должно остаться без действия и в забвении. Никак! тогда то наипаче открылся весь источник его дарований. О дивное чудо! мертвый действует паче живущаго. Обходят все славных героев и сильных властителей земли гробницы, и к раке сего, по мнению мира, уничиженнаго старца, но пред Богом великаго мужа притекают; да и самые, носящие скипетр и венец покланяются. И не вотще остается таковое воздаваемое ему почтение. Молитвы его ходатайствуют о нас к Богу во благое, но и различными чудотворениями всех удостоверяют, яко дивен Бог во святых Своих, Бог Израилев (Псал. 67, ст. 36). Так не справедливо ли о нем, и о подобных ему, Апостол вопиет: что они ничего не имея, все содержат (2 Кор. гл. 6, ст. 10). Содержащие всю вселенную во власти своей монархи чего зделать не могут, то действует чрез них Бог.

Но о преподобне! сокровище благодати, и обиталище Духа Святаго, научи нас ходити по стопам твоим. Сие почтем мы славнейшим твоим для нас чудотворением. Ежели наши дела и жизнь того недостойны, приими хотя едино усердие. Оно побудило собравшихся здесь оставить домы и все житейское, и из отдаленных мест приити к тебе. Сотвори сей день на всю жизнь для нас радостным, дабы мы вышли из сего храма снабденные твоими дарами, и ободренные к подвигу духовному твоими молитвами. Аминь.

Говорено в Троицкой Лавре 1783 года Июля 5 дня.