ГЛАВА VI. Осада

ГЛАВА VI.

ОСАДА.

В 1608 году Троицкий монастырь окружен был мятежными полчищами, которыя поддерживали втораго Лжедмитрия, и сей обители, казалось, грозила таже участь, какая постигла ее ровно двести лет назад, в нашествие Едигея. Утвердившись станом в селе Тушине, которое принадлежало сей обители, самозванец хотел овладеть и монастырем. Его побуждали к тому и сокровища монастыря, собранныя веками, и усилия иноков Троицких вместе с Патриархом поддержать в Москве верность народа избранному Царю Шуйскому, среди всеобщаго разврата и колебания мыслей, и местная важность Троицкой обители, которая стояла на пути к Москве от северных и восточных городов, откуда могли притти верные сыны отечества для освобождения его от иноземцев и мятежников.

Защитою обители было во-первых упование на всесильную помощь Божию и ходатайственное заступление безсменнаго Начальника сего монастыря, которому сама Матерь Божия дала обетование быть неотступною от его обители; потом благоразумие и попечительность ея временных правителей. Иоасаф везде являл себя сердобольным отцем для нуждающихся, усердным молитвенником, верным до смерти блюстителем святыни. Келарем Лавры тогда был знаменитый в летописях отечества Аврамий Палицын, происходивший от древней фамилии, вышедшей из Литвы. В мире он именовался Аверкием Ивановичем; в 1588 г. при Царе Феодоре Иоанновиче по какой-то вине подвергся опале; все имущество его было отобрано в казну и сам он сослан, вероятно, в Соловецкий монастырь. Здесь он постригся в монашество. Отсюда, как кажется, он был прислан в Троицкий монастырь вместе с другими иноками Соловецкой обители (в 1594 г.) и властями Троицкаго монастыря послан в Богородицкий Свияжский монастырь. По крайней мере его числили старцем сего монастыря в 1601 году¹. Во время осады его не было в Лавре; но тем не менее болел он душою за нее, и делал все, что мог, в пользу ея в Москве.

Обитель Троицкая имела тогда более 300 человек братии²; в числе их были такие, которые в мире служили отечеству на поле брани, и в настоящих обстоятельствах могли быть полезными для обители своим мужеством и искусством. Сверх того, для защиты монастыря были присланы Царем Василием Иоанновичем два воеводы с отрядом войска, Князь Григорий Борисович Долгорукий Роща, который, при появлении самозванца, перешел было на его сторону, и сражался за него³, но по низвержении его твердо стоял за Царя Василия Иоанновича; другим воеводою был Алексей Иванович Голохвастов. Под их рукою начальствовали отрядом дворяне и дети боярские: Иван Ходырев из Алексина, Иван Есипов и Сила Марин из Тулы, Афанасий и Юрий Редриковы, Борис Зубов Переяславский, Иван Болховский из Владимира и другие⁴. Весь отряд едва ли превышал 500 человек. Их скудное число восполнялось слугами монастырскими, жившими в подмонастырской слободе, и жителями окрестных селений⁵. При всем том число защитников монастыря простиралось до двух тысяч с половиною⁶.

Но сверх того не мало было число искавших здесь убежища, на время осады, которой продолжительности никто не предвидел. Поселяне переселялись сюда со своими семействами. Нужда требовала дать приют в стенах Сергиева монастыря и инокиням окрестных монастырей. Королева Марфа Владимировна перешла сюда с разделявшими ея уединение⁷. Здесь была и Ксения Борисовна, дщерь Годунова.

Стены и башни монастыря снабжены были принадлежностями, нужными для осадных случаев; при самой постройке их крестьяне монастырские в уездах Переяславском, Дмитровском и Радонежском были освобождены от всяких городовых работ в Переяславле, Дмитрове и Радонеже, для того, что «у них у Живоначальныя Троицы и у Чудотворцев Сергия и Никона свой город»; поэтому они обязаны были «и ямчугу варить и зелья делать» на монастырь. Удельный Князь Владимир Андреевич в 1566 г. присоединил к тому и уезды Боровский, Звенигородский, Романовский и Стародубский⁸. В конце XVI столетия упоминается между живущими в селе Клементьевском «Немчин Гриша Феодоров Зелейник», вероятно занимавшийся приготовлением пороха⁹. На башнях, устроенных с тремя боями: верхним, средним и подошевным, или нижним, – были орудия для отражения неприятеля. Но непрочность укреплений видна была еще прежде осады. Вскоре после построения стен, найдено нужным возобновлять западную сторону их, и часть северной до конюшенных ворот; и во многих других местах оказались седины, так что нельзя было оставить их без скораго исправления¹⁰. Во время самой осады и осажденные и осаждавшие знали, что западная стена «утла» – худа от ветхости; неприятель всего более и действовал против монастыря с западной стороны – с Красной горы¹¹.

Хлебными запасами обитель была нескудна, и во время осады, при благословении Угодника Божия, в этом не имели нужды, но как мельницы находились вне монастыря¹², то молоть рожь, при продолжительности осады, было затруднительно. А дров и сена не могло быть достаточнаго запаса.

Таким образом обыкновенныя человеческия средства защиты не обезпечивали обители: она не могла положиться ни на число воинов, ни на крепость стен, ни на довольство запасов, – и, если бы Господь, по молитвам Угодника Своего, не сохранил града, конечно всуе бдели бы стрегущие.

Еще до начала осады, Лисовский, проходя с своим отрядом к самозванцу, сожег подмонастырное село Клементьево. Но проведя ночь на пожарище селения, удалился.

23 сентября войска Польския и Литовския с Русскими приверженцами самозванца, разбив высланное против них войско Московское, между Рахманцовым и Воздвиженским, вновь явились на раззоренном месте, и уже несравненно в большем числе. Воеводы Долгорукий и Голохвастов, не могши вести против них открытаго боя, истребили слободы, чтобы неприятель ими не воспользовался, и забрали жителей в монастырь, чтобы защищаться в стенах. В тот же день вечером прилетели в монастырь ядра неприятельских пушек.

Со слезами встретили в обители праздник памятиПр.  Сергия: но не унывали. Принесши моление Господу Богу о защите от сопостатов, воеводы, дворяне, дети боярские, слуги монастырские, стрельцы и все, собравшиеся здесь в самый день праздника, обязались присягою сидеть в осаде без измены; потом назначили голов из старцев и дворян, распорядились к защите, и учредили постоянную стражу.

Число неприятельскаго войска, по показаниям захваченных в плен, простиралось до 30,000 человек. Предводителями были Ян Петр Сапега, командовавший Польскими войсками, и Лисовский с отрядом славившимся дерзостию; к ним присоединились Русские изменники, Татары, Черкасы, казаки¹³. Сапега стоял станом на юго-западной стороне монастыря, близь нынешней Дмитровской дороги, где и доныне видны окопы его стана; Лисовский на юго-восточной стороне, у Терентьевской рощи, по берегу речки¹⁴.

Сапега и Лисовский хотели склонить Архимандрита и воевод к добровольной сдаче монастыря, для чего 29 сент. прислали боярскаго сына Руготина с грамотою, обещая милости самозванца, и грозя истреблением в случае упорства. Осажденные не поколебались. «Надежда наша и упование, говорили они, – Святая Живоначальная Троица; стена, заступление и покров наш – Пренепорочная Владычица наша Богородица и Приснодева Мария; помощники наши и молитвенники о нас к Богу – Преподобные отцы наши Сергий и Никон.» И в сем уповании писали к Полякам и изменникам: «Да будет известно вашему темному царству, что напрасно прельщаете вы Христово стадо; и десятилетнее отроча в Троицком монастыре смеется вашему безумному совету. Не изменим ни вере, ни Царю, хотя бы предлагали вы и всего мира сокровища».

Получив такой ответ, Сапега и Лисовский обложили монастырь осадными снарядами особенно с южной и западной сторон по горам. На южной стороне были устроены три укрепления из туров¹⁵: за прудом на горе Волкуше, подле Московской дороги, и на Терентьевской роще, и четвертое – ниже пруда против мельницы. На западной стороне земляныя окопы (туры) были расположены по Красной горе, и были направлены против известных монастырских зданий и башен. Их было пять: одни приходились против южной наугольной башни, называемой водяною; другие против погребов монастырских, пивнаго двора и келаревых келей; третьи против келарской палаты и монастырскаго казнохранилища; четвертые против западной наугольной башни, называемой плотничною; наконец пятые уже на северо-запад, против конюшенной башни, подле Глинянаго врага. Туры на Красной горе с одной стороны от рощ были окружены рвом, с другой от монастыря валом¹⁶. 3-го октября начали поражать монастырь со всех окопов, из 63-х пушек. Стены и башни тряслись, но не падали, кирпичи разбивались, от глины сыпались искры, но защитники стен не сходили с своих постов; только, избегая смерти без нужды, хоронились за зубцы; раскаленныя ядра или падали в пруды, или остывали, не причиняя вреда.

Неприятель, обманувшись в надежде скоро овладеть монастырем, решился вести под него подкоп. Осажденные с своей стороны производили частыя вылазки, и наносили вред неприятелю. В сражении 6 октября, ночью, они напали на его окопы в то время, когда Лисовский отправился под монастырь, с намерением захватить мельницу, с которою осажденные имели тайное сообщение. Лунная ночь воспрепятствовала его намерению. Лисовский был ранен и несколько человек донских казаков. Ободренные успехом, защитники монастыря предприняли такую же вылазку и на другой день. Сражение было жаркое; продолжалось пять часов. Не смотря на такой упорный бой, они лишились не более 30 человек.

Раздраженный сими нападениями Сапега, уже владея Переяславлем и Ростовом¹⁷, решился идти на приступ к монастырю, не дожидаясь окончания подкопов, тем более, что передавшиеся из монастыря известили его о намерении осажденных отправить в Москву гонцев с требованием помощи. 13-го октября, дав пир своему воинству, он выступил из таборов с полками, и сам занял западную сторону монастыря, а полкам Лисовскаго велел окружить его с восточной и северной¹⁸. С наступлением ночи враги двинулись на приступ. Поляки и Русские пошли со всех сторон к стенам монастыря с лестницами, щитами и таранами. Осажденные мужественно встретили нападающих и отразили, а на утро, увидев оставленныя ими осадныя орудия, предали их огню, и благодарили Бога за избавление от врагов, обходя со святыми иконами по стенам монастыря. Семь дней потом сряду являлись еще Поляки – то с угрозами, то с ласкою; но не могли поколебать верных защитников обители. Ревность в них кипела.

19-го октября, увидев неприятелей в небольшом числе на монастырском огороде, несколько ратников, без повеления воевод, спустились со стен по веревкам, напали на грабителей, и многих убили и ранили. Следствием сего была большая вылазка; воеводы отправили к ним подкрепление, в то же время выслали войско на Красную гору для разрушения неприятельских туров, которые безпокоили монастырь непрестанно, и сражение было кровопролитное для обеих сторон; монастырь лишился многих стрельцов, казаков и крестьян; ранен был и сам голова их Василий Брехов. Возвратившиеся в монастырь принесли с собою тела сподвижников. Раненые пред смертию пострижены; умершие честно погребены. Архимандрит Иоасаф, напутствуя на брань благословением, напутствовал и положивших живот свой за веру – в тот мир молитвами.

23-го октября Преподобный Сергий, явившись во сне пономарю Иринарху, предуведомил осажденных о новом приступе врагов, – именно к пивному двору, и велел сказать воеводам, чтобы они не ослабевали, но дерзали с надеждою. В подкрепление сей надежды, он прошел по стене, кропя ея и здания монастырския святою водою. Ночью действительно последовало нападение: враги вдруг устремились со всех сторон на монастырь с пальбою и криком, – а к пивному двору подложили соломы, смолы и пороху, чтобы истребить все огнем. Но и на сей раз отражены были с уроном для них.

26 октября, в день Великомученика Димитрия, когда настоятель со всею братией рано утром совершал крестный ход по стенам монастыря, неприятель, заметив это, удалился в свои таборы, и дал случай к вылазке очень успешной. Воеводы разбили роту Сумы, ротмистра Герасима с его ротою истребили, а ротмистра Брюшевскаго взяли в плен. Успех был неожиданно велик. Торжественно принесено было благодарение Даровавшему победу...

Среди сей радости всех поразило известие, выпытанное у Брюшевскаго, что еще с 6 октября под монастырь ведут подкоп. Быть взорванным на воздух, или быть захваченным от неприятеля внезапно, казалось гораздо страшнее, нежели встретить его с оружием в руках. К большему унынию никто не знал, куда именно ведутся подкопы. Воеводы велели делать в башнях и под стенами частые слухи, а ров с восточной стороны монастыря углубить. Но как место и направление подкопа было неизвестно, то опасение сделалось всеобщим. Осажденные начали готовиться на смерть; исповедывались, приобщились Св. Таин, с каждым часом ждали взрыва. И вылазки стали гибельны.

1-го ноября был приступ врагов; их покушение зажечь на западной стороне пивной двор не удалось; но из числа защитников монастыря выбыло 190 человек убитыми и ранеными.

В сие скорбное время явился настоятелю Преподобный Сергий, молящийся пред образом Св. Троицы, и по окончании молитвы, сказал: «бдите и молитеся! Всесильный Господь, по множеству щедрот Своих, еще милует вас, и дает вам время на покаяние.» – Осажденные ободрились сим видением, и неприятель, возобновивший нападение, отражен с уроном.

4-го ноября от пленнаго казака Дедиловскаго наконец узнали, что подкоп ведется из подгорья под круглую башню, что против Подольнаго монастыря (по нынешнему названию: Пятницкую) и далее к Красным воротам (по нынешнему названию: к Святым). Немедленно воеводы приказали устроить против сего места вал, и поставить на него пушки.

Вести угрожали, что ко дню Архангела Михаила (8 нояб.) подкопы будут окончены, однако они не были тогда взорваны. А на следующее утро осажденные сами готовились сделать сильную вылазку. Гибельные удары, наносимые монастырю с Красной горы и с Терентьевской рощи вызывали к тому. В день Архистратига Михаила пред обеднею у инока Корнилия ядром оторвало ногу, когда он шел в церковь; тогда-ж убило одну старицу. Во время вечерни ядро ударило в большой колокол, отскочило в окно алтаря Троицкаго собора и пробило образ Архангела Михаила. Другое ударило в полуденныя железныя двери Троицкаго собора и пробило дску образа Св.  Чудотворца Николая. Народ пришел в ужас, слезы орошали церковный помост; пение замедлялось от плача. Но во время той же вечерни изнемогшему от уныния Архимандриту явился Архангел Михаил, с лицем сияющим, и скипетром в руках, и грозя врагам, говорил: «вскоре Всесильный Бог воздаст вам отмщение». Сие видение тогда же возвещено народу и Архимандрит совершил молебное пение ко Пресвятей Троице и Архангелу Михаилу.

Упование на помощь Божию еще более укрепилось, когда вечером, во время правила, Архимандрит услышал новое ободрение из уст Пр.  Сергия; а на другой день старцы Геннадий, Гурий и Киприан, и некоторые миряне видели его пред утренею (9 ноября), ходящаго по монастырю и зовущаго братию в церковь, где видим был также Архиепископ Серапион, молящийся пред образом Божией Матери.

Ободренные защитники обители вышли, за три часа до света, в трех отрядах разными путями; часть воинов выведена была чрез потаенныя ворота близь сушильни, с ними соединились находившиеся за стеною в укреплении пивнаго двора под предводительством Есипова. Другая часть вышла из конюшенных ворот под начальством Ходырева. Третья должна была выступить из св. ворот, имея главою своим Внукова.

Нападение открыл Ходырев; обогнув восточный угол монастырской стены, он устремился на Литовцев, стоявших пред ними. Именем Сергия и быстрым нападением привели неприятеля в смятение, опрокинули и преследовали бегущих за мельницу на луг. Чтоб не успели подать им помощи, другой отряд под начальством храбраго Внукова устремился на стоявших пред св. вратами близь подкопов. Внуков сбил врагов под гору. Поражение их продолжал Есипов, который обошел монастырь с западной стороны, он гнал неприятеля по плотине Краснаго пруда на Московскую дорогу до Волкуши, где были поставлены туры,

Между тем нашли устье подкопа, веденнаго под монастырь. Двое крестьян Клементьевских взорвали его и сами сделались жертвою своего подвига. Но теснимые Литовцы ободрились: Есипов был ранен; его дружина не могла их более удерживать на Волкуше, обратилась назад к нижнему монастырю. Здесь стоял уже Внуков; предводительствуя храбрыми, он снова заставил неприятеля удалиться на Волкушу и к Терентьевой роще.

После того нижний монастырь остался в руках победителя; но близь него кладезь Сергиев еще был удерживаем Литовцами. Брат изменника Селевина Даниил, желая смыть пятно с своего рода, решился прогнать отсюда атамана Чика с казаками. Уже несколько всадников пали от меча его. Но сам он был повержен копием в грудь; а самопал казацкий сразил и победителя Внукова. Впрочем смерть сих мужественных защитников не осталась неотмщенною врагу: у Поляков убиты двое полковников, четыре ротмистра и множество других.

Не довольствуясь сим, двести смелых ратников с 30 старцами решились сделать нападение на другой стороне монастыря, где стояли многочисленные туры, непрестанно громившие стены монастырския. Сперва дружина прогнана была под гору, но оставшиеся в монастыре не хотели выдавать собратий своих. Не слушая распоряжений воеводы, они устремились на спасение преследуемых. Враги снова их сбили. Огонь с права от Волкуши, огонь с тыла от Терентьевской рощи истреблял ряды защитников, – и во второй раз они должны были сойти под гору. Поляки и Литовцы торжествовали.

Но в то время, как музыка и песни победителя оглашали воздух, небольшая горсть воинов, засевших в оврагах Благовещенском, Косом и Глиняном, предводимая возвратившимся с той стороны монастыря главою Иваном Ходыревым, быстро заняла трои ближайшие туры и устремилась к четвертым. Неприятель остановился. В это время подоспело к отважной дружине еще несколько человек, и Поляки были выбиты из четвертых и пятых туров. Воины монастырские взяли восемь больших орудий, много мелкаго оружия, пуль и пороху; укрепления сожгли и истребили, и заставили Сапегу удалиться в свои таборы. Победители возвратились с телами падших братий и добычею уже поздно. Первым делом было благодарение Господу, даровавшему победу. Звон до полуночи возвещал их торжество. В сей день, знаменитый столькими успехами – пало защитников обители 174 чел.; 66 найдено раненых; тогда как потерю неприятеля полагали до 1500 убитыми и до 500 ранеными. Тяжело раненые защитники немедленно пострижены и вскоре перешли к Богу в ангельском образе.

Быстро разнесшаяся по России весть о сем славном бое послужила сильным ободрением для верных сынов отечества на защиту земли Русской, опустошаемой врагами¹⁹.

Не смотря на такую неудачу, Сапега не оставлял своего намерения держать монастырь в осаде, надеясь какими бы то ни было мерами довести осажденных до сдачи. Его не тревожили вести о возстании северных городов на защиту своего Государя. Он посылал против них отряды из своих полков²⁰, все еще сильный отражать вылазки из монастыря и безопасный от Москвы, утесняемой полками вора Тушинскаго. Его не приводили в уныние и требования Поляков, не хотевших служить без денег; сам неоднократно он отправлялся к самозванцу в Тушино просить у него награды войскам, разсылал своих товарищей по городам, признававшим власть самозванца, для сбора денег. Его не устрашило даже и то, когда недовольные пустыми обещаниями открыли явное возмущение против него, зажегши лагерь; он укротил возмутителей строгими мерами²¹. Между тем, сносясь с Польшею и с Москвою, чтобы знать намерения той и другой стороны²², он никогда не выпускал из вида монастырь, но стерег его бдительно. Вокруг монастыря раскинуты были со всех сторон заставы, которыя наблюдали все исходы из него; не давали осажденным сноситься с Москвою и с другими городами, ввозить в него никаких запасов, даже рубить дров в ближних лесах.

Из монастыря делали частыя нападения на лагерь и на заставы, но от горсти защитников нельзя было ожидать чего либо решительнаго; а Царь, стоя против Тушинскаго самозванца, мог только писать, чтобы верные города сносились с Троицким монастырем, и уведомляли его о своих движениях²³.

Впрочем осажденные в своих вылазках выказывали неодолимое мужество, и по временам наносили неприятелю значительный ущерб²⁴.

В одно время, пользуясь утреннею мглою, воеводы выслали два отряда: один – на заставы Литовския в Благовещенском враге и на горе близь Благовещенскаго леса, другой – за сады монастырские, к нагорному пруду, который находился против житничной башни. Первый отряд имел полный успех; разбил роты Сапеги, которыя пришли было для защищения застав, преследуя их по Красной горе до Клементьевскаго пруда. Не так успешно действовал сначала второй отряд: встретив сильный отпор от Лисовскаго, Троицкие воины бросились в крепостные рвы. Новая вылазка подкрепила гонимых. Старцы Ферапонт и Макарий, с 20-ю другими иноками и ополчением, сами устремились на конях против торжествующаго уже неприятеля; со стен им помогали пушками. В то же время подоспело несколько бывших на Красной горе. Все это вместе, при воззваниях к Сергию заставило врага обратиться назад; одни прогнаны были за мельницу на луг, другие к Терентьевской роще, а один ротмистр был взят живой и введен в монастырь с оружием. Желая смыть безславие, Лисовский и Сапега снова повели свои ополчения на Красную гору. Троицкое воинство, ожидавшее их на горе, не устояло; но Лисовский упал с лошади, пораженный стрелою в левую щеку. Тогда брань закипела еще с большим ожесточением. Литовцы желали отмстить за своего полководца. Защитники обители старались воспользоваться своим успехом. Со стороны неприятельской пал еще предводитель князь Горский, страх довершил остальное, и Троицкое ополчение возвратилось с победой, благодаря Бога, Который даровал храбрость и нератникам. Один крестьянин, прозванный Суетою, доселе неумевший владеть никаким оружием, остановил бежавших с горы, устремившись с одним бердышем против неприятеля²⁵.

Дорого стоил осажденным каждый воз сена, каждая связка дров: это надобно было покупать у неприятеля ценою крови. Между тем открылось в монастыре зло гораздо гибельнейшее. От тесноты, сырости, недостатка чистой воды и пряных зелий появилась цынготная болезнь; она началась с 17 ноября и не прекращалась до самаго окончания осады, с особенною же силою свирепствовала до маия месяца. Сначала умирало в сутки человек по десяти и по двадцати, потом по пятидесяти, даже иногда по сту. Некому было ходить за болящими. Монастырь наполнился смрада от зараженных и умирающих. Успенский соборный храм каждый день наполнялся умершими: сначала платили за могилу по рублю, потом цена дошла до пяти; наконец уже перестали погребать по одному, но в одну могилу клали по несколько десятков. Оскудели священники от непрестаннаго хождения за больными и умирающими. Стоны раздавались в стенах монастыря днем и ночью.

В тоже время недостойные воины, забыв страх Божий, предавались безчиниям и ссорились с трезвенными иноками, которые довольствовались на трапезе только хлебом и водою, и от которых стрельцы, пользовавшиеся также трапезою, требовали еще себе урочнаго хлеба для продажи. Каждую вылазку они праздновали пиршествами, упиваясь крепкими медами и от невоздержания доходили и до других пороков. Напрасны были увещания Архимандрита Иоасафа. Стрельцы и монастырские слуги жаловались на него Царю, что не дает им продовольствия²⁶, и отказывались выходить на вылазки. Один Преподобный Сергий мог исправить сие неустройство.

Однажды, когда воины, побежденные страстями, с робостию шли на брань против Поляков, приступавших к стенам, встретил их муж святолепный, идущий от надворотной церкви Чудотворца Сергия и грозно сказал им: «что вы трепещете? Если и никто из вас не останется в живых, Господь не предаст св. места сего. Не будет услышано во вразех, яко пленихом обитель Пресвятыя Троицы. Скажите в обители, что нечисто живущие в св. месте сем погибнут; Господь не нечистивыми спасет место сие, но имени ради Своего без оружия избавит». Но буйные не внимали. Зараза порока стала сообщаться и инокам.

Наконец губительная болезнь до того уменьшила число защитников, что прекратились и вылазки. Архимандрит с братиею и воеводами просили из Москвы присылки новых воинов. Ходатайство Келаря Аврамия, находившагося тогда в Москве, подкрепил Патриарх Гермоген, представляя Царю, что «если взята будет обитель Преподобнаго, то весь Северный предел России будет в руках неприятеля». Царь послал из Москвы атамана Останкова с 66-ю казаками и 20 пудов пороха, а старец Аврамий 20 слуг монастырских. Сия слабая помощь поддержала упадающий дух осажденных, начались снова вылазки. На вылазках захвачены в плен, 24 февраля, пан Маркушевский, а 8-го марта пан Маковский. От сего дознались, что Русския войска под предводительством Шереметьева очистили от врагов всю понизовскую землю; что из Вологды идет помощь обители; что князь Михаил Шуйский ведет рать к Москве²⁷. Но вскоре все покрылось прежним мраком скорби, смерть поражала и новоприбывших.

Но довольно уже было испытаний для обители. Путем искушений приготовлялось ей избавление. 7 маия Келарь Аврамий прислал еще в обитель грамату, в коей убеждал стоять крепко и неоплошно против иноверных.

8 дня маия Архимандрит Иоасаф для прекращения смертоноснаго недуга положил устроить в храме Успения Пресв. Богородицы придел, по древнему обычаю – для испрошения чрезвычайной помощи Божией строить обыденныя церкви. 9 маия, в день Святителя и Чудотворца Николая, освящен новый престол во имя сего Чудотворца; и действие болезни приметно сократилось.

Да и неприятеля начали тревожить вести о движении к Москве с одной стороны Шереметева с низовым войском, с другой Скопина-Шуйскаго с Шведским²⁸. Предупреждая прибытие новых сил, Сапега решился новым приступом окончить все дело.

27 маия с утра осажденные заметили в лагере Сапеги и Лисовскаго необыкновенное движение; с полудня начали подъезжать к монастырю осаждающие по одному, – избирая удобнейшие места для пушек; к вечеру все Клементьевское поле покрылось конными воинами, вышел из лагеря и Сапега. Потом все притаилось в таборах: неприятели хотели напасть на монастырь в расплох. – Но в монастыре, замечая эти движения, и сами готовились к отражению приступа. Скудные числом и большею частию немощные от болезни, но хранимые Богом, защитники монастыря кипятили вар, серу, смолу, таскали известь и камни на стену, очищали окна в нижнем ряду стенных укреплений и вечером все стали на стене для стражи и защиты, – мужчины и женщины. Иноки Афанасий Ощерин, Паисий Литвин, Гурий Шишкин приняли начальство над горстию оставшихся защитников: Долгорукий с сыном занял опасныя места на стене. Когда смерклось, неприятель стал подвозить лестницы и стенобитныя орудия, и пальбою из пушек на Красной горе открыт был жестокий приступ; Поляки и Литовцы лезли на стену. Но везде были отбиваемы оружием, камнями, известию, смолою, варом. Приступ продолжался с перваго часа ночи до перваго часа дня²⁹.

В то время как одни сражались на стенах, другие в храмах молились Всемогущему и Всемилостивому Богу и его угодникам об избавлении от врага. И к утру враги со стыдом и потерею стенобитных орудий и множества людей принуждены были отступить от стены. Бродившие во рвах обваренные и ослепленные были схвачены; из них до 30-ти взято живых, прочие умерщвлены.

Так уничтожено было это вторичное покушение взять монастырь приступом. В тоже время для решительнаго освобождения обители от осады Царь направил к ней войска, которыя очищали от Поляков другие города. В самый день последней осады посланы повеления воеводам Салтыкову, Микулину, Алябьеву, Плещееву и Прокудину, чтобы они шли вместе с Шереметевым от Владимира к Троицкому монастырю, и промышляли над Литовскими людьми, смотря по тамошнему делу³⁰; чрез месяц такое же повеление послано в Ярославль к воеводам и войскам разных городов, собравшихся в сем месте³¹. К воеводам Ярославским Царь писал: «от Троицы к нам пишут часто; перебежчики из полков неприятельских сказывают, что под монастырем с Сапегою войска стоит немного, и то в великом страхе; до них дошли верные вести, что идет боярин наш Князь Михайло Васильевич Шуйский». В самом деле победоносныя движения юнаго героя с Русскими и Шведскими вспомогательными войсками приводили в трепет скопища грабителей.

У Сапеги оставалась еще надежда на измену. Много было покушений употребить против монастыря оружие коварства: но и в сем не было успеха. Двое изменников из детей боярских предлагали Сапеге отвести воду из верхняго пруда, от котораго проходила она в монастырь трубами, и таким образом лишить монастырь воды. Но сей злой умысел не исполнился. Осажденные, узнав о сем намерении от пленнаго литовца, в одну ночь умножив число труб, перевели всю воду из пруда в монастырь³². Переметчик, трубач Мартьяс, вкравшись в доверенность воевод, уже назначил было ночь, когда впустить в монастырь Поляков, но из полков неприятельских нашелся немой, который благовременно объяснил воеводам угрожающую опасность. Один из слуг монастырских Селевин, еще в начале осады передавшийся Полякам, чрез четырех поселян, имевших вход в монастырь, внес в него язву измены, которою заразились даже Казначей Иосиф Девочкин и один из воевод, Голохвастов³³. Уже определен был день, когда они намеревались, выпустив воинов на вылазку, в тоже время другими воротами впустить в монастырь Поляков и Литовцев. Но и сие злоумышление открыто старцем Гурием, и не допущено до исполнения³⁴.

Тушинский самозванец напрасно ожидал от Сапеги приятных известий, писал к нему, чтобы он отпустил сколько можно более из своего войска для подкрепления Зборовскаго, который первый должен был встретить храбраго Шуйскаго на пути к Твери; и сам поспешал к нему на помощь: «для нас это весьма важно, писал самозванец, и бoльшую принесет пользу, чем штурмы»³⁵. А когда стало известно о совершенном разбитии Зборовскаго в Твери, то, подтверждая свое прежнее требование, писал со всею запальчивостью: «мы не раз писали уже, напоминая, что не должно терять времени за курятниками, которые без трудов будут в наших руках, когда Бог удостоит благословить предприятия наши, – теперь же, при перемене счастия, мы тем более просим оставить там все и спешить со всем войском вашим к главному стану». Это было писано 24 Июля. В тот же день еще писал самозванец: «желаем настоятельно, чтобы благосклонность ваша, оставив все те предприятия (осаду Троицкаго монастыря), выступили на присоединение к нам»³⁶. Вместе с этими письмами прибыли в стан Сапеги многие изменники Русские – Салтыков, Грамматин и разбитый Скопиным в Твери Зборовский.

Не время было думать о новом приступе к монастырю; но, желая иметь у себя хотя одно укрепленное место, не хотели отступить от монастыря без покушения взять его. Сначала думали взять его обманом. Салтыков и Грамматин звали из монастыря для переговоров, безсовестно лгали, что воеводы Шереметев и Скопин-Шуйский покорились самозванцу, и грозили гневом Самозванца – в случае новаго упорства. Но в монастыре и мудрые и немудрые отвечали на такия слова: «если бы нам сказали, что Князь Скопин-Шуйский поровнял телами врагов и изменников берега Волги, то мы этому поверили бы. А теперь пусть докажут свою правду оружием». И так, положено было итти на приступ. Зборовский явно смеялся над Сапегою, что он в десять месяцев, стоя под монастырем, доселе не мог взять, как выражался Зборовский, вороньева гнезда. Приписывая всю безуспешность тому, что на приступ посылали чернь сбитую, которая не умеет соблюдать порядка, – положили теперь произвесть приступ как можно правильнее. Сапега сам объезжал монастырь кругом; назначил, при какой башне или при какой стене кто должен находиться, и в каком порядке приступать к стенам. За три часа до разсвета полки выступили из стана, Сапега сам разставил их по местам. Для приступа велено было ожидать сигнала. Но все распоряжения разстроились от того, что вестовая пушка сделала выстрел ранее надлежащаго. И осаждающие в безпорядке отступили, убив одну женщину на стене³⁷.

А сколько было защитников в монастыре? Не более 200 человек, изнуренных и томительною осадою и немощию. Не явно ли заступление невидимой силы?

Вскоре Сапега отступил от монастыря, направившись к Колязину, где был тогда Скопин-Шуйский. Под стенами монастыря оставлено было несколько рот для наблюдения. В жаркой битве под Колязиным мятежники были разбиты. Как скоро достигла о сем весть до монастыря, осажденные сами сделали смелую вылазку на полки казачьи, стоявшие на реке Кончуре. Разбитый неприятель, отмщая свое поражение на беззащитных жителях сел и деревень Ростовскаго, Переяславскаго, Слободскаго (или Александровскаго) и Дмитровскаго уездов, раззорял все, что встречалось на пути³⁸, и угнал с собою отбитыя у них стада скота. Но Сапега и Лисовский напрасно старались удержать за собою Переяславль и Александровскую слободу. 1 сентября Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский взял Переяславль и, дождавшись здесь Шведов, которые отделились было от него в конце сентября, занял с ними Александров. 18 октября сам Сапега с Зборовским разбит был Князем Михаилом под Александровым и принужден был возвратиться в свой лагерь³⁹. В сие время спаситель отечества – Князь Михаил Скопин-Шуйский для охранения монастыря послал отряд в 900 человек под начальством Жеребцова, который уже освободил из рук неприятеля монастырь Ипатский⁴⁰. Жеребцов принял в свое заведывание все запасы монастырские; и к общему удивлению их нашлось столько, что с избытком достало для его отряда и для прочих обитателей монастыря еще на 12 недель. Воины и поселяне снова с бодростию стали выходить на неприятеля, и слуги монастырские, привыкшие к частым вылазкам, нередко даже превосходили в успехе обученных воинскому искусству. Сапега держался еще в лагере, но надежда соединиться с Тушинским самозванцем, который просил его о пособии, и после Колязинскаго поражения⁴¹ не сбылась. По дороге к Москве, Русские войска ставили одно укрепление за другим, угрожая неприятелю пресечь отвсюду подвоз хлеба⁴². К довершению его бедствия Валуев, посланный Князем Михаилом с отрядом 500 человек, для обозрения неприятеля, соединясь с отрядом Жеребцова, ударил на Сапегу; одушевляемые верою в помощь Пр. Сергия, войска Русския оттеснили и Поляков и Литовцев в их таборы и сожгли их лагерь. Много было пролито крови на Красной горе, на пруде Келаревом, на Волкуше и Клементевском поле; но это уже в последний раз.

12 генваря 1610 г. Сапега, опасаясь новаго нападения, обратился в бегство по дороге к Дмитрову, почти 16 месяцев продержав монастырь в осаде без успеха. Поспешая укрыть свой слабый отряд в стенах города Дмитрова⁴³, он оставил и запасы и сокровища награбленныя. 8 дней иноки еще не решались верить, что мятежники оставили их навсегда; но 20 числа отправили старца Макария в Москву к Царю с извещением о милости Божией, и с святою водою, окропив наперед ею стены монастыря.

В феврале месяце Богоспасаемая обитель уже принимала у себя, угощала и сопровождала благословением и дарами воинство Русское и союзное, двинувшееся из Александрова против скопища Сапеги. Не смотря на свое истощание она предложила Шведам несколько тысяч рублей⁴⁴ и вскоре с радостию услышала прогнание Сапеги и из Дмитрова.

Освобождение Лавры было куплено ценою жизни многих доблестных защитников ея. Аврамий Палицын полагает число убитых, и умерших от осадной немощи до 2125 человек, не считая младенцев, престарелых и женщин. В сем числе заключалось 293 чел. прежних старцев, и более 500 новопостригшихся из раненых на сражениях⁴⁵. Не щадя жизни своей, тем менее они жалели достояния, какое имели, для блага обители⁴⁶.

Архимандрит Иоасаф, старец, теплыми молитвами и попечительностию содействовавший спасению обители, утомленный бедами и опасностями, вскоре после окончания осады удалился в Пафнутиев монастырь, из котораго взят был в настоятели Лавры. Но когда Пафнутиев монастырь взят был Сапегою, еще поддерживавшим самозванца, 5 июля 1610 г., тогда вместе с прочими иноками погиб и сей доблестный старец, которому напрасно грозил смертию Сапега в стенах Сергиева монастыря⁴⁷.

Освобождение Лавры от осады торжествовала с нею вся Россия. Царь Василий Иоаннович прислал к образу св. Троицы «плащь», на котором с одной стороны было вычеканено: «7118 г. (1610) Государь Царь и Великий Князь Василий Иоанновичь всея Руссии», а с другой: «Святыя Живоначальныя Троицы, как Бог свободил монастырь из осады от Литовских людей, молитвою Чудотворца Сергия»⁴⁸. Царь Михаил Феодорович взыскал милостию многих защитников св. обители, и пожаловал землями за верность и подвиги во время Троицкой осады. В июле 1613 г. награжден Иван Михайлович Григорьев, в декабре 1614 г. Савин Андреевич Айгустов, в апреле 1617 г. сын Афанасия Редрикова Константин, за подвиги отца его. Представляем, в образец сих грамат, жалованную грамату Константину Редрикову⁴⁹. В ней изображено: «Божиею милостию мы Великий Государь Царь и Великий Князь Михаил Феодоровичь всея Русии Самодержец, по своему Царскому милосердному осмотрению, пожаловали есмя Переславца Констянтина Афанасьева сына Редрикова, за отца его Афанасья и за его многия службы, ибо он, памятуя Бога, и Пресвятую Богородицу и Московских Чудотворцев, будучи у Живоначальныя Троицы в Сергиевом монастыре в осаде, в нужное и прискорбное время, за веру крестьянскую и за святыя Божия церкви, и за нас и за всех православных крестьян, против врагов наших, Польских и Литовских людей и Русских воров, которые до конца раззорити хотели Живоначальную Троицу Сергиев монастырь, и веру крестьянскую попрать; а он Констянтин, будучи у Живоначальныя Троицы в Сергиеве монастыре, против тех злодеев наших стоял крепко и мужественно, и многое дородство и храбрость и кровопролитие службы показал, голод и наготу и во всем оскудение и нужу всякую осадную терпел многое время, а на воровскую прелесть и смуту ни на которую не покорился, стоял в твердости разума своего крепко и непоколебимо без всякия шатости; и от тое их великие службы и терпения Польские и Литовские люди и Русские воры от Живоначальныя Троицы Сергиева монастыря отошли. А по сыску Московских и городовых дворян и детей боярских и дворовых людей семнадцати человек, и по отписке Богомольцев наших, Живоначальныя Троицы Сергиева монастыря Архимандрита Дионисья да Келаря Аврамия с братиею написано: Переславец Афанасий Редриков с сыном своим с Констянтином в осаде у Живоначальныя Троицы в Сергиеве монастыре сидели, и Офонасия на вылазке Литовские люди убили, а сына его Констянтина ранили. И за те за все великия нужды осадныя службы, Яз Царь и Великий Князь Михаило Федоровичь всея Русии, пожаловал его Констянтина из отца его Офонасьева поместья, с отца его поместнаго окладу с пять сот четей, со ста четей по двадцать чет, и того сто четей в Переславском уезде Залескаго, сельцо Воскресенское с пустошми в вотчину со всеми угодьи, а владети ему Констянтину в том сельце и пустошах стом четей, как к тому сельцу и пустошам прежь сего было. А что у него в том поместье за вотчиною останется лишка, и тем ему владети в поместье по прежнему до больших наших писцов и мерщиков. А как поедут в Переславль наши писцы и большие мерщики, и они тое вотчинную землю с поместною землею размежуют, ямы покопают и грани потешут, и всякие признаки учинят, и в писцовых книгах роспишут вотчинную землю сряду с одного, а поместную потому ж сряду с одного. И на ту вотчину сия наша Царская вотчинная жалованная грамота, за нашею красною печатью ему Констянтину и детем его и внучатам и правнучатам и в род его неподвижно, чтоб наше Царское жалованье и их великое дородство и крепость и храбрая служба за веру и за свое отечество последним родом впредь была на память, и их бы службы и терпения воспоминая впредь, дети их и внучата, и правнучата, и кто по них роду их будет, также за веру крестьянскую и за святыя Божия церкви и за свое отечество против врагов стояли, крепко и мужественно безо всякаго позыбания. А в той вотчине он Констянтин и дети его и внучата и правнучата, по нашему Царскому жалованью вольны. А как в Переславле будут наши писцы и та Констянтинова вотчина, пашню и покос и лес и всякия угодья от поместей, от пашен же и от покосов и от лесов, ото всяких угодий отмежуют, о проче что Констянтин поместную землю к вотчинной земле не припущал. Писан нашего Государства в Царствующем граде Москве, лета 7125 Апреля в 1 день». – В обители память благодеяния Божия увековечена установлением крестнаго хода по стенам монастыря в тот день, когда Сапега бежал от монастыря. Другим памятником сего времени служит храм Воскресения Христова в слободе Кокуевой близ монастыря⁵⁰. На сей горе во время осады был еще лес; сюда-то выходили осажденные за дровами и здесь-то часто происходили кровопролитные бои за каждое бревно. Для поминовения убиенных здесь православных воинов, власти монастырския в 1653 году положили устроить церковь, тем более, что в посаде недостаточно было церквей для живущих здесь монастырских людей⁵¹. Другое место, наиболее упитанное кровию во время осады, на западной стороне монастыря, это Красная гора; – и поле, лежащее за посадом, доселе называется Стрелецким, только в недавнее время стали его распахивать под хлеб, доселе считали его безплодным, по причине пролития на нем множества крови человеческой.

Здесь не будет неприлично сказать о судьбе предводителей осады, Сапеги и Лисовскаго. Сапега был еще раз под стенами монастыря 6 июля 1611 г., проходя к Переяславлю для того, чтоб грабежем и разорением селений собрать сколько нибудь запасов для Поляков, оставшихся в Москве, но уже ничего не предпринимал против св. обители; а 4 сентября после кратковременной болезни умер в Москве⁵². Лисовский долго еще грабил города Русские с своим отрядом, но в 1616 г.⁵³ в день Преподобнаго Сергия внезапно поражен смертию, упав с лошади в волости Комарницкой, близ Стародуба. Признавая в сем произшествии явное действие суда Божия, Царь Михаил Федорович писал в обитель Сергиеву: «В нынешнем во 125 году октября в 5 день писал к нам из Стародуба стольник наш и воевода Александр Нагой да Иван Кологривов, что сентября в 20 день пришел под Стародуб Лисовский с Литовскими людьми и стояли под городом полтора дни. И отошли от Стародуба десять верст, и сентября ж день 26 приехали на наше Царское имя из Стародуба Литовских людей пять человек, а в распросе показали, что Лисовский с воинскими людьми пошел из Стародубскаго уезду в Комарницкую волость. И как будет от Стародуба двадцать восемь верст и Лисовскому учинилась смерть вскоре, спал с коня, и издох при них, сентября в 25 день, на Чудотворцеву Сергиеву память, да октября же в 14 день писали к нам изо Брянска Князь Иван Дашков да Василей Протопопов, что привели к ним в языцех Литвина Лисовскаго же полку, и тот Литвин в распросе сказал, что Лисовский умер скорою же смертию, поразила его невидимая сила Божия и богомерзскую свою душу зле изверг. И вы бы, слыша такое милосердие Божие, и Пречистыя Богородицы и великаго Чудотворца Сергия к нам и ко всему христианскому роду явное помогание, что пресветлою его памятью и невидимым предстательством таковаго злаго врага и губителя Бог сокрушил, воздали хвалу Всесильному в Троице славимому Богу нашему о Его премногих на нас щедротах, и Пречистой Его Богоматери Заступнице нашей, и их великим Угодником Чудотворцу Сергию и Никону, и учинили бы естя о том предивному нашему, и всему христианскому помогателю, великому Чудотворцу Сергию празднество нарочно полное со всем торжеством, и молили в Троице славимаго Бога, и Пречистую Его Богоматерь и великих Чудотворцев Сергия и Никона, чтоб милостивый, в Троице славимый Бог наш, подал нам победу и одоление на вся видимыя и невидимыя враги наша, и Царство б наше учинил тихо и мирно и безмятежно, и покорил бы Господь Бог под ноги наша вся языки, хотящим бранем, и братью бы есте велели накормити довольно. Писана на Москве лета 7125 октября в 16 день».

Отражая врагов, обитель Сергиева в то же время снабжала Москву своими запасами и деньгами. Когда скудость в ней хлеба подала повод корыстолюбцам до чрезмерности возвышать цены на оный, тогда, по воле Царя и по убеждению Патриарха, Келарь Аврамий приказал из Троицких в Москве запасов вывезти на торг до 200 четвертей ржи, объявил цену вместо семи, по 2 рубля; и тем заставил и прочих продавцев понизить цену. И таким образом волнующаяся столица была успокоена. Тоже сделал он и в другой раз, отпустив еще 200 мер по той же цене, и в награду подвига свыше, видел чудесное умножение хлеба в житницах Богоявленскаго подворья. Кроме того Царь Василий Иоаннович взял из обители еще до осады 18,355 руб.,⁵⁴ во время осады у Келаря Аврамия Палицына 1,900 р. и даже после осады, по совету думных дьяков своих Григорья Елизарова и Василия Янова, обрал у иноков и у мирян, бывших в осаде, последние остатки их достояния, а потом и из казны монастырской разныя драгоценныя вещи, из утвари церковной, золотыя и серебряныя, оставив только немногое и худшее⁵⁵. А когда судьбами Божиими сей Государь низведен был с престола, то сам в сей же обители желал найти себе убежище от молвы житейской, и только по настояниям Польских панов и Русских бояр, с ними единомышленных, послан в Иосифов Волоколамский монастырь, откуда отвезен в Польшу⁵⁶.

Оглавление