XXIII. Слово в неделю четвертую великаго поста

СЛОВО

О ИСПОВЕДИ.

Остается нам ныне окончать беседу, которую имели мы в прошедшую неделю. Уверен я о вашем к познанию истины усердии, что памятуете вы прежнее разсуждение наше. Ибо не в диравый сосуд изливаем мы животную воду: но сеем семя слова Божия на ваши сердца, яко на землю благую и плодоносную. Почему и вам о том же слышать есть полезно, и для меня ободрительно.

Так о чем же была беседа наша? говорили мы о покаянии и исповеди, и сколько могли, доказательно изъясняли, что она вопервых состоит в признании своего греха, и что оному препятствует невежество, мудрование и самолюбие: при чем, и как оныя препятствия преодолевать, довольно показали. Теперь следует нам истолковать и другия свойства покаяния и исповеди.

Когда кто столько благодатию Божиею ощастливен, что узнает свой грех, тотчас не может на него взирать, разве со отвращением и омерзением. Лице греха есть самое гнусное и страшное. Ибо он разрушает порядок естества, противен воли Вышняго, разстроивает человеческое тело, превращает его душу. Представьте вы себе, чтоб звезды превратились в черные угли, или животное какоелибо стало ходить на спине ногами в верьх: или источник вместо сладкой воды изливал бы ядовитую кровь: так и грех, из человека созданнаго по образу и по подобию Божию делает некоторое чудовище. Ибо действие греха не только с порядком естества несходственно, но оный совсем разрушает.

Например, Создатель так устроил твою мысль и язык, чтоб мысль чтонибудь воображала, а язык служил бы органом, мысль твою открывающим. Но когда ты лжешь, лицемеришь и лукавишь, тогда иное воображает твоя мысль, а иное изъясняет язык твой: следовательно ты Богом уставленный священный между мыслию и языком союз разрушаешь: и язык твой не льзя уже почесть языком, но некоторым ядовитым орудием. Руки даровал тебе Бог для работы в помощь и себе и другим. Но когда ты оныя простираешь на грабление или на убийство, тогда ты Божий устав нарушаешь, и руки твои в сем случае не льзя уже почесть руками, но некоторым крюком адским. По сему разсуждай и о всяком грехе. Он есть чудовище безобразное и страшное, и нас делает безобразными и страшными.

Что же иногда грех нам приятным и лестным кажется, то для того, что мы под иным не худым видом, а не под настоящим его себе представляем, и тем сами себя охотно обманываем. А естьлиб на грех взирали мы в настоящем виде, не прикрывая его ни чем, то ужаснулися бы от его страшнаго лица, и никогдаб не дерзнули простерть в беззакония рук своих.

Но когда уже с помощию благодати Божия мы свой обман усмотрим, и страшным содеяннаго греха взором поразимся, что тогда должно последовать? Тотчас последует стыд, раскаяние, сокрушение, терзание. И сие есть второе свойство покаяния.

Стыд, который нас заставляет стыдиться самих себя: желалиб на тот час, коли можно, от самих себя убежать и скрыться. А между тем всемерно оберегаемся, чтоб кто сторонний того не узнал, и тем бы не умножил стыда нашего. Жалуемся на свою слабость, что не имели столько силы к побеждению искушения. Самих себя окаеваем, что не послушали ни гласа совести, ни гласа Божия чрез совесть глаголющаго. Смущаемся, безпокоимся, мучимся. Желалиб на тот час, чтоб самое солнце нас не осиявало, и гделибо в сокровеннейшей пещере скрытыб были мы. Прерываются слова воздыханиями: текущия из очес слезы помрачают свет их. Грудь, под коей лежит законопреступное сердце, сокрушаем ударениями, и хотелиб, чтоб и самое сие горькое воспоминание изчезло. Но оно повсюду за нами следует, и с нами везде, яко некое страшилище стречается. Но не могу я сего подробно изъяснить: ибо сам Апостол (Рим. 8, 26), таковыя воздыхания называет, неизглаголанными. И самое сердце кающееся более то чувствовать, нежели истолковать может.

Ежели кто с таковым чувствием узнает свой грех, тот есть прямо кающийся. Но не имеющий таковаго стыда, сожаления и сокрушения, дает подозрение на свое покаяние и исповедь. Видно, что некоторые остатки прелестей греховных в сердце его гнездятся: или он лицемерит: или и добродетели красота его прельщает, но и порок не совсем ненавистным представляется. И то и другое раздирает его на обе стороны.

Таковая во внутренности человека война подлинно не меньше возмущает, как и прямое истиннаго покаяния сокрушение: но таковая война не столь есть спасительна. Ибо она только человека мучит: но как не дает ему совершенной победы, то потому мало и пользует. Но прямое истиннаго покаяния сокрушение хотя также есть мучительно, но и спасительно. Ибо наконец доставляет ему над пороком победу и торжественную радость.

Сия победа и торжество поведет человека кающагося к дальнейшему лучшему расположению. Кому грех прямо отвратительным покажется, тот положит непременно твердое намерение паки к нему не возвращаться. И сие есть третие свойство покаяния и исповеди. Твердое, говорю, намерение. Ибо знак есть несумнительный, что человек еще несовершенно грех возненавидел, когда ныне его отвращается, а заутра паки за него принимается. Таковое раскаяние более надобно приписать случаю, нежели действию от размышления и из глубины сердца происходящему. Сие свойственно малым детям, которые в один час и плачут и смеются. Твердый муж твердое на всякое дело полагает решение. Он единожды отвергнув грех, всегда отвратительным на него взирати будет оком. Во устах его слышно всегда будет сие восклицание: Омых нозе мои, како паки оскверню их (Песн. гл. 5, ст. 3)? Суть столь мстительные люди, которые единожды озлясь на другаго, никогда злобствовать на него не престают. Сия злость есть предосудительна и богопротивна. Лучше сию злобу обратить на свой грех, чтоб не перестать его ненавидеть, доколе совершенно он не истребится.

Но как мы люди, слабостям всегда подверженные, то и настоит всегдашняя опасность, дабы паки как порок не прельстил нас. Надобно иметь всегдашнюю осторожность и боязнь, чтоб от прежних грехопадений себя предостеречь. И сия боязнь составляет четвертое свойство покаяния и исповеди. Воин, когда стоит на страже противу неприятеля, одолжен блюсти всегдашнюю бодрость, и отогнать от глаз своих дремание. При малейшем опущении осторожности, бывает он от неприятеля или пленен или уязвлен. Не можем и мы надеяться на свои силы. С бодростию стоять должны на божественной стражи. При малейшем о самих себе мечтании, что аки бы мы уже удалены от всякой опасности, хитростию страстей будем обмануты в самой тот час, когда будем говорить: Мир, мир, и нечего опасаться: в самой тот час, найдет на ны всегубительство. И для того всегда помнить надобно оное Евангельское слово: Молитеся, да не внидете в напасть. Дух бодр, но плоть немощна (Марк. гл. 14, ст. 38). Помни притом последняя твоя: смерть, суд, рай и геенну, и во веки не согрешиши (Сирах. гл. 7, ст. 39).

Вот, провославные Христиане! в чем состоит истинное покаяние и исповедь: признать свой грех, сердечно о нем сокрушиться, твердое намерение положить к лучшему житию, и всегда бояться, чтоб паки не впасть в прежния преступления. Таковое расположение привлекает милосердие Божие, которое нас разрешает, оправдает, и присвояет в число чад своих. Якоже отстоят востоцы от запад, тако удалит от нас Господь беззакония наша (Псал. 102, ст. 12).

Но надлежит здесь, хотя кратко, решить оное великое сумнение, которое колеблет кающуюся душу, что когда человек многократно во грехе кается, но паки многократно во оный же впадает, есть ли надежда, чтоб милостиво воззрел Господь на таковое покаяние, и отпустил таковый грех? Подлинно не льзя ограничить Божие человеколюбие: оно есть безконечно. Евангелие утешает нас, что седмьдесят крат седмерицею повторяемые грехи церкви в лице Апостольском отпущати повелено. Однако притом твердо памятовать надобно Апостольское слово: яко Бог поругаем не бывает (Гал. гл. 6, ст. 7): по жестокости же твоей и нераскаянному сердцу собираеши себе гнев в день гнева и откровения праведнаго суда Божия, иже воздаст комуждо по делом его (Рим. гл. 2, ст. 5).

Да прибегаем убо, Христиане, к покаянию, утвердим сие разсуждение наше не одним слышанием, но самым делом, особливо в сии спасительные поста дни. Да не оставляем по крайней мере единожды в год очистить совесть свою исповедию. Ибо я по пастырской должности ведаю, и ведая сокрушаюсь, что многие пренебрегают сей Христианский долг исповедания. Сие делает пастве нашей стыд, нам печаль, а не кающимся Божий гнев ходатайствует. От чего да отвратит всех нас неизреченная Его благость. Аминь.

Говорено в Чудове 1783 года, Марта 26 дня.