Слово по освящении храма Святыя Мученицы Татианы, при Московском Университете

CCXVIII.

137. Слово
по освящении храма Святыя Мученицы Татианы,
при Московском Университете.

(Говорено сентября 12; напечатано отдельно и в собраниях 1844 и 1848 гг.)

<1837 год>

И так вот дом молитвы под одним кровом с домом любомудрия. Святилище таин приглашено в жилище знаний, и вступило сюда, и здесь основалось и утвердилось своими тайнодейственными способами. Видно, что Религия и Наука хотят жить вместе, и совокупно действовать к облагорожению человечества. Снисходительно, со стороны Религии: возблагодарим ея снисхождению. Благоразумно, со стороны Науки: похвалим ея благоразумие.

Не скажу: высочайший Мудрец, ибо сие наименование было бы еще низко для Того, о Ком теперь думаю; – Тот, Который есть Само-премудрость, и единственный источник всякой мудрости, в Котором вся сокровища премудрости и разума сокровена, Который, открывая Свои сокровища, дает премудрость, и от лица Котораго исходит познание и разум, – Он пришел сюда ныне, и притом не только как посещающий Гость, но и как водворяющийся Обитатель; и открывает здесь Свое училище, какого никто, кроме Его, ни до Него, ни после Его, не мог образовать; – училище, всегда довольно высокое для самых возвышенных умов и душ, и вместе довольно простое для самых простых и смиренных земли; – училище, которое не ласкает надеждою степени учительской, а хочет сделать все народы, не более, как учениками, но которое, будучи так не приманчиво, при первоначальном образовании своем, привлекло и переучило по своему древле ученый мир; – училище, в котором, без нарушения справедливаго уважения и любви к известным наукам, можно заметить преимущественно достойные неповерхностнаго любопытства предметы учения. Слово жизни, – философия не по стихиям мира, художественными опытами убиваемым и раздробляемым на мелочи, и, по естественной соразмерности последствия с причиною, дающим не очень живыя и не очень огромныя познания, но по живым и животворным началам премудрости Божией, в тайне сокровенной, юже уготова Бог прежде век в славу нашу, – созерцание Верховной Единицы в единосущной Троице, и Троицы в Единице, как истиннаго корня всего числимаго, как безмернаго основания всего измеряемаго, – познание земли и неба, не то могильное познание земли, которое по глыбам и слоям сходит в глубину ея, как в могилу, и остатками разрушения хочет истолковать жизнь погребенную и оставшуюся, без надежды воскресить погребенную, и сохранить оставшуюся, не то стеклянное познание неба, которое посредством дальнозрительных стекол следит пути звезд, не пролагая зрителю пути в небо, но познание земли и неба, в начале добрых зело, потом земли проклятой в делах человека, и неба сделавшагося нечистым (Иов. XV. 15), далее, земли, которая с сущими на ней делами сгорит, и неба, которое прейдет, наконец новаго неба и земли новой, в которых правда живет, и в которыя можем переселиться и мы, если правдою жить будем, – законодательство, не какое нибудь древнее Греческое и Римское, которому время дало важность, и котораго время показало слабость, потому что Государства, которыя хотело благоустроить и упрочить сие законодательство, давно исчезли, но законодательство, которым Царь неба и земли благоустрояет Свое царство всех веков и Свое владычество во всяком роде и роде, и, что особенно важно для каждаго из нас, законодательство, которым Он хочет устроить Свое царство внутрь нас, если мы решительно и деятельно возжелаем сделаться сынами Его царствия, – врачебная наука душ, преподающая средства не только исцеления от болезней душевных, но и воскресения¹ от смерти духовной, показывающая способы не только сохранять от разрушительных нравственных недугов жизнь, какую имеем, но и обретать новую, лучшую, открывающая не мечтательное, а подлинное, всеисцеляющее врачевство, Плоть и Кровь Богочеловека, и единственное начало высшей жизни, Благодать Святаго Духа: – не занимательны ли должны быть сии учебные предметы? Не достоин ли ревностнаго слушания и последования Единственный Учитель, Который преподал и преподает их в Своем вселенском училище? И что же препятствует слушать Его и поучаться от Него? Напротив, как близко и как удобно! Приступите к Нему, и просветитеся.

Cии призывныя к просвещению и к Просветителю слова принадлежат очень древнему и безспорно высокому служителю просвещения, Царю и Пророку Давиду. Повторим их несколько в большей полноте: взысках Господа, и услыша мя, и от всех скорбей моих избави мя; приступите к Нему, и просветитеся, и лица ваша не постыдятся. Чтобы лучше выразуметь сиe, надобно вспомнить, что древние почитали невозможным видеть Бога, и что сам Бог некоторым образом утверждал их в сей мысли, когда рек Моисею: не возможеши видети лица Moего; не бо узрит человек лице Мое, и жив будет (Исх. XXXIII. 20). Итак державный певец псалмов не чрезмерное ли, не противное ли верованию своих времен предлагает, когда предлагает приступить ко Господу, и от Него непосредственно просвещаться? Чтобы не обременить Пророка виною погрешности в Богопознании, несообразной с просвещением Пророка, мы по необходимости должны взять в соображение другой вид Богопознания, также представляющийся у древних Евреев. Внимательное изследование священных книг Еврейских показывает, что Бог являлся в образе существа сотвореннаго, Ангела, человека, но с Божиим именем, с Божеским действием. Чем неожиданнее встречается сей человекообразный вид Богопознания под владычеством главной мысли о Боге невидимом, неприступном, непостижимом: тем легче узнать в нем особенное устроение провидения, именно, раннее к человечеству снисхождение Сына Божия, предварительно являющагося в очертании Своего будущаго воплощения, подобно как солнце, прежде восхождения своего, является в утренней заре, а иногда и в воздушном отражении круга своего. Теперь становится понятным, как Давид невидимаго и неприступнаго Бога представляет видимым, безопасно доступным и просвещающим приближающихся к Нему; а с сим вместе определительно дознается и то, что Пророк приглашает приступить для просвещения нашего к тому точно Господу, котораго мы называем Господом нашим Иисусом Христом. И так Христос есть Свет и древняго мира, также как новаго! И отдаленный древний мир указует не на иной свет, как на сияющий нам так близко во Христе! Куда же и теперь приглашать любителей просвещения, как не к сему Свету? Приступите к Нему, и просветитеся.

Если вникнуть в союз сих пригласительных слов у Пророка с предыдущими и последующими: то можно усмотреть, что с призыванием к Господу Просвещающему он желает соединить убеждение к принятию сего призывания. Когда он говорит: взысках Господа, и услыша мя, и от всех скорбей моих избави мя: он указывает чрез сие на свой личный опыт, сперва несчастный, потом счастливый. От всех скорбей моих: видно, скорби его были многочисленны, тяжки; видно на обыкновенных стезях мирской жизни не встречал он ни облегчения, ни помощи, ни утешения. Взысках Господа: – видно, и помощь от Бога не легко получил он, или потому, что, не искусясь трудным опытом, не был довольно просвещен, или потому, что слишком глубокий мрак скорби скрывал от него путь Божий: ибо не говорит, что прибегнул к Господу прямо, приступил близко, но говорит, что взыскал Господа; ищут же не того, что видят, или к чему путь верно знают. Что же однако наконец принесло искание Господа? – Взысках Господа, и услыша мя, и от всех скорбей моих избави мя. Как блуждающий в темноте, или в лесу, или в дебрях, голосом ищет избавителя, котораго не может видеть, и состраждущий, услышав, ответствует ему, приближается к нему, и прекращает его затруднение: так Давид взыскал Господа гласом скорби и молитвы, и Господь, услышав, ответствовал ему гласом благодати, приближился к нему, и прекратил все его скорби². Теперь Давид, из несчастнаго счастливый, хочет делиться своим счастием; благодарный к Избавителю, хочет споспешествовать избавлению бедствующих человеков: и потому, в след за указанием на свой счастливый опыт, произносит воззвание, побуждающее не только искать Господа, как сокровеннаго, но и приступать к Нему, как уже обретенному: приступите к Нему, и просветитеся, и лица ваша не постыдятся. Такое последование изречений дает нам право разуметь сие последнее так, что Пророк обещает от Господа не только просвещение ума, светом истины Христовой, но и просвещение сердца, светом Духа Утешителя, в преизобилующем утешении котораго всякая скорбь земная исчезает, как капля горечи в чаше сладости.

Найдя, что Пророк призывает к просвещению от Господа, яко к средству против скорбей, не подумаем впрочем, будто его призывание в сем смысле относится только к некоторым людям, в некоторых обстоятельствах. Нет. Он взывает: приступите, – просветитеся, – а не называет никого, к кому бы обращал сие воззвание, без сомнения, в том знаменовании, что взывает ко всем, которые имеют уши слышати. Спросим себя: без скорбей ли прожили мы доныне, и надеемся ли прожить без скорбей? Не думаю, чтобы кто так решительно похвалился прошедшим, или поручился за будущее. Спрошу особенно: кто из нас ненарушимо обладает блаженством, о котором говорит древний благочестивый мудрец: блажен муж, иже не поползнеся устнами своими, и неуязвися печалию греха (Сир. XIV. 1)? Если паче чаяния захотел бы кто сказать, что он сохранил и сохраняет сие блаженство: таковому предварительно заграждает уста безпрекословный обличитель, избранный по чистоте, ученик Христов Иоанн: аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас (1 Иoaн. I. 8). Но если мы не так прельщены сами собою, не так чужды истины, чтобы не признавать в себе греха, и следственно подвержены печали греха: то спрашиваю всех имеющих, или когда-либо имевших притязание на просвещение и мудрость: где та мудрость, которая бы научила меня утешиться в печали греха? Где то просвещение, которое осветило бы мне путь избавления от скорбей жизни; и наипаче от скорбей совести? Где та наука, которая бы удовлетворительно разрешала, ни для кого из нас не посторонний, вопрос о возможном облаженствовании человека, и особенно человека согрешившаго и повиннаго пред Богом: ибо хотя издревле не мало любомудрствовали о блаженстве человеческом по разуму, но мало имели успеха, частию потому, что не понимали главной трудности вопроса, происходящей от мысли о грехе и о виновности пред Богом, частию потому, что суетились, как бы облаженствовать временную жизнь человека безсмертнаго, то есть, хотели подсластить каплю, не заботясь, сладко или горько будет море, которое после нея пить надобно? Где человек, который бы просветил меня так, чтоб лице мое не постыдилось пред Богом и пред собственным сердцем, зазирающим согрешающему? Изыскатели сил, движущих небо и держащих оное в порядке и равновесии! не найдете ли вы мне силы, которая бы исправляла мое уклонение от истиннаго пути неба, которая бы достаточно противодействовала моему вольному и невольному тяготению к аду? Ведцы прав Божеских и человеческих, естественных и общественных! вы не можете не признать, что нет естественне и безызъятнее права, как то, которое имеет Бог требовать, чтобы никакая тварь Его не нарушала Его воли и закона никаким действием, никаким словом, которое также есть своего рода действие, никакою мыслию и желанием, которыя в области духа и всеведения суть тоже, что слова и действия в области чувств; что поступивший в противность правам Самодержца теряет чрез cие собственныя права, которыми пользовался по его милости, и которыми, по коренным началам Царственнаго благоустройства, не мог пользоваться иначе, как с обязанностию вернаго послушания; что по тем же началам он подвергает себя укротительным или карательным действиям правосудия. Таким образом и ваша наука, так же как и совесть, постыждает лице грешника: но найдет ли она средство изгладить его стыд? Говорят у вас, что сделанное не может быть не сделанным: сие изречение осуждает грешника на вечный стыд сознаваемаго греха. Бог милосерд: говорят часто без размышления, и на сей мягкой мысли хочет уснуть неразборчивая совесть: но мысль о милосердии Божием, столь сильным, столь сладким светом просвещающая область веры, не может быть приведена в подобное действие в области естественнаго мудрствования, одними условиями³ умозаключающаго разума. Бог милосерд, но и правосуден; безконечно милосерд, но и безконечно правосуден; весы понятий стоят равно, и нет причины, почему бы надежда на милосердие Божие могла перевесить ужас правосудия Божия. Что грешник подлежит правосудию Божию, то очевидно; в каком он отношении к милосердию Божию, то по разуму неопределимо; а каким образом Божие милосердие может преизбыточествовать для грешника без нарушения прав Божия правосудия, сие, без особеннаго откровения свыше, совершенно непостижимо. Кто же разрешит мои недоумения? Кто просветит тьму мою? Кто утешит меня верным и непосрамляющим упованием на милосердие Божие? Кто избавит мя от всех скорбей моих. – Тебе Единому возможно сие, от Бога пришедший Учителю, Свете мира, Посетителю душ, Господи Боже, Спасителю Ииcyce! Твое чудесное явление в мире, Твое слово, которому подобно николиже глаголал человек, наипаче же Твои за меня страдания, Твои раны, Твоя крестная смерть суть такия доказательства спасающаго милосердия, которыя сильны и достаточны, – и оне только сильны и достаточны, – не только земную тьму неведения, сомнения, скорби, но и адский мрак отчаяния просветить сладким, животворным, неугасимым светом. Как бы ни глубоко уязвлено было сердце мое печалию греха; как бы ни было изранено и растерзано скорбями земной жизни; – когда внутренним движением веры прилагаю мои сердечныя раны к Твоим крестным ранам: текущая из них Твоя безсмертная и воскрешающая жизнь касается моей жизни умирающей или уже умершей; и Твой Божественный свет просвещает омраченнаго; творческое Слово Твое возставляет падшаго, исцеляет недугующаго, воскрешает умерщвленнаго: утешение Духа Твоего или избавляет от всех скорбей, или самыя скорби делает утешительными, самыя страдания радостными, в причастии Твоих спасительных скорбей и страданий; с тобою лице мое непостыждается пред Богом Отцем Твоим и пред собственною моею совестию; ибо кровь Твоя очищает совесть мою от мертвых дел; правда Твоя покрывает мою самоосужденную неправду; ходатайство Твое дарует мне дерзновение пред Отцем Твоим, и, как Ты научил и⁴ дал нам право нарицать Его и нашим Отцем, сего ради славлю Тебя, Единственный Просветитель, и хотя недостойным гласом, с достойным служителем Твоего вечнаго просвещения, взываю о Тебе ко всем просвещенным и непросвещенным века сего: – приступите к Нему, – благоговеющим умом, верующим сердцем, молящимся духом, послушною волею, приближьтесь, приступите к Нему, и просветитеся, и лица ваша не постыдятся. Аминь