Слово во Святый и Великий пяток

XXIII.

10. СЛОВО
во Святый и великий пяток.

(Говорено в придворной соборной церкви, в присутствии Их Величеств Государыни Императрицы Елисаветы Алексеевны и Государыни Императрицы Марии Феодоровны, Императорских Высочеств Государей Великих Князей и Государыни Великой Княжны в 1812 году; напечатано отдельно).

<1812>

Ах, утеха Израилева! так ли ты утешаешь Израиля?

Муж болезней из Врача душ и телес, Агнец среди волков из Пастыря заблуждших овец, Судия осужденный преступниками, Царь славы поруганный рабами, слово умолкающее, свет угасающий, сый воскрешение и живот, но умирающий и погребаемый – о Тебе ли не плакать? О чем же сетует небо, содрагается земля и камение воздыхает? Не ужели сей есть день твой, который Авраам, отец наш, рад бы был видеть, и виде и возрадовася (Иоан. VIII. 56)?

И теперь ли нам плакать о себе самих? Еслибы весь Израиль, еслибы весь род человеческий, еслибы весь мир погибал теперь, – сего мог бы не приметить взирающий на Богочеловека страждущаго. Стoит ли неизмеримость творения единой капли крови Твоей, стoят ли все времена и лета единой минуты скорби Твоей, Иисусе!

Но я забываюсь. Я не пришел препираться с Тобою о любви Твоей, довольно уже препираемый и попираемый злобою, Человеколюбец! Я пришел возвестить волю Его вам, сопровождающия Его в пути креста и гроба, дщери новаго Иерусалима, души христианския! Он видит благочестивую скорбь вашу – и в ней самой открывает для вас источник исцеления. Он хощет, чтоб из созерцания крестной смерти Его вы почерпали вкупе и сладкое утешение и спасительное сокрушение. Утешение о Нем: не плачитеся о мне. Сокрушение о себе: себе плачите и чад ваших. Повинемся нашему кроткому Наставнику в сии наипаче минуты, когда Он так мало имеет повинующихся.

Что такое заставляет нас плакать при виде страдания и смерти? Если разрушение находится в законах бытия, то почему действие природы ужасно для самой природы? Если безсмертная душа возмущается тлением, как противным существу ея – почему более поражает ее преходящий образ тления, нежели безсмертие существенное и неотъемлемое? Будем внимательнее к самим себе, и мы приметим, что болезни смертныя отзываются иною предшествующею им болезнию человеческаго естества – болезнию греха, который рождает смерть (Иак. I. 15). Убо где грех теряет свою силу, там должно притупиться и болезненное жало смерти.

Христос греха не сотвори (1 Пет. II. 22). Сколько ни разглашал князь тмы, устами своих единомышленников, яко человек сей грешен есть (Иоан. IX. 24), дабы затмить сию вожделенную для нас невинность, сию святость Божественную – ее осияло полдневным светом самое осуждение Иисуса. Посмеяваясь шатаниям возстающих на него, Провидение повелело единому от среды их проповедать о нем то, в чем не верили его последователям, его учению, его житию, его знамениям. Пилат, в то самое время, когда уступает воплям кровожаждущей толпы: распни, распни его (Иоан. XIX. 15), сам не престает вопиять: аз ни единыя вины обретаю в Нем (Иоан. XVIII. 38). Соглашается пролить кровь его, но не иначе, как умовенными в Его неповинности руками. Итак, пусть страждет Иисус, но да не радуются враги Его и да не унывают Его любящие: тот, иже есть Истина и Святость, не вотще вменяется с беззаконными. Пусть умирает Иисус, но да трепещет смерть приемлющая Его в свое владычество: ея права не простираются на безгрешнаго. Немощно держиму быти Ему от нея (Деян. II. 24).

Да не будет, христиане, чтобы мы нашего Вождя воображали хотя на минуту побежденным, когда видим Его мучима или бездыханна. Не случай или насилие ведет Его крестным путем: Он идет по предуставленному (Лук. XXII. 22). Не исторгают Его душу: Он ее полагает (Иоан. V. 18). Давно назнаменал Он смерть свою народам; возвестил ученикам; носил в уме и сердце так, что за неосторожное желание поколебать в Нем сию мысль, друга, котораго недавно называл каменем веры, которому вверял ключи царства небеснаго, поразил ужасным наименованием сатаны (Мат. XVI. 18 и 19; 22 и 23). Вчера на вечерней трапезе ясно предначертал Он события настоящаго дня – и предложил в снедь свое тело, ныне терзаемое, дал в питие кровь, ныне изливаемую. Он указал своего предателя; и принял его измену, подобно как служение: друже, твори на неже пришел еси. (Мат. XXVI. 50). Легионы Ангелов ожидали повеления ополчиться окрест Его; единое слово Его: Аз есмь (Иоан. XVIII. 5) явилось сильнее Легеонов: но не торжества хотел Он, а плена, уничижения и смерти.

Теперь уже не время, подобно Петру, пререкать сей любви к страданию. Нам предоставлено проникнуть в тайну оныя, дабы не токмо утешиться в смерти Иисуса, но и возблагоговеть к ней. В своей смерти, слушатели, Он любит человека. Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына своего единороднаго дал есть, да всяк веруяй в онь не погибнет, но имать живот вечный (Иоан. III. 16). О сей-то конечно любви написал Премудрый: крепка яко смерть любы, жестока яко ад ревность (Пес. VIII. 6). Поелику жизнь показалась человеку сомнительною споручницею любви Божией: сия любовь обручает его себе смертию. Человек отпал от любви Божией; ревность, яко ад жестокая, отверзла в его падении ад: но любовь, яко смерть крепкая, умирает за него, и утоляет ревность, затворяет ад, воспламеняет его любовь угасшую, дает ему жизнь новую. Страждущий Ходатай Бога и человеков примиряет ревность почивающую во святых со всеобъемлющею любовию, правосудие с милосердием, смерть с жизнию, человека с Богом. Смерть Иисуса есть средоточие сотвореннаго бытия и возвещенным от Него совершением искупления (Иоан. XIX. 30) восполняется совершение творения (Быт. II. 2), предуготовляется совершение всеобновления (Апок. XXI. 6). Судьба мира висит на кресте Его, жизнь мира лежит во гробе Его. Сей крест озаряет светом плачевную страну жизни; из гроба сего взыдет солнце блаженнаго безсмертия. Только наш грех посрамляется на кресте; только наша смерть погребается во гробе: но Сын Божий прославляется; но Богочеловек побеждает.

О, кресте славы! не буди отныне древом проклятия и ужаса, но древом благословения и мира; повергни к подножию твоему языческия оливы и лавры; взыди на священные венцы державных глав; будучи свидетелем и орудием подвигов, буди также их воздаянием и украшением; являйся любящим Тебя во всей природе; паче же водрузися в сердцах наших, да не будет нам хвалитися, токмо о тебе, кресте Господень (Гал. VI. 14). И ты, гробе жизни! утвердися непоколебимо среди воинствующей Церкви, яко победное знамение, и, услаждая ее воспоминанием победы, одержанной Главою ея в единоборстве противу князя тмы, предвозвещай ей победу во всеобщей брани противу царства тмы!

Но что мы видим, слушатели! Гроб нашего Иисуса окружен мраком и сетованием, подобно гробам смертных. Не ужели Церковь не знает тайны сего гроба животворящаго? Нет, она полагает на нем токмо нашу собственную печаль; она повторяет нам Господню заповедь сокрушения о себе самих: себе плачите и чад ваших.

Сколько страдания Господа нашего выше сострадания по их Божественному величию и блаженным последствиям, столь далече отстоят от утешения те, которые дерзнули возстать на своего Избавителя и поругаться Святому Божию. Те, которые принесли Его на жертву своему корыстолюбию, любочестию, человекоугодию, не могут довольно себя оплакивать и быть оплакиваемы. Весь Иерусалим, – Иисус не исключает ни дщерей Иерусалимских, ни чад их, – весь Израиль достоин испить горькую чашу от руки того, иже отдает грехи отцев на чада и на чада чад (Исх. XXXII. 7). Ослепленный чувственностию и суеверием народ не разумел времене посещения своего (Лук. XIX. 44), и так он узрит посреди себя мерзость запустения. Он торжественно принял кровь праведника на себя и на чад своих (Мат. XXVII. 25), за то скоро позавидует безчадию. Се дние грядут, в няже рекут, блажены неплоды (Лук. XXIII. 29).

И уже Иерусалим разрушен; Израиль оплакан: однако Иисус гласом Евангелия и Церкви доселе взывает: себе плачите и чад ваших. Нет ли убо и еще виновных в Его страданиях? – Увы! и кто же не виновен в Его страданиях? Он есть Агнец Божий вземлющий грехи, не Иерусалима, не Израиля, но мира (Иоан. I. 20), всего мира. Он грехи наша носит, и о нас болезнует (Исаии LIII. 4). Будучи все потомками единаго грешника и чадами гнева по естеству (Ефес. II. 3), мы наследовали горестную необходимость быть виною страданий Сына Божия; мы были Его врагами прежде, нежели могли возлюбить Его, – прежде, нежели вкусили жизнь, Он терпел от нас и для нас болезни смертныя. Не знаю, долготерпеливе Господи! какия наипаче слезы мы должны за сие приносить Тебе: горькия ли слезы покаяния, или сладкия слезы любви и благодарности.

Грех наследственный не есть единственное бремя, под тяжестию котораго мы страждем и которое возвергаем на страждущаго Искупителя. С какою неутомимою деятельностию мы умножаем печальное наследие Адама даже и тогда, когда поклялись обнажить себя, совлещися ветхаго человека и облещися в новаго (Кол. III. 9 и 10). Слава Всеблагому, если благодатный Иерусалим не имеет ни своих фарисеев, ревностию по славе Божией облекающих мирское славолюбие; ни саддукеев, пренебрегающих царствие Божие, потому, что оно не есть плоть и кровь; ни книжников, желающих письменем закона губить дух Евангелия; ни лжебратий, самым лобзанием уязвляющих Иисуса; ни малодушных человекоугодников, истиною Божиею жертвующих буйству человеческому: да не видим – что к сожалению видел уже Апостол – второе распинающих Сына Божия (Евр. VI. 6). Нет ли по крайней мере таких, которые, подобно Петру, и после искренней решимости не разлучаться с Господом в животе и смерти, смутясь от гласа коварной рабыни – плоти, не смеют произнести пред нею даже имени Его: не знаю человека (Мат. XXVI. 74)! и особенным только воззрением благодати возвращаются к своему обету? И можем ли мы довольно иметь Петровых горьких слез (ст. 75), дабы оплакать таковыя преткновения, которыя все приражаются к сердцу нашего Возставителя?

Кто не плачет с Петром, тот да плачет со дщерями Иерусалимскими. Кого не смиряют прежния падения, кого не смягчает милосердие Божие, того да сокрушит страх будущаго. Себе плачите и чад ваших.

Чада Иерусалима новаго! Довольно ли разумеваем и мы время нашего посещения? Соделав спасение наше посреде земли, Господь почил от своего дела втораго творения. Ожидаем ли мы после сея субботы Его инаго дня великаго и просвещеннаго, в который Он воскреснет, дабы судить земли (Псал. LXXXI. 8)? Дух Христов, прежде свидетельствовавший о Христовых страстех, и о словах, яже по сих (1 Пет. I. 11), повидимому не глаголет нам более: Он скрывается во гробе обрядов, под печатию маловерия, за стражею земной мудрости; и покой долготерпения Божия погружает нас в сон, подобный сну дев юродивых. Но долготерпение Господа не есть коснение, и покой Его не есть дремание. «Аз сплю, а сердце мое бдит» (Пес. V. 2). Он исчисляет лета и дни; взирает на преливающуюся меру беззакония, болит о страданиях и терпении своих избранных, толь давно уже к нему взывающих: Востани, вскую спиши, Господи (Псал. XLIII. 24) и призывает день гнева и день суда. Се дние грядут, в няже рекут: блажены неплоды, и утробы, яже не родиша (Лук. XXIII. 29). Не родившим в себе духа Христова отраднее будет в страшный день откровения славы Божией, нежели тем, которые имели, но угасили оный небрежением.

Помедли, Господи! помедли еще со днем славы Твоея: нам еще нужен день нашего сетования. Дай нам оплакать себе самих; и рукописание грех наших, изглажденное Твоею кровию, но непрестанно нами возобновляемое, смыть слезами покаяния. Сотвори, да заветная кровь Твоя, не будет на нас, яко на Иудеях, в усугубление смерти уже для нас естественной; но да будет в нас, и даст нам новую душу живу от Твоего Духа животворящаго (1 Кор. XV. 45). Тогда наконец – воскресни, Боже! суди земли: яко ты наследиши во всех языцех (Псал. LXXXI. 8). Аминь.