В неделю Мытаря и Фарисея

СЛОВО

В НЕДЕЛЮ МЫТАРЯ И ФАРИСЕЯ.

Всяк возносяйся смирится,
смиряяй же себе вознесется.

Лук. гл. 18. ст. 14.

Не можно бы кажется поверить, чтоб человек, будучи земля и пепел, вздумал когда гордиться; человек слабый, недостаткам всяким подверженный, а к томуж, ежели его дела разсуждать, и суду Божию повинный, начал превозноситься, да еще пред самым Богом, пред которым и весь мир есть капля падшая из Окиана. Однако сие бедное животное надымается, возвышается выше кедров ливанских. Сия пылинка высоко о себе мечтает, презирает других, да еще и братию свою.

Подлинно украсил Бог человека в создании превосходнейшими дарованиями, и умалил его малым чим от Ангел. Но оныя человек по большой части потерял; гордость его обнажила; человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным.¹ А хотяб и подлинно оныя Богом дарованныя совершенства все и доныне в целости находились в человеке: однако оне не надымать нас должны, но возбуждать больше благодарить Богу, и больше смирять себя, что мы, не заслужив ничего, но имеем все; а в знак сея благодарности те дарования употреблять в пользу других. Но как сию богосозданную человеческаго естества красоту гордость разоряет: так напротив падшую паки возставляет смирение. Почему, какое между ими есть различие, в нынешнем слове поучимся. А ты призираяй на смиренныя Боже, предуготовь сердца наша к принятию спасительнаго учения твоего!

Нет никакова гордости с смирением согласия.

Гордости отец есть диавол, которой первый вознесся против своего Создателя, да на тож искушением своим привел и первосозданнаго человека; он поклонения требовал от самаго Сына Божия, и обещал ему дать все, хотя у себя не имел ничего. Такое свойство есть гордых самохвалов!

Но смирения родитель есть Бог, который обнищал, богат сый, да мы обогатимся его божеством. Он благоволил зрак раба приняв в подобии человечестем быть; смирил себе, послушлив бысть даже до смерти, смерти же крестныя.² Да и что долготерпит согрешениям нашим, есть доказательством снисходительнаго смирения его. От многих он хулим бывает, а от всех пороками прогневляем: но погасил ли для того солнце, усыпил ли луну? никак. Он возсиявает солнце на злыя и благия, и дождит на праведныя и на неправедныя. А сему и нам велит подражать, говоря: научитеся от мене, яко кроток есмь и смирен сердцем.³

Гордость не унижает себя, усматривая свои недостатки, или паче не усматривает своих недостатков, и хвалится тем, чего не имеет. Некоторой самохвал в Апокалипсисе говорит, что я богат и обогатихся, и ни что же требую:⁴ но божественный глас в той же час против его возопил: не веси, безумне! яко ты окаянен и беден и нищ и слеп и наг.

Но смирение не превозносится и тем, что имеет: или для того, что наши добродетели смешены бывают с недостатками; или для того, что при благополучном плавании надобно памятовать непогоду. Смирение подобно плодоносному древу, которое чем более отягощается плодами; тем более к земли преклоняется. Сказывают, что как Сократ Аполлиновым ответом объявлен мудрейшим из всех человек; то недоумевал, для чегоб тот Бог столь высокое о нем имел мнение: напоследок по многом разсуждении заключил, что неотменно для того Аполлин назвал его премудрым; что он Сократ не усматривал в себе никакой мудрости, и только знает то, что не знает ничего. Подлинно всяк слышит, что сия Сократова по видимому смиренная речь гордостию пахнет: но какия в язычниках есть недостатки, те исправить обязаны Христианы.

Гордость все себе и своим заслугам приписывает: она не думает, чему нибудь быть такому, которое превосходило бы силы ея. Навуходоносор, гордяся построенным от себя великолепным градом и пространством своего владения, некогда так сказал: несть ли сей Вавилон великий, его же аз соградих в дом царства в державе крепости моея, в честь славы моея.⁵ Но вот уже уста его и заграждает святое слово: что имаши, человече!еже неси приял?аще же приял еси, что хвалишися, аки не прием?⁶

Но смирение все отдает Богу: знает оно, что как всякое добро из сего источника проистекает; так в него же чрез признание наше и возвращаться должно. Избранный Христов сосуд сколько за благовестие Христово имел подвигов, сколько оказал церкви заслуг? однако совсем тем вместо того, чтоб великаго себе требовать от Коринфян почтения, так им говорит: Кто есть Павел, кто же ли Аполлос, но точию служители или орудия,⁷ которыя Бог употребил для приведения к вере вас?

Гордость думает постигнуть все, и тайны Божия, и возносится выше разума Христова. Ей все то не вероятно и не возможно быть кажется, что с слабым человеческим не сходно разсуждением. Премудрый Павел от Философов осмеян был, когда проповедывал воскресение мертвых;⁸ ибо высота божественных таин сим мудрецам не вместима была.

Но смирение пленяет ум свой в послушание веры: оно утверждается на священном якоре, яко не возможно солгати Богу;⁹ утверждается на основании Апостол и Пророк: признает оно с Соломоном свою слабость, что едва разумеваем, яже на земли, и яже в руках, обретаем с трудом: а яже на небесех, кто изследи? волю же твою, Боже! кто познал; аще бы не ты дал еси премудрость, и послал еси Духа Святаго твоего от высоты?¹⁰

Гордость наказующую руку Божию не терпеливо сносит, но с роптанием. Вот негодныя свирепеющаго Израиля слова, которыя в лице Моисея касались самого Бога! Вскую, говорил он, введосте сонм Господень в пустыню сию, погубити ны и скоты нашы? И вскую сие? изведосте ны из Египта, еже приити на место злое сие.¹¹ Так ли отеческое наказание принимать надобно детям? Да многие и из нас, когда промысл Божий попустит впасть в некое искушение, обыкли говорить: о когдаб я умер! да чем я согрешил? не мало ли хуже меня, которые однако благополучно живут? И так становимся мы судиями в собственном деле своем, а опровергаем Божий суд.

Но смирение с радостию приемлет наказание Божие. Ибо оно себя уверяет, что чаша горести, от руки Божией поднесенная, обратится некогда в сладость, и которыя вмале наказани были, великими благодетельствовани будут. Смирение в средине напастей ко утешению своему поет: благо мне, яко смирил мя еси.¹² Господь даде, Господь и взят: буди имя Господне благословенно от ныне и до века.¹³

Гордость других презирает, и по разуму своему и по делам своим подобнаго себе не находит. Тому самый ясный пример нынешний Фарисей, который весь свет против себя поставил в ничто: несмь яко же прочии человецы; а чрез сие, и что малое имел, потерял. Считает окаянный у других сучки, а своего и бревна не усматривает: и по тому наипаче беден, что мало имеет надежды ко исправлению; ибо для исцеления надобно наперед признать свою болезнь.

Но смирение со всеми своими дарованиями ниже других себя ставит. Ибо в смиренном человеке многое знание открывает, сколь он много еще не знает; а добрыя дела показывают, сколь много добра еще не зделано, что зделать было надобно: а чрез сие всегда у него в памяти остается одно златое присловие: колико высок еси, толико смиряй себе.

Гордость к немощам человеческим не снисходительна: она других поступки все ругательно пересуждает; все слова не милосердо критикует; смеется падению брата своего, и строго за оное выговаривает; наказывает без сожаления, жжет да рубит, так, как бы не был подвержен сам слабостям общим человеческому роду.

Но смирение снисходительно, и немощами других не иначе как собственными своими движется. Оно других дела и слова старается толковать на добрую сторону. Видя брата согрешающаго, говорит: он человек; он не с умыслу сделал; он исправиться может; мы и сами томуж подвержены. А сею тихостию больше пользуется другой, нежели безразсудною иных строгостию. В чем нам действительнейшим примером есть сам Спаситель, о котором Исаия предсказал: что трости сокрушенны не преломит, и льна дымящася не угасит;¹⁴ то есть, будет к грешникам снисходителен.

Гордость бывает подзорчива. Ей все других дела, слова и намерения нечто предзнаменуют; она на все делает примечание, и из всего выводит все. Говорит ли кто? она прилагает к себе: предпринимает ли кто что? она опасныя из того заключает для себя следствия: молчит ли кто? она примечает в том сплетаемыя для себя подлоги, и сама себя безпокоит, и другим спокойным быть не попущает.

Но смирение есть просто и не хитростно: оно на все младенческим взирает оком, и все голубиным принимает сердцем. Такое свойство, думаю, политикам не вместительно; но сие зрелище увеселяет очи самаго Бога.

Гордость бывает разбирчива. Это не так; другое не к стати; честь не честь, должность не должность, награждение не награждение. Она других определениями не довольна, и всякия награждения почитает ниже своих заслуг. Кажется, что таким неблаговременным упрямством погрешил великий Моисей: Бог велит ему итти к Фараону для изведения Израиля из Египта: Он говорит, что не поверят. Бог уверяет его обращением жезла в змия; Он говорит: косноязычен есмь. Бог определяет Аарону говорить вместо его: он просит, чтоб пожаловал избрал на сие посольство другаго.¹⁵

Но смирение все за благо приемлет; смирение всему послушно: в щастии не превозносится, в нещастии не унывает, и данной от Бога талант умножает с кротостию. Отче небесный! взывает оно: да будет воля твоя, яко на небеси и на земли.¹⁶

Гордости не приступна Божия благодать. Господь бо гордым противится. Ибо надобно наперед признать свою нищету, чтоб удостоиться принять благодати богатство. И так сколькоб человек ни возносился; но очи Господни гораздо выше; и будет время, что смирится высота человеческая, а вознесется Господь един в день оный.¹⁷

Но от смирения не отступна благодать. На кого воззрю? спрашивает негде Бог. Господи сил! воззри на седящих на высоких колесницах, воззри на блещащихся златыми одеждами, воззри на высокомудрствующих словесников.¹⁸ Нет: обходит сих всех божественное око, а токмо взирает на кроткаго и молчаливаго и трепещущаго словес его.

Гордость всегда нещастлива: она пренебрегает предусматривать будущие случаи и уловляется сетьми, которых не предвидела. Гордыя как будто нарочно за тем высоко поднимаются, чтоб упадши, сильнее разбиться. Но смирение всегда благополучно и безопасно: оно по земле ходит, и для того упасть не умеет.

Гордость всякому не приятна и мерзостна. Ежелиб кто стал самого себя пред нами превозносить, хотяб и правду говорил: дух наш от себя отвращает, да и сам гордый гордаго ненавидит. Но может ли быть приятнее и увеселительнее зрелище, как видеть человека всякими дарованиями преукрашеннаго, но кротко о себе разсуждающаго?

Видели мы, возлюбленнии Слушатели, какое есть между гордостию и смирением различие; а из того усмотрели два рода горделивых людей. Одни думают, что они уже в число святых записаны и других, яко грешников, презирают. Но таких, думаю, не много: ибо может большая часть не думают о Боге, нежели тех, коиб думали, что они своими делами одолжают Бога. Другия, коих побольше, превозносятся умом своим против истинны Христианской, и не принимают, что с их суетным разсуждением не сходно; с разсуждением, которое они почерпнули из глубины грамматик, из комедий и в вольных домах. Но сии широкохвостные павлины опустят свои перья, когда разсудят оныя Духа Святаго слова, что всяк возносяйся смирится, смиряяй же себе вознесется, Аминь.

Сказывано в присудствии ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА в придворной церкве 1764 года, месяца Февраля 1 дня.