XL. Слово на Крещение Господне

СЛОВО

У древних святых церкви нашея учителей было во обыкновении, что когда они говорили о какихлибо высоких Христианских таинствах, по истолковании оных сими словами заключали: ведают то мемиимени, тоесть крещением просвещенные. Чем означали, что от неверных крещением непросвещенных, таковое учение есть сокровенно.

Как! так неверные не почитались того быть достойными, чтоб таинственное Евангелия учение им могло быть преподаваемо? Так поистинне. Начиналось для них толкование таких истинн, которые их понятию были вместительны, и потом помалу и постепенно до вышшаго учения их доводили. Поступали с ними, яко с младенцами, которые не могут того вместить, что понимают мужи возрастные. И таковое учение называли они млеком; как точно Павел к Коринфяном говорит: млеком вы напоих, а не брашном (1 Кор. гл. 3, ст. 2). Чем явное положил различие между учением для тех, кои только что в Христианство входили; и между учением верных, для коих уже все таинства Христианския были откровенны.

Взирая на вас, мои слушатели, не иное что созерцаю, как собор верных, царское священие, язык свят, люди обновления (1 Петр. гл. 2, ст. 9). Вам открыты таинства царствия Божия: вы введены внутрь чертогов царских. Вы просвещены благодатию крещения: вы удостоены быть пирователями при трапезе Господней. Вы можете с Пророком восклицать: блажени есмы Израилю, яко угодная Богу нам разумна суть (Варух. гл. 4, ст. 4).

Так естьли для нас нужда, то вам истолковывать, что уже должно быть вам известно? О когдаб мы столько счастливы были! но я боюсь, чтоб не принужден был тоже вам к постыждению сказать, что сказал Павел Евреем: должны сущебыти учители лет ради, паки требуете учитися, кая писмена начала словес Божиих: и бысте требующе млека, а не твердыя пищи (Евр. гл. 5, ст. 12). Тоесть, в разсуждении не малаго времени вашего в Христианстве пребывания должны бы уже вы быть для других учителями: но вы де, так мало в Христианском учении успели, что еще надобно вас обучать, так сказать, азбуке Христовой. Вас еще должно поить, яко младенцов, млеком; а не питать крепкою пищею. Боюсь, чтоб и я не принужден был против воли моей тоже сказать, некоторым Христианами именующимся.

И ежели суть таковые, то как можем коснуться мы словом высокаго таинства крещения, каковое учение прежде для единых совершенных и просвещенных было предоставляемо?

Но и сами мы можем ли столько способны быть, чтоб довольно объяснили оное таинство? Да и должны ли? Таинство на нашем языке означает вещь неоткрываемую, тайную, в молчании хранимую. А на Греческом языке называется мистирион, тоесть такая вещь, которую должно не произносить, а умалчивать, положив перст на устах. Так какже мы отверзем уста свои, когда оныя молчанием должны быть загражденны?

Умолчим мы, умолчим своими мудрованиями: а скажем то, что Сам Дух Святый благоволил открыть нам. Тайну цареву добро есть молчати: а дела Божия надлежит проповедати. Таинство не потому только называется, что оное язык наш сам собою истолковать не может: но и потому, что в нем всегда есть одна вещь видимая и открытая; другая сокровенная и тайная.

Крещение есть таинство: в нем вода, погружение, обмытие оною тела, есть вещь видимая и открытая. Так только ли, что в сем одном обряде и все действие заключается? Никак! Был бы таковый обряд тщетен, и неверных осмеяния достойный. Было и у Иудеев крещение: было и Иоанново крещение; но когда у крещенных крещением Иоанновым спросили, что приняли ли они Духа Святаго: на то ответствовали: что мы и того, дабы был Дух Святый, не слыхали (Деян. гл. 19, ст. 2). Не таково есть крещение Христово. Видели вы, что когда сходил Он во Иордан и погружался в его водах, отверзлися небеса, Дух Святый Его осенял, и глас Отца небеснаго усыновлял Его Себе. Таковое действие было не для Него. Он от век обитает на небесах, соприсносущен Духу Святому, и от недр отеческих никогда неразлучен. Сие действие относилося к нам. Оно прямо означало, что в крещении нашем кроме вещи открытой и видимой, тоесть, воды и погружения в ней, есть еще вещь невидимая и сокровенная.

И ты Христианин, когда входиши в священную купель, отверзаются тогда тебе небеса, Дух Святый тебя осеняет, и глас Отца небеснаго тебя Себе усыновляет. Вот почему крещение есть таинство, что под видимым погружения обрядом столь великая благодать для тебя сокрывается.

Но почему, скажешь ты, могу я о сем увериться, когда того очами своими не вижу. О вопрос младенческаго неразумия достойный! да разве только то истинна, что мы очами своими видим? Не видал ты никогда своими очами града Иерусалима; но никак не можешь столь неразсудно сказать, чтобы его на свете не было. Очи разума нашего более и яснее видят, нежели глаза телесные. Все истинны, каковым мы в науках и художествах научаемся, сими очами видимы быть не могут: однако мы еще тверже об них уверены, нежели о тех вещах, которые глазами телесными видим: ибо смотрим на них очами разума, которые более и яснее видят, нежели глаза телесные. А еще совершеннее и светлее видят очи веры. Они то созерцают, что сокровенно есть от очес телесных, и от очес разума. Ибо очи телесные просвещает свет солнечный: очи разума просвещает разсуждение и наука: а очи веры просвещает Сам Бог, солнце предвечное и незаходимое.

Но почему, паки скажешь ты, могу я увериться, что в крещении благодать меня очищает, обновляет и усыновляет Богу? На сиеб не должно было мне ответствовать; ибо таковую перемену каждаго душа должна сама в себе чувствовать. Естьли же кто сего чувствия в себе не имеет, то всякое стороннее уверение для него будет недействительно. Не льзя доказать сладость меда тому, кто его не вкусил. Душевный человек, по глаголу Павлову, не приемлет, яже Духа Божия: юродство бо ему есть (1 Кор. гл. 2, ст. 14).

Однако при всем том и разумом и верою некоторым образом сие доказать можно. Приходит человек ко крещению с покаянием, исповедая грехи свои. Признает со смирением бедность свою. Припадает с терзанием к престолу благоутробия Божия. Отрицается всех своих пороков и беззаконий. Дает твердое обещание жить по правилу святыни. Кленется любить Бога всем сердцем и всею душею, и единственное услаждение в Нем искать и в жизни сей и в будущей.

Положив сие, и разум и вера удостоверяют нас, что таковое покаяние приемлет Бог, блуднаго сына с раскаянием приходящаго берет в Свои объятия, и первую неповинности одежду ему возвращает. Не можно в сем не увериться; разве бы кто или ко крещению приходил с сердцем нераскаянным, или бы сумнился о безконечном человеколюбии Божии.

Горе тем Христианам, которые сего благодатнаго чувствия в себе не ощущают! какой должен быть для таковых стыд, естьлиб они, крестившись во имя Отца, и Сына и Святаго Духа, но былиб после того спрошены, что приняли ли Духа Святаго, и ониб на то со Иудеями ответствовали: что мы и не слыхали, дабы был Дух Святый (Деян. гл. 19, ст. 2). Горе таковым Христианам! Но блаженны те, кои чувствуя всегда в себе благодатную перемену, свободным духом и гласом могут со Апостолом говорить: быхом иногда тьма; ныне же свет о Господе (Ефес. гл. 5, ст. 8). С каковым восклицанием да удостоимся и мы предстать пред суд Христов, в день Воскресения нашего. Аминь.

Говорено в Успенском соборе 1784 года.