1806 год. Слово на день торжества освобождения обители Преподобнаго Сергия от нашествия врагов

ОТДЕЛЕНИЕ ВТОРОЕ.

СЛОВА и РЕЧИ,

НАПЕЧАТАННЫЯ ПРИ ЖИЗНИ ПРОПОВЕДНИКА,
НО НЕ ВНЕСЕННЫЯ В СОБРАНИЯ 1844, 1848 и 1861 ГОДОВ.

(Слова и речи этого отдела, за немногими исключениями,
частию вошли в первыя три собрания, частию остались напечатанными
только в отдельных брошюрах. Вошедшия в собрания –
печатаются с собрания 1821 года, остальныя – с брошюр).

1806 год.

XIV.

1. СЛОВО
на день торжества освобождения обители
преподобнаго Сергия от нашествия врагов.

Говорено Троицкой Семинарии греческаго и еврейскаго языков учителем Василием Дроздовым в Троицкой Лавре генваря 12; напечатано вместе с следующим словом отдельно с таким одобрением на обороте заглавнаго листа: «Я сии сочинения читал, и ничего в них не нахожу к печатанию сомнительнаго». Платон, Митрополит Московский.

<1806>

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа.

Было время – простите мне, что я от светлаго торжества облеченной славою России бросаю взор на мрачные виды России страждущей: тень возвышает красоту света, – было несчастное время, когда отечество наше, терзаемое иноплеменными, преданное недостойными сынами, готовилось испустить последнее дыхание. Часть верных ему и Богу, бежавших от опустошенных градов и сел, сокрывалась тогда в сей ограде, и враги, которые, казалось, клялись не щадить ничего священнаго, истощили против нея все усилия злобы своей.

Ужасное состояние! Два ненасытимыя чудовища, война и мор, споря о добыче, соглашаются в лютости, с которою хотят поглотить сию обитель. Смерть за стенами, смерть в стенах; смерть носится в воздухе, смерть крадется подземными стезями. Убийственныя орудия досягают самаго сего святилища, и Святые Божии приемлют раны в своих изображениях. Мышцы, способныя обращать меч, оскудевают; едва остается несколько слабых рук для воздеяния ко гневным небесам.

Наконец, когда сирыя чада отечества слезящими глазами увидели, колико суетно спасение человеческо; когда все колебалось, кроме упования на Вышнюю помощь; когда почти не было уже других оружий, кроме веры и молитвы, – Господь сил венчал нас оружием благоволения, и отчаяние, не нашед места между памятниками благочестия, устремилось в полчища злодеев.

Слава вам, насадители сего вертограда, возрастившаго лавры и оливы! Слава вам, безплотные вожди безоружных воинов, преподобные, Отцы, Сергие и Никоне, основатели и покровители сея обители! Слава тебе, беззащитная защита бедствующаго царства! Торжествуй ныне избавление свое и со всею победоносною отселе Россиею, в подражание победоносной церкви, исповедай, яко сия есть победа, победившая мир, и мир нам приобретшая вера во Всеблагаго и упование на Всемогущаго (1 Иоан. IV. 4).

Твердость в вере и благочестии, слушатели, есть и всегда [будет] первым основанием и единственным залогом благоденствия общественнаго.

Полагать началом общежития одну только нужду взаимнаго вспомоществования, а причиною распространения его право сильнейшаго есть представлять общество союзом кровожаждущих тигров и жалких агнцев. Сие есть род безбожия, отъемлющаго у Вседержителя великую область безпредельнаго владычества Его. Думать, что множество различных воль само собою соединилось в одну, что из безчисленных частных выгод случайно составилась польза общая – значит производить все творение из нечаяннаго стечения пылинок. Да не прельщает нас обманчивое суемудрие: Бог столько-ж есть Творец собраннаго воедино и приявшаго политическое образование, сколько нравственнаго и естественнаго мира.

От одной и той же мудрости, которая вдунула в перстный истукан дыхание жизни, исходит дух благоустройства одушевить колоссальное тело государства. То же могущество, которое водит звезды в кругах, им предписанных, возводит царей на высоту славы и величия. Один Промысл назирает червей, пресмыкающихся во прахе, и бдит над движениями волнующихся народов. Благость, дающая пищу всякой плоти, питает и возращает их миром и тишиною. Весы нелицеприятнаго правосудия, на коих определяется истинная цена мыслей и деяний человеческих, не отягчаются извешивать царства и империи. Благо добрым, зло злым: сей вечный закон неизгладимо написан в книге совести нашей и во внутреннем составе всех обществ. Его влияние не менее простирается на всех вообще, как и на каждаго в особенности.

Благоденствие общества не может существовать без строгаго исполнения должностей, возлагаемых им на своих членов, и без ревностнаго их содействия благу целаго. Трудности, которыя встречаются при исполнении сих обязанностей, опасности, которыя бывают иногда с ним сопряжены, личная польза, которою должно часто жертвовать ему, – все сие заставляет искать сильнейших, действительнейших побуждений к хранению верности. Сии побуждения находятся только в добродетели, верою в Бога подкрепляемой. Честь, предположенная единственным концем услуг, оказанных обществу, производит подлых самолюбцев; награждения, принятыя за основание верности, дают ему наемников; страх делает рабов, которые алчут собственной выгоды на счет общий. Дщерь Вышняго! ты лучшая матерь сынов, ты матерь отцев отечества, которые служат ему за совесть, благотворят из послушания к небесному Отцу, из любви ко всем во Искупителе братиям.

С какою осторожностию владыки, обладаемые благочестием, употребляют власть свою, почитая себя токмо первыми рабами пред лицем общаго Владыки! Как щадят они кровь подданных, коея каждая капля, невинно пролитая, трогает их душу! С каким тогда благоговением правимые усматривают в своих правителях освященный образ Правителя миров. С какою неусыпною заботливостию испытует истину судия, уверенный, что рано или поздно глас ея услышится пред судилищем вечныя правды, и громом отдастся в сердцах глухих для ней аспидов! Какою исполинскою крепостию наполняется воин, который более помышляет о нетленных, нежели о увядающих, венцах и надеется подвигом в юдоли смерти восхитить безсмертие! С какою безопасностию каждый в состоянии своем, как Израиль во дни Соломона под виноградом своим и под смоковницею своею (3 Цар. IV. 25) покоится, когда страх Божий, или паче любовь, от престола до хижины, все покрывая своею кроткою сению, изгоняет все ужасы преступлений!

Что здесь могут надменные враги? – Они сильны, но чего не одолеют имеющие Всесильнаго своим поборником? Они многочисленны, но чего не сотворит в поругание гордыни Тот, Коего волею и неплоды многочадствуют, Который и бездетнаго старца возращает в язык велий?

Так, Великий Боже! – Ты речеши на язык и царство, да возсозиждеши и насадиши я (Иер. XVIII. 9): и глагол Твой не возвратится к тебе тощ (Ис. LV. 11). Тобою царие царствуют и сильнии пишут правду (Прит. VIII. 15). Ты изыдеши в силах наших и падет от страны нашея тысяща и тма, к нам же не приближится (Пс. XC. 7). И сие тогда, когда яко очи раб в руку господий своих, тако очи наши к Тебе Господу Богу нашему (Пс. CXXII. 2). Но когда возмутившиеся языцы расторгают узы повиновения Тебе, и отвергают от себя иго Твое, Ты пасеши я жезлом железным, яко сосуды скудельничи сокрушиши я (Пс. II. 9). Они забывают Тебя – и отвращшу Тебе лице, мятутся, исчезают и в персть свою возвращаются (Пс. CIII. 29).

Напрасно говорят, что тело общества подвержено такому же разрушению, как тело животных; что падение государств есть только следствие состава их. Можно, без дерзновеннаго присвоения высокаго дара пророчества, сказать с Пророком каждому Иерусалиму, оставившему Бога своего: накажет тя отступление твое, и злоба твоя обличит тя (Иер. II. 19). Для совершения сего предсказания не всегда требуется сверхъестественная месть; стрелы нечестия, пущенныя на небо, медленно или скоро собственною тяжестию низвергаются поразить развращенных народов. Религия в обществе есть пружина, по ослаблении коей все действия махины приходят час от часу в больший безпорядок. По испровержении сего оплота поток беззакония не находит никакой преграды и всюду разносит бедствия и опустошения.

Кому не изменят изменники Божества? Кого послушают невнемлющие гласу разсудка и природы? Каких казней устрашатся союзники ада?.. Если благое иго веры, успокоивающее совесть, облегчающее тягчайшия прискорбия, воображают несносным или безполезным, то какое бремя должности покажется приятным и священным? Что же тогда будут законы? – паутина, уловляющая слабых. Что правосудие? – искусство запутывать истину и разсекать узлы ея золотом. Клятва? – звук, бьющий воздух и служащий для успокоения легкомысленных детей. Самая добродетель? – прекрасное имя, которое столь часто будет переходить из уст в уста, что никогда не будет касаться сердца. Мужество? – слепое неистовство, кипящее Фараоновым жаром и его угашающее в пучине отчаяния. Если среди сего замешательства внешний враг пожелает дополнить собою число домашних врагов несчастнаго общества, и оно не прибегнет паки к помощи, низпосылаемой свыше благочестию, сего довольно для его погибели!

О, да не осуществится вечно начертание сие в тебе, любезное отечество! Да царствует в тебе всегда вера: сие едино есть на потребу для продолжения того благоденствия, которым ты наслаждаешься под скипетром Благочестивейшаго Монарха.

Наша польза, слушатели, нас да научит сохранять веру, как драгоценнейший залог благаго неба; или если прошедшее несчастие есть убедительнейший наставник, настоящее торжество, торжество незабвенное, доколе не угаснет любовь к отечеству, его произведшая, – при каждом возвращении своем да повторяет нам оный полезный урок. Аминь.