1821 год. Слово при вступлении в управление Московскою паствою

1821 год.

XLIII.

14. СЛОВО
при вступлении в управление Московскою паствою.

(Говорено архиепископом Московским Филаретом в Московском Успенском соборе,
августа 14 дня; напечатано отдельно и в собраниях 1821, 1822, 1835, 1844 и 1848 гг.)

<1821>

Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа. Рим. I, 7.

Так некогда святый апостол Павел приветствовал Церковь державнаго Рима, вступая с нею в общение посредством Послания. Так при сем первом общении лицем к лицу приветствовать Церковь сего Престольнаго града и я дерзаю.

Но кто я, дерзнувший возглашать столь великое слово среди столь великия Церкви? среди Церкви, которая кроме славы, заимствуемой от древняго Царскаго престола, еще прежде имела славу некоторым образом приготовить у себя место для сего престола и доныне сохранила благодать преподавать Венценосцам священный Венец и помазание на Царство; – среди Церкви, которая обыкла слышать живые и сильные гласы Божественнаго Слова, в которой сияли столь многие Светильники Православныя Веры, не угасшие и во гробах, но и оттоле еще сияющие светом будущаго века, в которой предстояли в молитвах, дознанные после, небесные споспешники наших земных молитв; – здесь, где древняя святыня еще недавно вновь ознаменовала себя и очистительным посещением, и чудесным избавлением, и праведным отмщением; – как дерзнул я предстоять толикому сонму Божию в священнодействии таинства веры и как паки дерзаю начать священнодействие слова истины? Немощным гласом недостойных уст как дерзаю колебать самый сей воздух, исполненный благоуханием Святыни?

О, Владыко Господи! Ты видишь глубину сердец; Ты слышишь движение помышлений; Ты зрел сие смятенное сердце, когда только еще даемы были жребии сего служения; Ты слышал трепетное воспоминание онаго древняго гласа: избери могуща иного, егоже послеши (Исх. IV, 13). Но когда, по неизследимым судьбам Твоим, чрез Священную и Державную Власть, жребий сей пришел и не возвратился, аз же кто есмь, могий возбранити Бога (Деян. XI, 17)? И ныне, Господи, да будет воля Твоя, ибо уже и бысть воля Твоя. Укрепи, Боже, сие, еже соделал еси в нас (Псал. LXVII, 29). Ради народа Твоего многаго даруй благодать служению сему; ради славы Твоей, сугубо дивной в ничтожных орудиях, соверши силу Твою в немощи сей. Даждь гласу Твоему глас силы (2 Кор. XII, 9; Псал. LXVII, 34) и в недостойных устах, да приемлющие слово слышания Твоего от нас, приемлют не аки слово человеческо, но якоже есть воистинну, Слово Божие, и да действуется оно в сих верующих (1 Сол. II, 13).

Итак, Богом дарованные нам Отцы, братия и чада Церкви сея, благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа!

О, еслибы совершенно исполнилось над вами сие первое желание наше! тогда могли бы мы уповать, что Бог исполнит и все во благих желания ваши. Но духовныя желания совершенно бывают действительны тогда, когда с волею дающаго благословение соединяется воля приемлющаго. Посему, дабы расположить сердца наши к соединению в едином желании, достойном сего духовнаго общения, скажем нечто в изъяснение того, почему прежде всего и паче всего желаем вам благодати и мира.

Мы все, когда ни встречаемся один с другим, обыкновенно приветствуем друг друга каким-либо желанием. Что значит сие обыкновение? – Знаменательное указание на состояние наше, еслибы мы были внимательны! Вообразим на минуту, что мы встретились бы не на сей бедной и осужденной земле, но на небесах, или хотя в земном раю: каким желанием стали бы мы там приветствовать друг друга? Желанием здравия? – Но там и без того нет болезней. Желанием долгоденствия? – Как может там быть забота о долгоденствии, где есть безсмертие? Желанием благополучия? – Там уже есть блаженство. Желанием ли, наконец, благодати и мира? – И сие там имеют все, или еще и более – имеют благодать и славу. Из сего само собою открывается, что там, вместо изъявления желаний, обыкновеннее всего должно быть изъявление радости в благодарных славословиях преисполнившему все желания – Богу. Что же теперь значит, что здесь, на земле, мы приветствуем друг друга различными желаниями? – То, что всем нам недостает многаго, что мы не в том состоянии, в котором должны быть, и к которому предназначены, что мы здесь не в отечестве, но в земле чуждой, не в пристанище, но на море, не в истинном жилище нашем, но в кратковременной гостиннице или на пути, не в области мира, но среди брани, между врагами, между опасностями, в изнурении, в лишении.

Чем прямее и точнее к исполнению¹ наших недостатков относятся наши желания, тем они достойнее, тем они правильнее. Приложим сию меру к обыкновенным желаниям нашим. – Желание здравия, если при сем думают о телесном, относится только к низшему совершенству животной природы, общей нам с безсловесными, – здесь совсем нет в виду потребности собственно человеческой. – Желание долгоденствия, если не получает высшаго значения в соединении с другими благороднейшими желаниями, не может принести нам ничего более, как только продолжение нашего земнаго изгнанничества и странствования, и, если мы не на пути избавления и возвращения в небесное отечество, то еще большее удаление от онаго; ибо – слышите и разумейте!  – в сем мире, в котором все движется и преходит, нет и для нас неподвижнаго состояния, и если человек не старается непрестанно приближаться к небу, то неприметным образом приближается ко аду. – Желание благополучия, если хотят получить только благо земли, а не благословение Неба, есть обольщение, поколику не исполняется, – и еще большее обольщение, поколику исполняется: неосторожный странник земли, собирая блестящий прах, изнемогает под приятным бременем, или, гоняясь за мелькающею тению, коснит в безполезной торопливости. Так в обыкновенных человеческих желаниях видно, при всегдашнем ощущении недостатков, достойное сожаления невнимание к недостаткам существенным и потребностям истинным!

И потому, Боголюбезные, для вас не будет чуждым и странным тот, кто не советуется с плотию и миром, дабы сретить вас желанием по сердцу вашего внешняго человека, но, в уповании обрести сердце ваше по сердцу Божию, прежде всего и паче всего взыскует Божественнаго источника, дабы оттоле почерпнуть для вас духовное благословение: благодать и мир.

Познаем существенный для нас недостаток мира! Возчувствуем высокую потребность благодати!

Кто лучше знает, чего нам недостает, и кто лучше может указать путь желаниям нашим, как не Тот, Котораго желание нашего блага низвело в сей лежащий во зле мир, дабы Самим Собою восполнить то, чего нам недоставало? Но и обыкновенное и торжественное благословляющее желание Спасителя нашего было желание и благословение мира. Приходит ли Он к ученикам Своим, когда уже дана Ему всякая власть на небеси и на земли (Матф. XXVIII, 18), и когда они могли ожидать от Него дара, достойнаго сея власти? – Он приносит им мир. Прииде Иисус, и ста посреде, и глагола им: мир вам (Иоан. XX, 19). Отходит ли Он в путь креста, когда смущенное сердце другов Его требовало сильнейшаго врачевства, действительнейшаго утешения? – Он оставляет им врачевство и утешение мира: мир оставляю вам, мир Мой даю вам (Иоан. XIV, 27). Хощет ли Он послать Апостолов для благовествования о Нем всему миру, и дать им довольное для сего пути напутствие? – Он усугубляет им благословение мира. Рече им Иисус паки: мир вам, якоже посла Мя отец, и Аз посылаю вы (Иоан. XX, 21). Завещавает ли, как должны они вступать во грады и веси, совершая посольство, на них возложенное? – Он и им повелевает приносить с собою мир. В оньже аще колиждо град или весь внидете: входяще в дом, целуйте его, глаголюще: мир дому сему (Матф. X, 11. 12).

После сего примера и повеления Христианин не будет в недоумении, правильно ли, паче прочих благ, приветствуют его миром. Если же кто еще не уразумел, для чего так нужно помышление мира, которое помышляет на него (Иер. XXIX, 11) Дух Христов, тому не нужно далеко идти на поле брани, или в осажденный город, или на позорище² распрей, чтобы уразуметь сие. Человек! самое близкое к тебе и самое опасное для тебя поле брани есть собственная твоя жизнь и деятельность в мире, если на сем поле не приобретена еще тобою победа побеждающая мир, вера (1 Иоан. V, 4); сердце твое подобно граду, осажденному отвне и таящему крамолу внутри, если мир Божий еще не водворился в оном (Кол. III, 15); в помышлениях твоих непрестанно возобновляется позорище распрей, если еще не низложено в тебе оружиями, сильными Богом, всякое возношение взимающееся на разум Божий, и не пленен разум твой в послушание Христово (2 Кор. X, 4. 5). Если тебе неизвестна сия брань, то, конечно, ты никогда не пробуждался от дремоты чувственной жизни к бодрствованию высшей жизни человеческой, никогда и главы не возносил из плена и рабства духовнаго. Кто более или менее усиливался возникнуть из сего рабства в свободу чад Божиих, тот, без сомнения, испытал и уразумел, как зло мира нападает на нас с оружием скорбей и страданий, дабы низложить нас унынием и отчаянием; как блага мира окружают нас, дабы взять в плен коварством похоти; как неудержанныя желания плоти простираются, повидимому, дабы покорить нам весь мир, но в самом деле покоряют нас всему, к чему они прилепляются; как плоть сражается с духом и сама с собою, страсти востают большею частию против разсудка и не редко одна против другой; как под ногами того, кто более старается примечать и обходить преткновения, более открывается соблазнов, так что весь подвиг естественной добродетели состоит почти только в дознании превозмогающаго порока, подобно как весь подвиг естественной мудрости – в дознании превозмогающаго неведения. Если при помощи разума и добрых страстей мы являемся иногда победителями на поле внешней деятельности: сие не приобретает еще нам истиннаго мира; позорище брани только переносится далее во внутренняго человека, и подвиг становится тем труднее, чем сокровеннее здесь враждебныя силы и оружия. Иногда, например, нам кажется, что мы победили корыстолюбие или сластолюбие, совершив подвиг благотворения или воздержания; но, в то же самое время, входя в глубину сердца, усматриваем, что мы там побеждены тщеславием или гордостию; и там, где думали стоять под защитою совести, сверх опасения, уязвляемся ея палящими стрелами. Восходя в область ума, обретаем новую брань помыслов, оправдывающих наши действия, и паки осуждающих, побуждающих к подвигам, и паки воспящающих, то сомнениями, то страхом, то разсеянием, воспаряющих к небесам, и низвергающихся во прах, светоносных и омрачающих, чистых и оскверняющих. Внимательные узнают здесь ту брань, о которой говорит один из опытных подвижников, яко несть наша брань противу крови и плоти, но против начальств и властей и миродержителей тьмы века сего, духов злобы поднебесных (Ефес. VI, 12). Сею-то бранию утомленный, вопиет Давид: несть мира в костех моих! Отчего нет мира у того, который победил всех врагов народа Божия и создал град мира, Иерусалим? – Несть мира, говорить он, от лица грех моих (Псал. XXXVII, 4). Кто из нас дерзнет похвалиться, что в нем нет греха? Посему кто не должен признаться и в том, что в нас нет собственнаго внутренняго мира, ни мира с Богом, ни мира с самими собою? Ты, Господи Боже наш, мир даждь нам (Иса. XXVI, 12)!

Бог – Отец наш, и готов дать нам вожделенный мир, братия Христиане! Для сего Сам Он нарекся Богом мира (1 Сол. V, 23); для сего даровал нам Единороднаго Сына Своего Иисуса Христа, Который есть мир наш (Ефес. II, 14); для сего послал в силе Духа Своего благовествующих мир (Рим. X, 15), от которых, по непрерывному преданию священнаго рукоположения, и в нас недостойных положено слово примирения (2 Кор. V, 19). Но что говорит Мир наш благовестникам мира, которых Он послал во всякий град и дом,  – ко всякой Церкви и ко всякой душе? – Аще убо будет дом достоин, приидет мир ваш нань; аще ли же не будет достоин, мир ваш к вам возвратится (Матф. X, 13). Таким образом сколь ни готов для нас мир от Бога: нам приносят его тщетно, если мы недостойны принять его. Что же может соделать нас достойными принять мир, нам подаваемый? Между человеками приобретается мир или самою бранию, или правдою, или по милости: – бранию, когда победитель предписывает мир побежденному; – правдою, когда ищущий мира или удостоверяет в справедливости своей, или сделанную несправедливость заглаждает удовлетворением; – по милости, когда тот, кто не имеет ни силы, чтобы завоевать мир, ни правды, чтобы заслужить оный, предается великодушию оскорбленнаго враждою и непритворною покорностию собственною, или притом и споручением вернаго и могущественнаго посредника, приобретает милость мира. Но мир Божий, кто может, или восхитить силою от Всесильнаго, или правдою заслужить от Того, пред Которым не оправдится всяк живый (Псал. CXLII, 2)? Кто хотя однажды побежден грехом, тот уже раб греха (Иоан. VIII, 34) и виновен противу всего закона Божия (Иак. II, 10), требующаго всецелой святости и совершенства по образу Отца небеснаго (Матф. V, 48); и потому он не имеет уже ни силы, ни правды; он не может сам собою изгнать воцарившагося в нем зла, и, если делает какое, несовершенное, добро, оно всегда относится к обязанности настоящей и потому никогда не составит удовлетворения правосудию Божию за зло, прежде соделанное. Итак единая для нас надежда мира с Богом есть милость Бога мира, по которой Он не только не хощет мстить нам за греховную против Него вражду, но и хощет нас освободить от порабощающих нас сею враждою, врагов Его и наших; не только не взыскует от нас невозможнаго с нашей стороны удовлетворения Его правосудию, но и приемлет на Себя удовлетворить оному за нас ходатайством и крестным подвигом Единороднаго Сына Своего; признает нас достойными наслаждаться миром Его, превосходящим всяк ум (Филип. IV, 7), как скоро мы признаем собственное недостоинство и утверждаем надежду нашу в Его милосердии. Благодать Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа есть единственный для нас источник истиннаго и совершеннаго духовнаго мира. С нашей стороны вера, молитва и смирение открывают в нас ток горнему источнику благодати, и тогда Господь уклоняет на нас аки реку мира (Иса. LXVI, 12), которая потопляет в нас все враждебное и все существо наше орошает, прохлаждает, оживляет, исполняет плодами жизни, возвеселяет чистыми духовными устремлениями, освящает в нас селение Вышняго (Псал. XLV, 5), и, как проистекла из вечной жизни Божией, так и течет в нас в жизнь вечную (Иоан. IV, 14).

О мир, вожделенный паче всего! О благодать, вожделенная прежде всего! – ибо мир есть единосущное чадо благодати.

Будучи призван принести ныне Господу начаток общения с сею Церковию, по воле Его, молю всех, Богоугодно стоящих теперь в сем общении, соединить взаимно все сердца в крепком желании благодати и мира от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа. Единодушная молитва сопастырей и всех верных да привлечет свыше благодать и мир новому пастырю, дабы он с силою и действием мог возвещать пастве благодать и мир. Благодать Господа нашего Иисуса Христа со духом вашим, братие (Гал. VI, 18); и мир Божий, превосходяй всяк ум, да соблюдет сердца ваша и разумения ваша о Христе Иисусе (Фил. IV, 7). Сам Господь мира да даст вам мир всегда во всяком образе (2 Сол. III, 16), как во внутреннем, так, по действию внутренняго, и во внешнем. Мир пасущим стадо Божие, – в христианском послушании пасомых; мир пасомым, – в отеческом и братском попечении пасущих. Мир начальствующим, – в верности подчиненных; мир подчиненным, – в мудрости и кротости начальствующих. Мир судящим, – в непритворной искренности судимых; мир судимым, – в прозорливости и безпристрастии судящих. Мир продающим и купующим, – во взаимном отвращении от лукавства и обмана. Мир делающим и трудящимся, – в благословенном успехе полезнаго делания и в обильном плоде труда праведнаго. Мир всем! Аминь.

Оглавление