Слово по освящении храма Успения Пресв. Богородицы, что в Казачей, за Москвою рекою

CIII.

24. СЛОВО
по освящении храма Успения Пресвятыя Богородицы,
что в Казачей, за Москвою рекою.

(Говорено Июля 15).

<1825>

Надеюсь, не покажется странным то, что, смотря на сей возобновленный храм, воспоминаю я возобновление Иерусалимскаго храма, после пленения Вавилонскаго. Сколь ни велика между ими разность, потому между прочим, что храм Иерусалимский был единственный не только в Иерусалиме, но и во всей земле Иудейской; а сей есть один из многих и в едином сем граде, который множеством храмов Божиих, как небо звездами, украшается и сияет: но есть некоторое сходство в судьбе их; ибо и тот, как сей, сожжен был в нашествие не чтущих Бога врагов, и сей, как тот, возобновлен усердием чтущих Бога граждан и народа.

Но зачем, скажут мне, может быть, некоторые, зачем к событию радостному ты приносишь воспоминание, в котором веселие смешано с плачем? Зачем показываешь нам различныя чувствования людей, бывших при основании дому Господня, а не единодушную радость торжествовавших совершение онаго?

Подлинно, когда Израильтяне начинали возобновлять свой храм, сожженный Вавилонянами, тогда, при торжественном богослужении, они частию веселились, а частию плакали. Мнози от священников и левит, и князи отечеств, и старейшины, иже видеша дом преждний на основании своем, и сей дом пред очесы своими, плакаху гласом велиим, и народ возглашающ, в веселии возвышаху глас. Но когда, по преодолении препятствий, дом Божий наконец совершился: тогда они забыли прежний плач и только радовались. Сотвориша же сынове Израилевы, священницы и левити, и прочии сынов преселения, обновления дому Божия в радости (1 Ездр. VI, 16).

Радуюсь и я с вами, которые в годину искушения были, если не сынами долговременнаго преселения, то сынами бегства, или пленными в собственных ваших жилищах, или наконец жителями пеплом усыпанной пустыни внутри города, – радуюсь, что умилостивленный Бог вновь устроил ваши домы; радуюсь, что помилованные Богом, вновь устроили вы дом Божий.

Радуюсь с вами, священницы и левиты, что там, где чада беззакония и погибели хотели водворить мерзость запустения, вновь стоите вы в украшении своем, да хвалите Господа.

Дерзну и далее простерти радость: радуюсь с вами, силы небесныя, ныне с нами невидимо служащия, с той минуты, как молитвою и тайнодействием призываемый, собственным обетованием – быть посреде собранных во имя Его – преклоняемый, вниде во врата сия Царь славы.

Приидите, скажу со Псалмопевцем, возрадуемся Господеви, воскликнем Богу Спасителю нашему: предварим лице Его во исповедании, и во псалмех воскликнем Ему (Пс. XCIV, 1. 2).

Но что мне делать? Когда я хочу только радоваться, и в веселии возвышать глас; когда перенимаю радостныя восклицания у ведущаго воскликновение Псалмопевца: и он чрез радостныя воскликновения пред Богом вскоре приводит меня к плачу. Приидите, продолжает, поклонимся и припадем Ему, и восплачемся пред Господем сотворшим нас (Пс. XCIV, 6).

Кто хочет, пускай довольствуется при настоящем обновлении храма простою искреннею радостию, подобно как в подобном случае добрый Израильский народ возглашающ в веселии возвышаху глас. Но кто, подобно как некогда мнози от священников и левит, и князи отечеств и старейшины, не останавливается на том одном, что видит пред очами своими, а побуждается видимым, и то, чего не видит, воспоминать, соображать, пусть размышляет со мною, о чем они плакали при основании дома Господня, и нет ли о чем заботиться и нам при сей радости о совершении дома Господня.

Священники, левиты, князи, старейшины, – те из народа, в которых должно предполагать более разсуждения, более проницательности, более опытности, – священники и левиты, люди преимущественно пред прочими упражняющиеся в законе Божием, и потому преимущественно способные испытывать и разумевать судьбы Божии, – князи и старейшины, люди более прочих знающие прошедшее и настоящее состояние целаго народа, и на сем познании могущие утверждать верныя надежды или основательныя опасения о будущем его состоянии, – вот кто, при торжественно начинавшемся возобновлении храма Иерусалимскаго, плакаху гласом велиим. Печаль таких людей, сколь ни желательно было бы не примешивать ее к общенародной радости, – более, думаю, заслуживает внимания, нежели радость народа, часто необдуманная.

О чем же плакали они? В ответ на сие повествователь сего произшествия, Ездра, не представляет ничего более, как то, что они видеша дом преждний на основании своем, и сей дом пред очесы своими. Но что тут плачевнаго? На сие дает нам некоторое изъяснение современный Пророк Аггей, когда поповелению Божию, князю, первосвященнику и всему народу Иудейскому говорит: кто от вас, иже виде храм сей в славе его прежней: и како вы видите его ныне, якоже не суща пред вами (Агг. II, 4)? Вот о чем плакали разсудительнейшие между Израильтянами! Смотря на храм, едва возникающий из огромных развалин, они приводили себе на память виденную некогда славу его, кончившуюся поруганием и разрушением; сличая уменьшенный, скудный, ничтожный вид возобновленнаго здания с обширностию и великолепием прежняго, сравнивая предприемлющие возобновление храма остатки двух только племен Израилевых, малочисленные, слабые, бедные, не имеющие благоустроеннаго правительства, окруженные враждебным соседством, с созидавшим прежний храм народом, состоявшим из соединения целых двенадцати племен, благоустроенным, богатым, сильным, вскоре после победоноснаго царствования Давидова, в мирное и мудростию могущественное царствование Соломоново, – соображая все сие, сколь мало они могли быть довольны началом дела, которое имели пред очами, столь же мало могли утешать себя надеждою на успешное совершение и прочное сохранение слабо начинающагося дела. Нет сомнения, что люди, не только здравомыслящие, но и богомыслящие, воспоминая видимую славу прежняго храма, помышляли при том и о благодати, которая обитала в нем и облекала его славою; созерцали духом, что грехи народа удалили от него благодать, а чрез то и от славы обнажили его, и довели до запустения; может быть, и то еще примечали прозорливые, что грехи, подвергшие прежний храм разрушению, а народ пленению, не совсем еще изглаждены сим судом и наказанием и в возвратившихся из плена сынах преселения, предприемлющих возобновление храма; следственно, еще не восходила для него новая заря благодати, далеко было солнце славы; еще не ясное утро надежды тогда было, но сумрак и нощь страха и неизвестности, время не веселия и торжества, но сокрушения, покаяния и плача, и потому плакаху гласом велиим.

С вами теперь состязаться буду, – с вами, у которых не сей один храм, но и многие другие, после осквернения или опустошения враждебною рукою, не только нашли руку возстановляющую и возобновляющую, но и достигли совершеннаго возобновления, может быть, не с меньшим, или даже большим прежняго, благолепием, и обрели прежнюю свою благодать и святыню. Думаете ли вы посему, что, смотря на сей успех ваших дел, на сию помощь свыше, имеете вы право радоваться так, чтобы отложить всякую печаль, или страх, или заботу? Не могу согласиться с сим расположением безпечных душ, как ни охотно желаю вам радости полной и ничем ненарушимой. Ах! работайте Господеви со страхом, и радуйтеся Ему с трепетом (Пс. II, 11).

Создать Богу храм, украсить, освятить, – благодатное дело пред Богом и спасительное для человеков! Когда видим в Евангелии, что создавший Иудеям сонмище, то есть, Иудейскую храмину молитвы и священнаго поучения, чрез сие между прочим дело проложил себе доступ ко Спасителю нашему и его к себе привлек, обрел высокий дар веры и высокую похвалу сего дара, исходатайствовал чудо исцеления: сие не есть ли знамение и наставление нам, сколь великое благословение и благодать ожидает подвизающихся создать Христианский храм, в котором Сам Бог во плоти, под покровом таинств, обитает с человеками? Но сколь ни верно сие слово, что создать, украсить, освятить храм есть дело великое: тем не менее верно и то, что создать, украсить, освятить храм вещественный есть дело еще не совершенное и не оконченное.

Читающие священныя книги знают, как вещественно создан, как великолепно украшен, с какою торжественною и всенародною молитвою освящен, каким дивным в огне и облаке наитием благодати в день освящения прославлен был храм Соломона. Что естественнее было в сие время, как мысль об окончательном совершенстве и совершенном окончании сего великаго дела? Едва ли не вкралась и в сердце Соломона сия мысль естественная, но не благодатная: ибо надобно было Самому Богу явиться и вразумить его, что сие дело требует еще продолжения и дальнейшаго совершения, и какого продолжения и совершения требует. И явися Господь Соломону вторицею, повествует книга Царств, и рече к нему Господь: услышах глас молитвы твоея. И далее: освятих храм сей, его же создал еси, еже положити имя Мое тамо во веки: и будут очи Мои ту, и сердце Мое во вся дни (3 Цар. IX, 2. 3). Довлеет, Господи, мог бы сказать на сие Соломон, довлеет; не совершено ли уже чрез сие все дело? Нет, глаголет Господь; еще не все; не довлеет; слыши, что еще требуется к совершенству дела: и ты аще пойдеши предо Мною, якоже ходи Давид, отец твой, в преподобии сердца и в правоте, и еже творити по всем, яже заповедах ему, и повеления Моя, и заповеди Моя сохраниши: и возставлю престол царствия твоего во Израили во веки (ст. 4. 5). Поелику же создатель и поклонники храма Иерусалимскаго не продолжали сим образом его созидания и освящения в себе самих: то храм оказался на самом деле несовершен и не прочен; не раз рушена святыня его, и весь он, сообразно с угрожением Господа, отвержен от лица Его.

Если таким образом созидание и освящение храма Иудейскаго, который назначен был для Богослужения образовательнаго, наружнаго, чувственнаго, долженствовало быть продолжаемо и совершаемо в его создателе и поклонниках: то что сказать о храме Христианском, котораго предмет и цель есть богослужение не образовательное только, но существенное, не наружное только и чувственное, но в наружном и чувственном непременно внутреннее и духовное? Нельзя иначе и думать, как что созидание, украшение и освящение вещественнаго, рукотвореннаго, есть только приготовление и приспособление к созиданию, украшению и освящению нерукотвореннаго, духовнаго храма в создателях и служителях, в общниках и посетителях онаго. Ибо что говорит нам о храме Апостольское слово? Не весте ли, говорит оно, яко храм Божий есте вы (1 Кор. III, 16)? Что и о созидании храма? Ко Господу говорит, приходяще, камени живу, от человек убо уничижену, от Бога же избранну, честну, и сами яко камение живо зиждитеся, в храм духовен (1 Петр. II, 4. 5). О украшении храма? – Христов дом мы есмы, аще дерзновение и похвалу упования, как благопотребные сосуды дома, как дому Владыка, украшения, коими благоугождается даже до конца известно удержим (Евр. III, 6). Наконец о святости храма? – Храм Божий свят есть; но какой храм? иже есте вы (1 Кор. III, 17). Итак, споспешествователи создания и украшения, и свидетели освящения сего видимаго храма! Созидается ли также, украшается ли, освящается ли Богу, не менее видимаго, и невидимый храм душ ваших? Вот среди сего радостнаго торжества моя тайная забота, мой страх; и – о если бы, при дальнейшем размышлении о сем, не нашлось причин к сетованию и плачу!

Не имеет ум мой проницания видеть внутреннее состояние храмов душевных; недостойно слово мое обличать; не желает сердце мое дерзновенно возмущать чью либо радость. Прибегаю к слову одного из святых, котораго и духовная проницательность выше сомнения, и обличение выше прекословия для нас грешных. Не восприяли еще мы радости о спасении от Христа соделанном, говорит святый Макарий, но жало смерти в нас углубляется. Не облекались еще в новаго человека, созданнаго по Богу в правде, и не совлеклись ветхаго, тлеющаго в похотех прелестных. Не носили еще небеснаго образа, и не сообразились славе его. Еще не поклонились Богу духом и истиною; яко царствует грех в мертвенном нашем теле. И далее говорит: не учинились еще храмом Божиим и обителию Духа Святаго; зане есмы храмом идолов, и вместилищем духов злобы, по причине душевнаго к страстям стремления (Бесед. XXV, 4).

Но для чего далеко искал я обличителя? Обличители наших беззаконий найдутся между самими обличаемыми. Спросите друг друга: чтo произвела в душевных расположениях и нравственной жизни большей части из нас бывшая година искушения и наказания? После столь грознаго посещения Божия, более ли прежняго страшимся мы грехов и беззаконий? Бывшее уничижение научило ли нас паче прежняго смирению? Бывшия лишения и нужды обуздали-ль роскошь, прекратили-ль склонность к излишествам, обратили-ль нас к простоте и умеренности? Сохранилось ли возбужденное опасностями единодушие и забвение собственных выгод для ближняго и для общества, и не вновь ли собственность разделяет нас и возставляет одного против другаго? Если и не будут на сие ответствовать словами: ответ на сие можно видеть в явных и обыкновенных делах и поступках; можно читать на стенах жилищ, на украшениях, на одеждах, на местах зрелищ и увеселений, на торжищах, на судилищах.

Чтож, если подлинно признаться должно, что после общаго наказания и дивнаго помилования от Бога мы опять таковы, каковы были, когда заслужили наказание? Какое в сем случае утешение в прошедшем? Какая радость в настоящем? Какая надежда в будущем?

Радуюсь с вами о возстановлении после бед нашего внешняго благосостояния, радуюсь о новом возграждении храма, наипаче радуюсь о возобновлении храмов Божиих и святыни их: но согласитесь и вы со мною, что надобно всем нам заботиться и о доме душевном, надобно бояться, чтобы он не остался в греховной ветхости, нечистоте, безобразии, запустении; а если уже сами видим в себе духовный храм Божий, яко не сущий пред нами, то достойно и праведно и сетовать и плакать велиим плачем сокрушения и покаяния.

Продолжим, сослужители и споклонники святаго храма, продолжим святое дело храма в душах наших. Будем духовный в нас храм Божий созидать подвигами благочестия, возобновлять исправлением жития, украшать добродетелями, освящать верою, молитвою и общением таинств; да даст Господь и сему храму Своему благодать и славу, и в совершенном освящении его Духом святым, да обрящем совершенную радость спасения, которой никтоже возмет от нас. Аминь.