1814 год. Слово на день торжественнаго венчания на царство и священнаго миропомазания Благочестивейшаго Государя Императора Александра Павловича

1814 год.

XXVI.

13. СЛОВО
на день торжественнаго венчания на царство и священнаго миропомазания Благочестивейшаго Государя Императора Александра Павловича.

(Говорено – неизвестно где; напечатано отдельно и в собр. 1820 и 1821 гг.).

<1814>

Не будем ныне изследывать, слушатели, чья наипаче радость исходит из уст Давида в сем восклицании молитвенном: собственная ли радость Давида, когда он, в некоторый, подобный настоящему, день с торжественною благодарностию воспоминал, какою чудесною силою вознесен он был от стада на престол, и колико крат видел спасение Господне, явленное для себя и в себе для целаго народа; или предвкушаемая радость Мессии, котораго в пророческом духе созерцал он восшедшаго на высоту и седящаго, яко Царя, одесную силы Божия, да в Нем узрит всяка плоть спасение Божие. Будучи не только пророк Христа Богодухновенным словом, но и пророчественный образ его, Богоправимою жизнию, Давид мог слиять сию сугубую радость во едину. Как бы то ни было, мы не можем сомневаться в том, что Царь по сердцу Божию возвещает нам радость истинно царскую.

Сынове Сиони! Вы предстоите здесь для того, чтобы пред Богом возрадоваться о Царе своем от Бога помазанном, венчанном и превознесенном. Праведно, ибо истинная радость Царя и царства едина есть. Итак, вслушаемся прилежнее в священный глас радости сея, исходящий из уст Царя Пророка; последуем, сколько можем, его восхищению или, паче, наставлению; он ведет нас чрез радость Царя в радость Господа; он проповедует силу Божию и спасение Божие, как твердейшее основание и чистейший источник царственной радости.

Господи, силою Твоею возвеселится Царь, и о спасении Твоем возрадуется зело.

Радость и счастие Царя и царства начинается тогда, когда ощущается сила, отражающая страх коварств или насилий, в котором каждое общество естественно находится. Если закон гражданский ручается за безопасность частную, то спокойствие общественное и неприкосновенность самого закона охраняется силою. Сердце государства слабаго потрясается от каждаго движения, происходящаго близ его пределов, и легкий ветр молвы кажется ему грозною бурею.

Но если слабыя царства принуждены быть в непрестанном безпокойстве со стороны сильных, то и сильныя не менее могут страшиться сильнейших, и сильнейшия союза многих, или счастливой дерзости единаго. И где же основание, на котором бы могущество сильных земли утверждалось незыблемо? И есть ли невозмущаемая радость для царей и царств?

Человеки проходят сушу и море, ища подпор для своего утверждения, и пристанища для своей безопасности. В искусстве градодержавства, принятом от миродержителей тмы века сего, сила и насилие, мудрость и ухищрения, мужество и дерзость, искренность и притворство, верность и клятвопреступление, союз и распри, мир и война, золото и железо, – словом, все без разбора приемлется орудием для созидания мечтательнаго величия и могущества. Но сие обилие в средствах всегда ли, – по крайней мере часто ли, приводит к желаемой цели? Дает ли преимущество пред теми, которых и предприятия, и пособия к их совершению – заключаются в пределах справедливости? – О, еслибы те, которые столь неутомимо работают над сооружением великаго кумира суеты, непрестанно разсыпающагося в руках их, упразднились и обратились бы с Соломоном к безпристрастному разсматриванию суеты! Подобно ему, они бы увидели под солнцем, яко ни легким течение, ниже сильным брань, ниже самому мудрому хлеб, ниже разумным богатство, ниже ведущим благодать, яко время и случай случится всем сим (Еккл. IX. 11).

Время и случай: так на языке мира называет Премудрый недоведомую миру причину происшествий. Но что есть время, как не движение вещей под перстом Вечнаго? Что есть случай, как не сила невидимая, сокрытая в действиях видимых, но не предвидимых, тень руки Вседержителевой, облачение Провидения? – О время, на котораго непостоянство толико жалуются легкомысленные, и которое столько же обвиняют в медленности, как и в скорости, колико верным показалось бы ты нам, еслибы мы внимательнее наблюдали твое вышнее измерение – милостию и судом, искушением и воздаянием, долготерпением и наказанием! О, случай, которому слепотствующие зрители мира приписывают собственную их слепоту, колико бы ты явился провидящ и праволучен, когда бы мы довольно имели прозорливости, чтобы открыть тайную руку направляющую твои стрелы на их мету, и отличить, подобно Пророку, стрелу спасения (4 Цар. XIII. 17) от стрелы всегубительства!

Дотоле все в мире как непонятно и сомнительно, так ненадежно и опасно для нас, доколе, не примечая в нем вышней премудрости всеучреждающей и силы всесозидающей, мы думаем устроить на земли свое блаженство собственным только мудрованием и усилиями. Вотще, говорит пророк Моаву, имел еси надежду во оградах твоих, и в сокровищах твоих, и ты ят будеши (Иерем. XLVIII. 7). Нощию, то есть, внезапно и непредвиденно, погибнет земля Моавитская (Исаии XV. 1). Еда, взывает другой к князю Тирскому, еда хитростию твоею или смыслом твоим сотворил еси себе силу, или во мнозей хитрости твоей, и в купле твоей умножил еси силу твою? умреши смертию язвенных в сердце морстем (Иезек. XXVIII. 4, 5 и 8). Будем, слушатели, внимательны и к настоящим судам Божиим, также как и древним, и приимем от уст Пророка совершившуюся уже притчу сию на новаго царя Вавилонскаго, на сего надменнаго исполина недавно мечтавшаго разделить державу вселенныя со Вседержителем: сокруши Бог ярем грешников, поразив язык грешный, работающий властителю неправедному, язвою ярости, еюже не пощаде (Исаии XIV. 6). Безсмертный год благословенныя Богом державы, коему священный предел ныне полагаем! Ты гласом грома взываешь к сим шатающимся дерзостию языкам, и не престанешь взывать к родам грядущим, да не глаголют высокая в гордыни, и да не хвалится сильный о себе силою своею, но о сем да хвалится хваляйся, еже разумети и знати Господа (1 Цар. II. 3 и 10).

Блажен народ, который, не делая себе идола из собственнаго могущества, славы и величия, полагает сердце свое в силу Божию. Блажени людие, имже Господь Бог их. Предзря его выну пред собою, и одесную себя, они не подвижутся никаким смятением и опасностию. Царство, управляемое верою и упованием на Бога, если возмущается несправедливостию и притязаниями сынов чуждих, успокоивается в Боге судителе праведном и крепком; если угрожается насилием, прибегает к Богу препоясующему силою; если открыто ковам тайным и нападениям нечаянным, имеет хранителя, который не воздремлет, ниже уснет; если даже изнемогает, чает Бога спасающаго немощных от малодушия и от бури отчаяния. Вступая в праведную брань, оно дерзает противу целаго мира, признавая верховным вождем своим того, который благоволил нарещися Богом воинств, который исходит в силах возлюбленнаго ему народа и дает крепость людем своим: приобретая мир, оно сугубо наслаждается им, и как благом земным и как благословением небесным, зная, что Господь благословляет люди своя миром. А когда о Боге сотворит оно себе такую силу, в которой и враги его начнут усматривать перст Божий, тогда его радость и веселие столько же неотъемлемы у него, сколько сила Божия непобедима, милость непреложна и слава неприкосновенна.

И сия-то радость, сие-то веселие отверзают сердце и уста царя Псалмопевца: Господи, силою Твоею возвеселится царь. Не могущество человеческое, не могущество собственное утешает меня, Господи! суетно то утешение, которое мир может и даровать и похитить. Но когда помышляю, что Ты устроил меня избранным орудием Твоея силы, тогда в благодарном восхищении я забываю самого себя; я ощущаю токмо Твою вседетельную силу, о ней веселюся, ее славлю; ею живу и блаженствую. Господи, силою Твоею возвеселится царь!

Впрочем чувствование могущества есть еще половина царственной радости. Господи, силою Твоею возвеселится царь, и о спасении Твоем возрадуется зело.

Если сила и могущество царей и народов есть талант вверяемый им от Господа сил, то не иначе, как верностию в его употреблении, могут они обогатиться до преизбытка и внити в полную радость Господа своего. Если раб, сокрывающий в землю свое сокровище и не приносящий Господу лихвы своего делания, и находит некоторое успокоение в безпечности своей и услаждение в своекорыстии: но вскоре является Судия и Мздовоздаятель, и призрак счастия исчезает.

Было время, когда самый Давид, – ибо и праведники падают, – когда самый Давид возжелал насладиться только могуществом своим, которое он думал видеть во многочисленности повинующагося ему народа: да увем число людем (2 Цар. XXIV. 2). Но еще он не вкусил сего наслаждения, как уже впал в гневныя руце владеющаго царством человеческим: и даде Господь смерть во Израили (2 Цар. XXIV. 15). То, что соделал здесь Бог рукою чудодейственною, вразумляя своего избраннаго, совершается некоторым образом и повсюду самым естественным течением дел человеческих. Тогда как на земли живейшим образом начинают ощущать собственное могущество, в слепом самонадеянии проповедывать мир и утверждение и счислять токмо выгоды, а не обязанности сопряженныя с дарованною от Бога силою, – тогда в судьбах небесных уже написан приговор разрушения и всегубительства: и даде Господь смерть во Израили. От мечтательнаго самодовольства рождается безпечность, безпечностию питается роскошь, а сия есть уже язва смертная и на крепость, и на мудрость, и на благоустройство, и на обилие.

Но если успокоивающее чувствование могущества опасно тогда, когда оно погружает в мечтательное самодовольство и бездействие; то не менее пагубно и тогда, когда сила становится только средством к умножению силы, и приводится в действие духом преобладания, ибо сила погубляется как бездействием, так и непрестанным напряжением. Хотя бы дух преобладания и не был осуждаем верховным Владыкою мира, он должен рано или поздно сам уготовать себе гибель потому, что принуждением возбуждает против себя и противоборствующия и поборствующия ему силы, раздражает в одно время и притесняемых, и тех, которые могут опасаться притеснения, и чрез самыя завоевания и порабощения превращает только врагов внешних и открытых – в домашних и сокровенных. Но и взаимно, хотя бы он не был во вражде сам с собою, он должен быть истреблен правосудием Вседержителя, производя в Его державе крамолу и возмущение и преступая пределы судеб Его. Егда разделяше Вышний языки, говорит первый дееписатель мира, постави пределы языков по числу Ангел Божиих (Втор. XXXII. 8): конечно в сие время положено было и то, да будет един Вышний царем всея земли. Каждый, кто когда либо с царем Вавилонским желал в сем быти подобен Вышнему, и домогался всемирнаго единовластительства, подвергался единому с царем Вавилонским осуждению: во ад снидеши и во основания земли (Исаии XIV. 14 и 15).

Одно только есть истинное, так как и естественное, направление народнаго могущества – направление ко благу общественному и спасению бедствующаго человечества. Если царь и народ имеют то благословение Провидения, что их сила, открываясь в собственном их спасении от опасности, простирается и на спасение других народов страждущих под тяжким и несправедливым игом, тогда счастие оных не обманчиво и радость их исполнена. Если Бог не только нам, но и чрез нас являет спасение свое, то мы есмы не только предмет, но и действующее орудие промысла Его; и что может быть надежнее сего состояния, только бы мы своеволием не исторгались из руки Его? Мы есмы споспешники благости Его; и что может быть величественнее и блаженнее сего служения?

Посему-то сила Божия и спасение Божие составляют полную радость и веселие Богоправимаго царя. Следуя более небесным, нежели земным внушениям и ощущениям, он не радуется о погибели своих врагов: видя их падение, он сетует о их ожесточении, милует их несчастие. Не устремляется от побед к преобладанию, но восхищается тем, что, спасенный Богом, имеет власть споспешествовать спасению людей Божиих. Не превозносится высотою своего служения: он бы устрашился его, еслибы не предложил Бога помощника себе. Не утешается своею славою, но приносит ее Богу Спасителю. Господи, силою Твоею возвеселится царь и о спасении Твоем возрадуется зело.

Такова, слушатели, радость Давида и такова радость Александра, – такова наконец – поколику и мы можем разделять ее, – такова должна быть всеобщая радость настоящаго дня. Не слышите ли вы еще и ныне радостными сердцами, как Благочестивейший Самодержец в то самое время, когда желает воздать достойную славу победоносному воинству своему, возносясь духом к Богу, воспевает Давидскую песнь: не нам, Господи, не нам, но имени Твоему даждь славу? Или как показуя нам совершившияся под его водительством чудеса брани, паки восклицает Давидски: кто Бог велий, яко Бог наш? Ты еси Бог творяй чудеса! Или, как, управляя сердцами разнородных воинов и правителей, пленив сердце враждебнаго царства силою оружия, и сердца врагов правотою и благостию, на высоте своея славы, вновь исповедует, что един Бог всем управляет. И что еще, – блаженная преданность воли предержащей, воле всеуправляющей, – уже не токмо исповедует сущее, но и предощущает и предрекает грядущее действие Промысла над своими деяниями, Един Бог, говорит, всем управляет, Он же и совершит сие дело, и великое дело спасения сокрушенных царств и стенящих народов и умирения мира совершается.

Сынове России! возрадуемся о царе своем, и с царем своим, истинно царственною и Божественною радостию, да пронесется по всем местам и временам грядущим, паче же да проникнет во все сердца и души животворящий глас радости и спасения, слышанный Пророком в селениях праведных, глас народной радости: десница Господня сотвори силу; глас веселия царева: десница Господня вознесе мя (Псал. CXVII. 15 и 16).

Воистину, Господи, ты сам вознес избраннаго от людей своих, и положил его первенца, высока паче царей земных. Силою Твоею веселится Российский Царь, и о Твоем токмо спасении, прежде над нами, потом чрез нас и над всем родом христианским совершающемся, радуется благодарением и упованием. В сих чувствованиях исходил он прежде из пределов своей державы для защищения и спасения, и ныне исходит паки для умирения и облагоденствования народов. Воздаждь ему исполнену сию радость великаго Твоего спасения. Господи, спаси царя, и услыши нас, вместе с ним восписующих Тебе славу и честь и силу. Аминь.