Слово в неделю двадесять-четвертую по Пятидесятнице, по случаю поминовения покойнаго действительнаго тайнаго советника 1 класса графа Александра Сергеевича Строганова в четыредесятый день по его кончине

XXI.

8. СЛОВО
в неделю двадесять четвертую по пятдесятнице,
по случаю поминовения покойнаго
действительнаго тайнаго советника  1 класса
графа Александра Сергеевича Строганова
в четыредесятый день по его кончине.

(Говорено в Лазаревской кладбищенской церкви,
что в Александроневской Лавре, 5 ноября;
напечатано отдельно).

<1811>

Можно пожелать себе несчастия, чтоб иметь такого Утешителя. Одно слово Его превращает смерть в легкий кратковременный сон: не умре бо, но спит. Чтобы доставить утешение сетующим, Он сам подвергается осмеянию: ругахуся Ему (53). Он прикасается мертвому телу – и возвращает ему душу: и воскресе абие (55).

Но благословен Господь, Коего дары тем более обильны и повсемственны, чем более вожделенны и необходимы! Иисус Христос вчера и днесь, той же и во веки (Евр. XIII. 8). Он доселе и творит и глаголет, – и творит словом и глаголет делами. Сын вдовы Наинской, дщерь князя сонмища, Лазарь, друг Иисуса, воззванные от смерти к жизни во дни Его пребывания на земли, не суть единственные причастники Его благоволения; но токмо ранние предвестники нашего в Нем блаженства. Воскрешая их, Он проповедует нам, что веруяй, аще и умрет, оживет (Иоан. XI. 25) и тройственным сего рода знамением внушает ожидание тройственнаго воскресения, да, по пророчественному желанию Апостола, всесовершен наш дух и душа и тело непорочно в его славное пришествие сохранится (1 Сол. V. 23). Так, истощая владычество смерти до оснований, Он не оставляет ей ниже имени: не умре, но спит.

И естественный человек издревле имел гадание, что гроб не есть последний предел бытия его. Приникая в открытую пред ним книгу истины, перстом Божиим написанную внеуду – в творениях видимых, и внутрьуду – в себе самом, он читал в ней предсказание о своем безсмертии. Подлинно, вся природа вопиет против ужасной мысли о уничтожении. Растения увядают, и прозябают; зерно умирает, чтобы дать жизнь древу или злаку; засыпает пресмыкающееся – и пробуждается окриленным; грубейшия сущности разрешаются в тончайшия; свет удаляется, и возвращается; времена оканчиваются, и начинаются; исчезающие гласы воскресают в отголосках; все соразрушается для возсоздания, умирает для жизни, погибает для хранения: один ли человек, – толь громкое имя, издаст минутный звук, и более не отзовется? Напротив, еслибы даже существование видимаго мира могло сократиться в пределы земной жизни человеческой, бытию духа человеческаго не свойственно было бы стесниться в существовании видимаго мира. Бытия чувственныя совершенствуются поспешно, и достигают своего назначения: человек, возрастая непрестанно и всегда чувствуя внутреннее воззвание к высшему совершенству, дотоле старается приблизиться к небу, доколе не снидет в землю; и возможно ли, чтобы сей сын неба родился токмо для младенчества и воспитания? Животныя, водимыя чувственностию, находят свое счастие и покой в удовлетворении нужд, ограниченных сохранением бытия. Человек, управляемый высшими побуждениями, живет более в будущем, нежели в настоящем, и не может насытить безконечнаго желания. Не ужели в сем случае владыка мира должен быть несчастнее покоренных под ноги его? Не ужели никогда не постигнет сего будущаго, которое он столь неутомимо преследует? Не ужели сие безконечное желание могло быть насаждено в конечной природе? Что будут сии высокия побуждения любви к Богу и ближнему, если один из сих предметов никогда не достигается, а другой всегда исчезает? Что будет кроткая добродетель, если дерзкое злодеяние, которое иногда упреждает ее в снискании благ земных, смешается с нею в прахе могилы и может-быть переживет ее в памяти потомства? – Жив Господь порядка, правды и благости, – и в Нем жива по смерти душа наша!

Впрочем, сколь ни естественно сие умозаключение, признаемся, что естественный разум не может соделаться победителем смерти. Подобно малодушному воину, он гордится блестящим оружием, доколе находится вне опасности; но при виде врага трепещет и опускает оное из рук своих. Приближаясь к вожделенному безсмертию, он встречается с неизвестностию, которая поражает его столько же, а иногда и более, нежели самая смерть, – и влечется вспять пристрастием к жизни, которая наиболее ласкает тогда, как должно ее оставить. По своей склонности кичить, он может в сие время произвести в человеке отчаянное хладнокровие, но не спокойствие сердечное.

Более, повидимому, долженствовал обезпечивать противу смерти закон, откровенный Богом избранному народу. В нем вечный Законодатель, указуя на свои веления и судьбы, уверяет всемогуществом и величием существа Своего, что жизнь будет неотъемлемым достоянием тех, которые исполняют оныя. Сотворивый та человек жив будет в них: Аз Господь Бог ваш (Лев. XVIII. 5). И дабы сие высокое обетование низвести к разумению и ощущению чувственных даже человеков, Он пролагает им путь к чаянию живота вечнаго чрез надежду возрождения в потомстве многочисленном. Поживете и умножитеся (Втор. IV. 1).

Но что должен был чувствовать человек, внимая благословению жизни, возвещаемому законом, тогда, как сей же закон гремел проклятием на каждаго, кто хотя на единую черту от него уклонится; тогда, как человек, взирая на дела свои, не мог не сознавать, что не оправдится всяк живый пред судом Господним? Он видел смерть одесную закона жизни, и принужден был или непрестанно трепетать пред нею, или спасаться бегством от самаго закона и искать инаго утешения.

Един Иисус избавляет сих, елицы страхом смерти повинни беша работе (Евр. II. 15), и разсевает ужасы, ее окружающие. Он совокупляет все наши смерти в едину собственную смерть; возносит их с собою на крест; повергает в свой гроб и, по воскресении своем, оставляет в нем единыя ризы, дабы показать, что и в нашем гробе останется только внешнее, из грубых стихий сотканное облачение существа нашего, а человек воспарит к высшей жизни небесной. Иисус во свете показует верующим безсмертие, в которое разум прозревает в сумраке. В Иисусе отдаленное обетование закона о жизни представляется в осязательной вещественности, так что Дух Святый употребляет уже простую человеческую клятву, когда хочет уверить нас, что смерть соединившихся со Христом не есть более смерть, но блаженное успокоение от трудов жизни. Блажени мертвии умирающии о Господе отныне: ей, глаголет Дух: да почиют от трудов своих (Апок. XIV. 13).

Заметим тщательнее, слушатели, в глаголах Духа свойство сея блаженныя смерти. Блажени мертвии умирающии... Кто суть сии мертвые, которые умирают? – Те, которые спогреблися Христу крещением в смерть (Рим. VI. 4), ибо противу всеобщей и после греха неизбежной болезни смертной единственное врачевство есть то, чтобы привить себе спасительную смерть Христову; – те, которые плоть распяша со страстьми и похотьми (Гал. V. 24); – те, которые не живут более, но живет в них Христос (Гал. II. 20). По той мере, как их внешний человек тлеет, обновляется внутренний (2 Кор. IV. 16): почему совершенное отложение мертвенных останков перваго будет совершенным торжеством последняго. С радостною покорностию воле Господа, они совлекутся одежде тела и почиют в мире, доколе Он, измыв ее в потоке тления, возвратит им нетленну и светлу. Ей, глаголет Дух: да почиют.

О, благословенная суббота для тех, которые не погубили дней делания! Они понесли зной дня и хлад ночи, трудились до пота, сражались до крови, бдели до изнеможения: теперь уже не будут они носить никаких бремен, налагаемых миром и плотию; не изыдут собирать себе пищи, но будут ясти от манны уготованной Господем; никакая страсть не возгнетет в них огня, кроме того, который пылает пред Господем; никакой враг не досягнет их. Да почиют от трудов своих.

Единственный сопутник, который следует за ними в покой их, есть совесть, умиренная заслугами Спасителя: дела бо их ходят в след с ними (Апок. XIV. 13). Она разгибает пред ними свиток прошедшей жизни; указует им светлыя черты положенныя в нем благодатию; исполняет их сладким упованием, доколе наконец явится Первородный в братии с благословением Отца Своего и торжественно введет их с Собою в наследие Царствия.

Не к славе умерших о Господе, но к утешению нашему, должно присовокупить, что, преходя к ближайшему соединению с Богом, они не разлучаются и с нами, если и мы живем Господеви. Их души в той же руце Божией, которая отверзаясь и нас исполняет благости; яко члены единаго тела Христова, мы имеем с ними единую главу и сердце, единую жизнь и свет. Церковь каждый день возобновляет сей священный союз живых и мертвых, когда, в час всемирной жертвы, единожды принесенной на кресте и доселе продолжающейся таинственно на олтарях наших, погружает и тех и других совокупно в животворящую кровь Христову; когда гласом благочестивой любви взывает о живущих, да скончают в мире живот свой, и о скончавшихся, да почиют.

Почий, взывает она днесь и тебе, блаженная душа, которую недавно весь град сей сопровождал в мирном твоем отшествии! По нашему земному счислению, ты совершила теперь во твоем исходе из бытия земнаго четыредесять времен, чудес исполненнаго странствия. Я сказал: по земному; ибо нам неизвестны дни небесные, и мера вечности, всегда настоящей. Мы веруем, что, исходя из мира, из сего мрачнаго Египта, из сей тесноты духовной, ты готова внити в обетованный покой: ибо мы видели, как ты преходила еще прежде духовный путь очищения, чувственно некогда образованный странствованием Израиля. Ты крестилась не только наружно в воде купели, но и в облаке веры внутренно; ты с благоговейным страхом внимала гласу закона Божия на горе святой; ты еще из страны пришествия соглядала землю обетования и, когда плоть и кровь страшились труднаго в нее восхождения, укротила мятеж их силою веры твоей, ты подвизалась доблестно ко славе Бога и ближняго; и, взирая на вернаго вождя Иисуса, тихими стопами прешла за пределы времени. Сей внутренний путь, предначертанный четыредесятилетием странствовавшаго Израиля, мы начертали себе в четыредесяти днях воспоминаний и молитв по твоем видимом исходе и, будучи воскриляемы твоею и нашею верою, не преставая тебе сопутствовать, – восходи, взываем с упованием, восходи в мире в полную радость Господа твоего и нашего, а во свидетельство нашей любви и благодарности к твоим подвигам, приими еще наше духовное целование, которое в Нем тебе препосылаем!

А вы, которые в сем знаменитом Муже лишились нежнаго отца, вернаго друга, кроткаго домувладыки, попечительнаго начальника, твердаго защитника, ибо всем сим он был, по природе, по долгу, по сердцу, – приимите утешение, которое Церковь подает вам из уст самого Господа: не плачитеся: не умре. Умеряйте печаль о такой потере, которая для оплакиваемаго вами есть приобретение. Ему же бо жити Христос, для того и умрети приобретение есть (Фил. I. 21). Нет и для нас инаго средства восполнять потерю умерших о Господе, как следовать за ними путем истины в живот. Аминь.