XXVII. Слово в день Алексия Митрополита

СЛОВО

В нынешний праздничный день уставлено церковию чести Евангелие, где как слышали вы, похваляются и ублажаются нищие духом, плачущие, алчущие, жаждущие, гонимые и страждущие правды ради. Сие заставляет меня взойти во изыскание, почему Евангелие похваляет более бедность человеческую, нежели изобилие; нещастие человеческое, нежели щастие, и преподает учение, и вкусу нашему и мудрованию мирскому совсем противное: да и почему притом таковое учение предлагает в тот день, в который празднуем мы память блаженнаго Алексия.

Сие изыскание должно быть не безполезно: дабы людям нещастливым подать некоторое утешение, и подкрепление в добродетельном их подвиге: но оно же есть и нужно. Ибо мирская мудрость таковое учение опровергать старается, и силится оное представить или свойственным низких мыслей людям, или еще акибы и здравому разсуждению противным. Сия есть участь добродетельных людей, чтоб им не токмо разными страданиями упражнять свое великодушие; но еще в самое то время, когда они воздыхают, плачут и страждут, чтоб еще в самое сие время, вместо ободрения слышать токмо от развратных людей поношения, и покушения, чтоб ослабить и разрушить твердость души их.

Но мы, Богу поспешествующу, разгоним мрачный облак сей, и откроем истинну в полном ея сиянии. Разсмотрим, в чем состоит прямая человеческая бедность или щастие. Вы же приклоните слух ваш во глаголы уст моих, и чрез то научитеся мудрости не плотской, но духовной.

Когда мы говорим, что такой то человек есть бедный, обыкновенно разумеем, что он скуден, едва имеет насущное пропитание; или что он в какихлибо находится бедствиях, например люди его не любят, изгоняют, или смотрят на него с презрением или и отвращением. Следовательно таковый человек бедный, по нашему разумению, есть тоже, что и нещастливый.

Великая есть мудрость, чтоб всякую вещь понимать безошибочно, в самой ея точности: а не тотчас так ее разуметь, как ее означает в обыкновение народное взошедшее слово. Иное понятие почти о всякой вещи имеет просвещенный муж; иное люди грубые и по наружности о всем судящие; а кольми паче, иное есть о всякой почти вещи понятие, какое нам дает оная истинна, которая в слове Божием содержится.

Беден человек, по разуму Божияго слова, есть только тогда, когда он развратен, когда он грешен и беззаконен. Все в свете имеет уставленные от Вышняго законы, которые суть, яко пределы или границы, в коих всякой вещи совершенство заключается. Доколе вещь внутрь сих пределов и из оных не выступает, дотоле она в своем порядке и совершенстве: следовательно ни бедность, ни нещастие ей несвойственны. Человек грешный сии священные Богом положенные пределы преступает. Ибо идет он дерзновенно противу того закона, который заключает в себе совершенство его; а потому нарушая он свое совершенство, уже есть прямо беден и несчастлив. Например человек лжет, обманывает, грабительствует. Сии действия суть законопреступныя. Ибо ими нагло разрушаются те границы, из коих ему по силе закона Божия выступать не надлежало. А потому он есть беден и нещастлив. Когда Пророк говорит, яко беззакония моя превзыдоша главу мою (Псал. гл. 37, ст. 5): не только сим означает множество оных, но паче то, что ими глава действий пренебрегается, начало их разрушается, основание их колеблется.

Так почемуж человек скудный, не имеющий довольнаго содержания, человек в бедах страждущий, от других пренебрегаемый и презираемый, почему таковый человек называется бедным и нещастливым? Ежели кто едва имеет насущное пропитание; и сия скудость постигла его по притчине его лености, нерадения, мотовства; в таком случае он есть беден и нещастлив: не для того, акибы сама чрез себя скудость делала человека нещастливым; никак: но, что к сей скудости примешался грех, и ее опорочил и учинил постыдною. Ибо леность, нерадение и мотовство, суть дела закону Божиему противныя. К чему они пристанут, хотяб то было само чрез себя и нехудо; делают то безчестным.

Ежели кто в бедах страждет, от других пренебрегается и презирается, не тотчас его называть надлежит бедным и нещастливым: но надобно наперед обстоятельно и безпристрастно узнать, зачто он страждет; какие люди его пренебрегают и презирают, и зачто. Ежели страждет он за свои безпутства и беззакония: ежели его за тоже честные люди пренебрегают и презирают, то подлинно в таком случае он есть беден и нещастлив: да не потому, акиб страдание, пренебрежение от других и презрение сами чрез себя человека делали бедным и несчастливым; никак: но что к ним примешалися пороки и беззакония, которые вещь, впротчем не предосудительную, делают безчестною, отвращения и презрения достойною.

Да и в сем самом случае страдание и презрение от других еще предосудительными почесть не возможно. Ибо они суть, яко наилучшее врачевство, коими тяжчайшая греха болезнь излечивается. Человек за свои пороки страждет, от честных людей пренебрегается и презирается, что от сего последует? Ежели страждущий и презираемый не совсем потерял чувствие совести, придет в стыд и посрамление, возмет от сего случай поправить свои погрешности, и осторожнее разпоряжать поступки свои: скажет со пророком: благо мне, яко смирил мя еси; для чего? яко да научуся оправданием Твоим (Псал. 118, ст. 71). А потому с пути бедности паки может возвратиться на путь истиннаго счастия.

Но посмотрим мы уже на сию бедности человеческой картину с другой стороны; и покажется она нам совсем в ином виде. Беден почитается другой, что едва насущное имеет он пропитание; и то для того только, что его неповинно лишила того одна других злость и гонение; но впротчем он чист и непорочен: как дерзнешь ты таковаго наименовать бедным и несчастливым?

Но длятого, де, он и несчастливее, что неповинно таковое гонение терпит. Никак! а напротив должно сказать, что длятого то те и несчастливее, что неповинно его гонят. Грех один причиняет несчастие человеку: гонящие неправедно грешат; а гонимый неповинно не есть участен греха. И потому те несчастливы; а он и среди бедствий есть благополучен.

Может и неповинно гонимый быть несчастливым, но когда? Тогда, когда гонение и страдание сносит с малодушием, с роптанием, со внутренним ко гневу и мщению воспалением. Тогда при своей неповинности может он почесться несчастливым. Ибо внутренняго спокойствия и тишины сам себя лишает, не следуя истинному благоразумию, ниже внимая внушению гласа Божия. Да еще и сугубо он несчастлив. Ибо вопервых внутренно не спокоен: второе и стороннее гонение делается для него чувствительнее и страдательнее, которое впротчем былобы для него даром Божиим.

Но почему гонение от врагов почесть можно даром Божиим? Потому, что оно добродетели нашей не допускает притти в разслабление; да и может ли для человека большая быть слава, как естьли он и при гонениях спокоен, и делает себя подобным той каменной горе, которая стоит среди пенящагося моря: волнами отвсюду сокрушается, однако нимало не колеблется.

Но можно ли человеку до таковаго достигнуть совершенства, чтоб окружаемому бедствиями не смущаться, и быть спокойну, какбы он ничего нимало не страдал. Подлинно сие показалось бы быть невероятным, ежелибы нам промысл небесный не предуготовил примеров таковых людей, которые тогоже естества, техже слабостей были участны, коих и мы, однако великодушным бедствий сношением вечную себе приобрели славу. Что значат сии Павловы слова: вем алкати, вем и пресыщатися (Филип. гл. 4, ст. 12): тоесть и в счастии и в несчастии я равнодушен. Что паки сии егож геройския слова: радуюся во страданиях моих (Колос. гл. 1, ст. 24) видите, что когда все бедствий море противу его возволновалось, и на него обрушилось, огнь радости духовныя в нем погасити не могло.

Что же иное представляет нам своим примером и празднуемый нами Святитель? Не за то ли мы его прославляем, что он в жизни своей был столь тверд, что когда и внутренния от страстей и искушений, и наружныя от врагов гонения противу его воставали, не был он тростию от всякаго ветра колеблющеюся, но столпом ни от чего непоколебимым. Не можем мы о сем усумниться. Ибо самым сим ему празднованием всему свету доказываем, что таковый твердости дух, мы в нем признаем.

Да подражаем паче ему, нежели да празднуем: или лучше празднование наше да состоит в подражании ему. Помним, что нет бедности и несчастия, кроме, что от греха: а тот сугубо счастлив, который страдания сносит с твердостию духа: в чем да укрепит нас Божественная благодать всегда немощная врачующая, и недостатки дополняющая, молитвами сего угодника Своего. Аминь.

Говорено в Чудове монастыре 1783 года, Маия 20 дня.