Слово на день возшествия на престол Ея Императорскаго Величества

СЛОВО

НА ДЕНЬ ВОЗШЕСТВИЯ НА ПРЕСТОЛ ЕЯ
ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА

В сей благословенный день предстали мы жертвеннику Господню с радостию. Простирали к небесам руки, не курением каковаголибо вещественнаго фимиама исполненные, но курением молитв священным веры огнем воспаляемых. Чем причина к тому побудительнее, тем большим вера должна возгараться пламенем. Что дражае отечества? Что важнее благосостояния Его? Что величественнее Особы управляющей оным? Сии великие залоги суть то, что составляет настоящее наше торжество. Об отечестве молим мы, да Владеющий царствами земными, сохранит оное под покровом Своим в покое и непоколебимости; об Особе же им управляющей молим, да утвердит Оную духом владычним, и содержай в руце Своей сердце Ея да управляет им по Своему благоволению.

Можем к сим великим залогам присоединить и залог вечнаго спасения нашего. Ибо от благочиннаго на земли пребывания, и от благопоспешнаго врученных нам должностей прохождения зависит и небесное блаженство наше. Здесь разстроенныя дела и страстьми водимые души разрушают благосостояние земных обществ: но тоже самое и к будущим блаженным надеждам путь преграждает.

Сие разсуждение и слово Божие утверждает, яко печатию царскою. Оно повелевает, дабы мы Христиане прежде всего творили молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки, за Царя, и за всех, иже во власти суть. Но длячего, и какая в том польза? Да тихое, говорит, и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте. Сие бо добро и прииятно пред Спасителем нашим Богом, иже всем человеком хощет спастися, и в разум истинны приити (Тим. гл. 2, ст. 1–5). А сими последними словами означается, что от тихаго и безмолвнаго на земли управления зависит спасение наше, и что почтеныб были мы лишенными разума истинны, естьлиб о таковом важном деле с горячайшими молитвами не прибегали ко олтарю благоутробия Божия. Но полезно разсмотреть и самые те способы, коими благосостояние земное устрояется; а чрез то и к самим небесам отверзается путь.

Божественный Апостол тотчас выводит уже нас из сего затруднения. Он тихое и безмолвное житие поставляет во всяком благочестии и чистоте.

Благочестие и чистота хотя к единому относятся концу, и между собою существенно суть соединенны: но по понятию нашему должны различаемы быть: не для того, чтоб они могли быть раздельными; но чтоб явственное о каждом из них имея разумение, тем более сохранить их в нераздельности.

Благочестие прямо относится к мысли: чистота к сердцу. То подает истинное просвещение: сия составляет непорочность нравов. Благочестие предшествует: чистота последует. То есть основанием: сия на основании том утвержденная стоит непоколебимо: а соединенные оба вкупе прямую составляют добродетель.

Не должно думать, акиб просвещение могло быть, когда нет непорочности сердца. Не льзя же сказать, чтоб и непорочность быти могла, не имеющая основания на истинном просвещении. Великая премудрость есть творити добро: ибо не знав его, творити его не возможно. Без того, естьлиб мог творити человек какоелибо добро, будет оно случайное, и подлежит опасности ежечасной перемены; ибо не имеет твердаго основания.

Но как же, скажет кто, многие были, и ныне суть добродетельные, но не просвещенные? Иное есть ученый, иное просвещенный. Добродетельный может не знать течения звезд, измерения земли, сложения и разделения чисел, художеств и наук хитростей и тонкостей; но знает, что есть добродетель, знанием простейшим, что она есть и приятна и полезна и для него и для других, и угодна Богу, и оную от порока различить умеет. При таковом просвещении уже его сердце привлекается к добру сладчайшим некоторым притяганием, и все в мире лестное отвлечь его от того не сильно. Блажен таковый при не учености своей: нещастлив ученый не имея таковаго просвещения!

Сие учение, есть учение Святаго Духа. Оно повелевает нам не словами, не мыслями одними, но делами философствовать. Премудрость, говорит Апостол, яже свыше, то есть, небесная, первее убо чиста есть, потом же мирна, кротка, благопокорлива, исполненна милости и плодов благих, несумненна и нелицемерна (Иак. гл. 3, ст. 17). О как же сие мудрости определение много различествует от определения, какое Ей дают философы мира сего! Они Ее поставляют в навыке испытывать и узнавать причины всех вещей. Дух же Святый Оную поставляет в чистоте, в мире, в кротости, в благопокорливости, в милости, в плодах благих, в твердости и нелицемерии. Боже мой! какой сие есть на высокоумие человеческое удар! парящие по небесам умы мнили, что сии не досягающие их умствований, но хранящие добродетель в кротости духа люди, едва и за человеков почитаемы быть должны: но вместо того симъ-то ключи истинныя премудрости и вручает Отец светов.

Полезно есть изследование вещей и возвышение ума к дальнейшим знаниям; но с тем, дабы исправить сердце и представить себя наилучшим в честности и во услугах пред Богом и человеки. Разум кичит, вопиет Апостол, а любы созидает (1 Кор. гл. 8, ст. 1). Надменная знаниями мысль, но любви и непорочности нестяжавшая, только что презирать, осуждать, новости вводить, и перетолковывать обычай имеет: а потому и разумом таковый разум почесться не может. Ибо знать не нужное, а не знать нужнаго; или хотя знать и нужное, но не уметь оное в пользу других употреблять, есть знак великаго недостатка и невежества.

Но как человек есть и телом и духом ограничен, да и самым жизни временем сокращен: то и остается ему, следуя истинному благоразумию, самому в себе так сказать: бездна неизмеримая предстоит пред моими очами: все мне изследовать и познать не возможно. Вижу, что премногие вещи и от величайших мудрецов таинственною завесою были закрыты. Боюсь, чтоб желающему во изследование всего того взойти, в бездне сей не погрязнуть. Случается не редко, знаю я, что с больными глазами внезапу вышедшие на полуденное солнце ослепают. Почему и должен я из многаго выбрать меньшее, но нужное. Сколько я понимаю, сколько мне внушает закон и люди честностию отличные, то таковыя знания суть: узнать самого себя, и ближняго. Но не могу я узнать ни самого себя, ни других; доколе не узнаю Того, который меня и других создал; доколе не узнаю, с чем Он меня и других произвел, и какое дал правило деяниям моим, которому следуя мог бы я не заблудить с того пути, на котором Он поставил меня.

Из таковаго таинственнаго с самим собою разглагольствия прямо выходит, что знание из первейших и самонужнейших есть знание Бога. Но благодарение промыслу Его, что Он вещи необходимо для нас нужныя так устроил, что оне к приобретению удобны. Например: хлеб и вода, яко для жизни сей нужные, весьма удобны к снисканию: но чтоб богатство к единой роскоше служащее приобресть, надобно сходить и рыться в пропасти подземныя, или проходить далечайшие пути, или преплывать бездны со опасностию жизни соединенныя. Так и в знаниях, что есть необходимо нужно; то весьма легко и к познанию. Наприм. чтоб отличить добро от худа, довольно для сего одно безпристрастное сердце.

Знание Бога есть из удобнейших. Ибо оно есть самонужное. Книга сия отверста по всей вселенной. Написана она буквами, кои разумеет ученый и неученый, и все народы на земли, языками различествующие, читать их без затруднения и без науки могут. Довольно отверзсти очи, и видеть Создателя и Правителя всех вещей.

Но в таком одном простом знании не состоит еще благочестие. С совершеннным познанием Бога должна соединена быть к Нему любовь, страх, почитание и повиновение Его воли. Ибо нерадение, страсти и пороки сие знание ослабляют и помрачают сей свет. Но кто собою владычествует, и пороки или удаляет или исправляет, тот есть прямо и благочестив. Ибо его душа к Богу любовию привязана, воли Его повинуется, судеб Его страшится, и правилу сему все свои деяния сообразует. И в сем состоит благочестие Апостолом поминаемое: но в сем же состоит и чистота нравов, или по крайней мере, отсюду естественно она произтекает. Истинно благочестивый, есть и добродетельный: так как и добродетельный не может быть неблагочестивым. Ибо действие есть законно, когда с правилом закона сходственно: а добродетели законным правилом есть благочестие.

Что же теперь скажем мы? За все то воздаяние и конец к одним ли относить небесам? Подлинно прямо туда оно принадлежит. Но слово Божие, и сея жизни блаженство на сем же основывает. Да тихое, говорит, и безмолвное житие поживем: и сию тишину и безмолвие поставляет во благочестии и чистоте (1 Тим. гл. 2, ст. 2). Ничто не может быть сего справедливее. Ибо благочестивый и непорочный гражданин, доволен своим состоянием; другаго ни словом ни делом оскорбить не дерзает, к вышшим послушен, с равными любовен, к нижним снизходителен и милостив, в щастии не вознослив, в нещастии великодушен: ибо и то и другое почитает происходящим от руки Божия. Каковое сей причинит в обществе смятение, какое неустройство? Не вострубит от него военная труба, не возгорится ссор и несогласий ненавистный пламень. Таковые вкупе соединенные что составят? разве общество тихое и безмолвное.

Нет ничего сего дражае и вожделеннее. Но не всегда в том щастлив был человеческий род. Почему и велит слово Божие, в таких наипаче случаях прибегать молитвами к Богу, и испрашивать Его благословения. Яко всякое даяние благое, и всяк дар совершен свыше есть сходяй от Отца светов (Иак. гл. 1, ст. 17).

Мы и Христиане: мы и граждане. Для Христианина потребно благочестие и чистота: для гражданина безмолвное житие. Ежели когда, в сей особливо день, в который на Всероссийский престол благими Царя царствующих судьбами возведена Августейшая Наша МОНАРХИНЯ: в сей день одолжаемся мы вкупе все предстать пред Богом с жертвами наших молитв чистейших, и не токмо молить Его о покровительстве; но и благодарить.

Благодарить. Ибо отечество наше наслаждается миром: любезная тишина умножает радость праздников наших. Внутри безмолвие: вне слава дает верное свидетельство щастию нашему. Покушения на сей покой предохранены законами, и всюду к лучшему благочинию полагается основание. Матернее Владычествующия нами сердце есть святейшим орудием пекущагося о нас Промысла. Источник благ небесных изливается на нас златою мудрости Ея струею.

Кто возглаголет силы Господни, слышаны сотворит вся хвалы Его? Управляет Он вселенною: управляет судьбами человеческими и судьбами народов. Зрит Его око все пути наши, и везде являет благость Свою и человеколюбие. И хотя самое Его правосудие со благоговением должны возвещать смертные: но любезное отечество наше имеет то удовольствие, чтоб проповедовать токмо едино Его благоволительное о себе промышление. Все прошедшие века; а особливо нынешний составляют историю Его к нам благодеяний; так, что с Пророком можем мы возопить: Не сотвори тако всякому языку и судьбы Своя не яви им (Псал. 147, ст. 9).

Что иное доказывает и златой век владычества Твоего, Богом избранная МОНАРХИНЯ? не есть сей случай изъяснять нам великия дела Твои. Довольно, довольно, естьли мы в сей час благословим тот священный день, в который вручил Вышний Тебе венец; а нам славу: Тебе скипетр; а нам утверждение: Тебе порфиру; а нам безопасный покров: Тебе державу; а нам благоденствие. Почему более мы приобрели сим блаженным случаем, нежели Величество Твое. Тебе подвиг и труд; а нам спокойствие: но тем славнее для Особы Твоей, что чрез сие соделалася Ты виновницею щастия многих народов. Блажен и треблажен земнородный до толикаго совершенства достигший!

Мы одолжены за сие принести Тебе воздаяние. Но что равномерное принести возможем? Признаемся в сем недостатке; но дополняем оной своими желаниями, своими молитвами, своими воплями от благодарной души истекающими: да сие в священнейшей Особе Твоей заключаемое блаженство наше продолжится до позднейших лет, и да увеселяется Матернее сердце Твое, находя в нас исполняемы ТВОИ спасительныя желания и наставления.

Тебе же, Боже вечный! молим устами нашими, мыслию, сердцем, душею: Благослови благословением Твоим всесильным Помазанницу Твою. В подвиге Ея буди предначинателем, споспешником и совершителем. Благослови и Августейшее наследие Ея. Призри и на отечество наше, и посети виноград сей, егоже насади десница Твоя. Аминь.

Сказывано в Петергофе в присутствии ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА 1782 года, Июня 28 дня.