1830 год. Слово на заключение мира с оттоманскою портою в 1830 году

1830 год.

CXXXVI.

81. СЛОВО
на заключение мира с оттоманскою портою в 1830 году¹.

(Напечатано в Христианском Чтении 1840 года
и в собраниях 1844 и 1848 гг.).

<1830 год>

И так, слава в вышних Богу! – Мир на земле Российской, и, чрез миротворство России, мир на землях многих! Мир, достойный быть изображен сими пророческими словами: будут дела правды мир, и одержит правда покой; а посему достойный также сей пророческой надежды: и уповающе будут до века!

Еслибы могущественный Самодержец жаждал только бранных побед: то, став одною ногою в Адрианополе, а другою в Эрзеруме, Он не утерпел бы, чтобы не сделать еще шага, дабы до земли унизить высокую Порту. Но великодушный Монарх, как решился в начале брани, так и среди успехов оружия остался при первоначальной решимости действовать не столько правом силы военной, сколько мирною силою правды. Среди отверстых, так сказать, врат к новым победам, от торжественных кликов славы, Он обратил все внимание к тихому гласу человеколюбия. Сие неземное величие духа явил в себе Благочестивейший Государь, и плод онаго есть мир, ознаменованный многочисленными делами правды и человеколюбия. Правда договоров возстановлена и ограждена; неправды против Россиян и против России заглаждены вознаграждениями; христианским народам под нехристианским правительством оказано верное покровительство; и если хотим быть внимательны, можем усмотреть, что с делами правды Царевой тайным неким, но действительным союзом связаны дела правды Божией: ибо тот самый властитель, который за девять лет пред сим, в день Пасхи, перваго Священноначальника Христианской Греции предал мученической смерти, в нынешнем году, в день же Пасхи, должен был утвердить независимость Христианской Греции, – независимость, которой Европа соединенными силами Наваринской битвы, соединенным искусством продолжительных переговоров, не могла достигнуть, и которой достиг Император Российский без приметных усилий, миром.

Вот, Христиане, очевидный для целаго мира пример верности и непреложности Божественных изречений, что будут дела правды мир, то-есть, дела справедливости, благости, непорочности, или естественно, или сокровенным действием Провидения превращаются в мир, в благоуспешность, в благополучие; что одержит правда покой, то-есть добродетель истинная, наитием Духа от Вышняго (Ис. XXXII. 15) возбуждаемая и управляемая, одерживает победу над всеми препятствиями и достигает покоя, в делах общественных – общественнаго, в делах духовных – духовнаго; что люди сего рода уповающе будут до века, то есть только на добродетели, на благости, на непорочности основанное благополучие благонадежно и прочно.

Не одни цари принуждены бывают вести войну, и употреблять усилия к достижению выгоднаго мира. Не война ли жизнь человека на земли? – говорит Иов (VII. 1). И подлинно, кто из нас не находится чаще или реже, в более или менее трудном противоборстве с каким-нибудь врагом, препятствующим нашему миру, или домашнему, или душевному: хотя враг сей не какой-нибудь царь и народ, но просто неблагоприятствующий человек, или, может-быть, вещь, и даже отсутствие вещи, мысль, желание, страсть, недостаток? Один, например, сражается с бедностию, и, то усилием трудов, то искусством оборотов старается завоевать изобилие, или, по крайней мере, примириться с нуждами. Другой домогается занять какое нибудь возвышенное место в общественной службе, или преследует какое-нибудь почетное название, чтобы как нибудь помириться с помыслами честолюбия, которые не дают ему покоя. Но вот в чем всего чаще погрешают неумиренные воинственники жизни: они не примечают открытаго, или сокровеннаго, но тем не менее вернаго союза между правдою и миром, между добродетелию и благополучием, между непорочностию и спокойствием. От того правда для них не довольно любезна; от того мир для них не довольно надежен. Им кажется, что закон налагает на нас дела правды, как тяжкие оброки, как господския работы, только к изнурению нашему, без всякой для нас надобности и выгоды. Им думается, что также удобно, или еще скорее, можно достигнуть мира, если оставить в стороне трудный и узкий путь правды. Нет! Дела правды предписываются законом для того именно, что оныя суть средство к миру. Мира благословеннаго, благополучия прочнаго, спокойствия истиннаго не иначе достигнуть можно, как путем правды. И будут дела правды мир, и одержит правда покой, и уповающе будут до века.

Хотя дерзко, и почти нелепо, брению вопрошать скудельника, почему он делает такой, а не другой сосуд, и назначает ему такое, а не другое употребление: однако да будет отчасти позволена сия дерзость, не для мятежнаго и тщетнаго прекословия премудрому и благому Художнику мира, но для скромнаго изследования потребной для нас истины. Вопроси, человек, для чего Бог сотворил тебя существом нравственным, имеющим тонкое внутреннее чувство различения добра и зла; для чего, по свидетельству Апостольскому, создан ты на дела благая, яже прежде уготова Бог, да в них ходишь (Еф. II. 10), а дела злыя возбранены тебе строгими заповедями, под угрозою смерти? Для Творца ли твоего сие надобно, или для тебя самого? Если ты медлишь на сие ответствовать, то предваряет тебя один из просвещенных друзей Иова, и говорит: воззри на небо, и виждь: смотри же на облаки, коль высоки суть от тебе. Аще согрешил еси, что сотвориши Живущему превыше их? Аще же и много беззаконновал еси: что можеши сотворити Ему? Понеже убо праведник еси, что даси Ему? Или что из руки твоея возмет (Иов. XXXV. 5–7)? Возмем в разсуждение заповедь: не укради. К чему нужна она Тому, Который обладает всем, и у Котораго никто не властен ни отнять, ни похитить? Не сделаешь Ему прибыли, если не украдешь, ни убытка, если украдешь. У него даже невозможно украсть, потому что куда ни унеси вещь, она всегда остается в Его владении. Если же заповедь сия не для Законодателя надобна, то, конечно, надобна для самого тебя, которому заповедана. Так точно: заповедано тебе не красть, дабы тоже заповедано было всем, дабы таким образом ты отвсюду был огражден безопасностию от кражи, дабы дело неправды не похищало у тебя мира, дабы дело правды приносило тебе покой. Подобным образом запрещено убивать, чтобы твоя жизнь предохранена была от убийства; запрещено лжесвидетельствовать и злословить, чтобы ты не страдал от клеветы и злоречия; запрещено желать зла и мыслить зло, чтобы злыя желания не мучили твоего сердца, чтобы злыя мысли не оскверняли и не затмевали твоего ума. Запрещены даже праздныя слова и праздныя мысли: это уже слишком тяжело, говорят легкомысленные; без нужды строго, думают неразумеющие; праздныя слова, говорят, не вредны, а праздныя мысли – еще менее: да, мелкия насекомыя большею частию не ядовиты и не смертоносны; однако хотел ли бы ты жить в воздухе, ими наполненном, где непрестанно толпятся они в глаза, жужжат в уши, тревожат осязание и сотнями наносят, подлинно, несмертельныя раны? Сему подобно состояние души, наполненной праздными и суетными помыслами: если кому сие не ощутительно, то потому, что он не испытал лучшаго внутренняго состояния; и потому должен поверить знающим, что благо, которое готовит ему заповедь об очищении ума, гораздо важнее, нежели он вообразить может. Предписано Богослужение: без сомнения и сие не потому, чтобы Бог имел нужду или недостаток в служащих ему: тысяща тысящ, как видел Пророк (Дан. VII. 10), служат Ему на небесах несравненно ближе и благоугоднее, нежели лучшие из земнородных; тмы тем предстоят Ему там, не имея нужды обращаться к другим, ничтожным делам, ни к безчувственному покою, как мы – после нашего краткаго служения. Если мы удостоиваемся призывания к делам служения Богу: то для того, чтобы чрез сие сделать нам благодеяние и милость, приближить наши мысли, чувствования, действия, ум, волю, словом: приближить существо наше к Существу Высочайшему, чтобы сим приближением поставить душу нашу пред светом вечнаго Солнца, дабы она сим светом внутренно просвещалась, оживлялась, наполнялась, питалась, наслаждалась и, утвердясь наконец в причастии сего света совершенно, сделалась причастницею вечнаго блаженства. Что сказать о новой заповеди, о возвышеннейшем, чистейшем, совершеннейшем, собственно Христианском образе закона, о единственной и всеобъемлющей заповеди, о любви к Богу и к ближнему? Кто здесь не чувствует, как прямо, как непосредственно ведет правда к миру, исполнение заповеди к блаженству: тот, видно, не получил еще предсказаннаго Пророками истинным Христианам сердца новаго и духа новаго (Иез. XXXVI. 26), а остается с сердцем ветхим, Адамовым, каменным; и поистине таковый заслуживает, чтобы отнять у него сей свободный и возвышенный закон, котораго достоинства он знать не хочет, и предать его всей власти низкаго и рабскаго закона чувственных нужд, похоти, ярости, со скотами и зверями, и, с неодушевленною земною природою, законам темнаго, страдательнаго борения сил.

Человек, заботящийся менее о правде, нежели о мире, менее о законе, чем о благополучии, может-быть, скажет, что он уверен во всеобщей благотворности закона и правды, если бы только держались оных все без изъятия, и если бы путь правды в начале и продолжении своем не представлял трудностей, которыя закрывают вожделенный конец онаго. Но когда, говорит, вижу, что слово правды и честности часто не находит внимания, а слово хитрости и лести уловляет людей и правит делами; что многолетный праведный труд только что не лишается насущнаго хлеба, между тем как посредством неправедных оборотов составляются огромныя богатства; что на пути правды предстоят подвиги, лишения, а по сторонам от него разсыпаны удовольствия… Не хочется договорить сего нелюбомудраго разсуждения, которое впрочем, осмотрясь, вероятно, не один из нас найдет у себя более или менее доведенным до употребления в делах. Ах, бедный искатель скороспелаго и дешеваго благополучия! Неужели ты подлинно хочешь завидовать хитрости, лести, неправедным оборотам, злоприобретенному имению, низким удовольствиям, кратко сказать, неправде и пороку? Неужели недостоинство средств не отражает тебя сильнее, нежели сколько привлекают выгоды, обещаемыя такими средствами? Неужели приятно было бы тебе надеть красивую одежду, как вывеску твоих обманов, построить великолепный дом, как памятник твоему грабительству, сесть за роскошный стол и есть плоть и пить слезы и кровь разоренных твоими неправдами? Неужели ты назвал бы это благополучием? Неужели полагал бы тут найти мир хотя на краткое время, не говорю, надолго? Не ревнуй лукавнующым, ниже завиди творящым беззаконие: зане яко трава скоро изсшут (Псал. XXXVI. 1. 2). Если под владычеством правосуднаго царя земнаго не долго успевает неправда, не долго правда остается в затруднении: возможно ли в царствии всевидящаго и всемогущаго Царя небеснаго, долго, ненаказанно ругаться над Его вечными и святыми законами? Возможно ли, чтобы ревностные и верные исполнители сих законов не были ведены самым верным, хотя не всегда одинаким, не всегда открытым, не всегда торжественным путем к миру, к покою, к блаженству? Праведный Иов будет наконец благоденствовать, несмотря на то, что видимый и невидимый мир возстали на разрушение благоденствия его. Если правда Иосифа низведена до рабства и темницы: за то наконец она возведется до престола. Кроме сего, есть для Иосифа и в темнице мир, котораго не имеют братья его на свободе, – мир добраго сердца, утешение непорочной совести, отрадное веяние духа небеснаго на чистую душу, предвкушение блаженства, уготованнаго правде сынов Божиих, не только правдою, но и безконечными щедротами Отца небеснаго.

Христианин! Никто, как ты, для достижения правдою мира, добродетелию блаженства, не имеет столь совершеннаго Подвигоположника, столь вернаго Вождя, столь могущественнаго Помощника. Он един паче всех показует тебе, что еслиб дела правды повели даже путем смерти, то проведут до воскресения в жизнь, и до вознесения в славу. Итак, тебе с особенною точностию и можно и должно исполнять учение, которое и прежде Христианства преподавать не колебались: уповай на Господа, и твори благостыню, и насели землю, и упасешися в богатстве ея. Открый ко Господу путь твой, и уповай на Него, и Той сотворит. И изведет, яко свет, правду твою, и судьбу твою, яко полудне (Псал. XXXVI. 3. 6). Аминь.